Катарина

Как обычно, в воскресение мы всей семьей отправились в церковь. Город был маленьким, поэтому все прихожане собирались в одной церкви и сегодня на воскресную службу пришел Клод с родителями и незнакомой мне девушкой. Он держал ее под руку, как свою невесту, но я тешила себя мыслью, что это, скорее всего кузина, или сестра.

Казалось, служба длилась вечно, и после ее окончания наши семьи встретились во дворе для дружеского приветствия. Клод все еще держал под руку незнакомку и делал вид, будто видит меня впервые. Но я выдавала нас обоих. Мои глаза покраснели от подступивших слез, я не сводила с Клода взгляд, а его мать с довольной улыбкой наблюдала эту отвратительную сцену. В коротком разговоре она вскользь упомянула, что Элеонора (так звали эту девушку) вот уже пять лет, как является невестой Клода, и теперь настало время им пожениться, и как можно скорее, пока не наступила дождливая осень.

В те минуты я возненавидела себя за свою глупость и непроницательность. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Элеонорой. С какой ненавистью и брезгливость взирала на меня эта юная девушка!

Заметив, что мы смотрим друг на друга, отец Клода торопливо представил меня ей. Она хищно улыбнулась мне и заявила, что будет чрезвычайно счастлива, если наша семья почтит своим присутствием их свадьбу. Я лишь поблагодарила ее за приглашение и теперь изо всех сил старалась не терять самообладания.

Тогда я и не подозревала, что тот день был не самым ужасным в моей жизни. В лице Элеоноры и матери Клода я видела лишь будущих сноху и свекровь. Но судьба всегда преподносит нам самые неожиданные сюрпризы.

С этого дня моя жизнь превратилась в кошмар. Мне не было спасения даже дома, где не смолкали разговоры о предстоящей свадьбе.

Я с ужасом ждала этого дня, мне становилось дурно, когда приходил портной и снимал с меня мерки, чтобы сшить платье, заказанного специально для этого случая. Великолепное, бледно-голубое платье, из китайского шелка, от которого я бы еще месяц назад пришла в неописуемый восторг, сейчас казалось мне погребальным саваном (ведь так оно и было). Настал день свадьбы. Горничная разбудила меня раньше обычного, помогла мне умыться и достала из шкафа готовое платье. Она разглядывала его с нескрываемым восхищением и явно посчитала меня сумасшедшей, когда я расплакалась, увидев себя в зеркале. Мать то и дело заглядывала в мою комнату и торопила меня. Даже она не понимала, что происходило со мной в те минуты.

Дальнейшие сборы, утомительная дорога в церковь и даже венчание казались мне мучительным бредом моего воспаленного воображения и лишь оказавшись в доме Клода я, наконец, очнулась от оцепенения. Все веселились, изредка кто-то произносил кроткие речи и тосты, играла музыка. Вдруг я услышала, как женский голос, перекрикивая царящий шум, просит сыграть вальс специально для жениха и невесты. Голос приближался. Он принадлежал матери Клода. Она подошла ко мне и приобняв за талию так же громко предложила гостям попросить меня спеть для Элеоноры и Клода. Мне было безразлично все, что происходило вокруг и я не заметила, как в моих руках оказался бокал с шампанским. Все внимание было обращено на прекрасно вальсирующих молодоженов, в то время как настойчивая рука подталкивала бокал к моим губам, заставляя делать глоток за глотком. Внезапная боль в горле заставила меня взглянуть на того, кто так заботливо угощал меня шампанским. Я не удивилась, когда увидела, что это все еще мать Клода придерживает меня за талию и со странной выжидающей улыбкой смотрит на меня. Очередной приступ боли вызвал неудержимый кашель, но его не было слышно за оглушительной музыкой и громким смехом собравшихся.

Я попыталась сказать, что мне не здоровиться, но как только я сделала вдох, рот наполнился хлынувшей из горла кровью. Внутри все горело, казалось, что я выпила раскаленного олова. Все те же сильные руки увлекали меня прочь из зала. В полузабытьи я слышала, как затихла музыка, как одновременно открыли дюжину бутылок шампанского, и еще торопливые шаги. Кто-то явно хотел нас догнать. Через мгновение передо мной стояла Элеонора, ее глаза лихорадочно блестели, она что-то сжимала в руках. Теперь уже вдвоем они тащили меня на безлюдную веранду. Ужасная боль в горле не давала мне спросить у них, куда мы идем и зачем… Но внезапно меня пронзила мысль, что шампанское, выпитое мной было отравлено, а эти две женщины просто сообщницы, решившие избавиться от меня. Я не могла даже позвать на помощь. Они сделали меня немой, но этого им было не достаточно. Теперь Элеонора не прятала то, что несла все это время в руке. То был небольшой, но острый, как бритва нож. Они усадили меня на скамейку и Элеонора не говоря ни слова взяла мою руку и со всей силы полоснула ножом по запястью. Мгновенно разошедшаяся кожа налилась кровью и уже через несколько секунд из раны, пульсируя небольшими фонтанами, полилась кровь. То же самое она сделала и со вторым моим запястьем.