Катарина

Мне было почти не больно. Меня мутило. Несмотря на шок, я осознавала, что делаю последние вздохи, что свои последние слова я уже произнесла, хотя и не помнила их. Когда меня найдут, все подумают, что я — самоубийца, и осудят меня и еще раз похвалят Клода за то, что он выбрал себе в жены такую порядочную девушку, как Элеонора.

Они уже собрались, было уходить, но мать Клода неожиданно развернулась и направилась ко мне. Во мне вспыхнула надежда на спасение, неужели она одумалась?! Элеонора тоже остановилась, но с ней стоял еще кто-то. Сквозь пелену, застилающую мне глаза, я с трудом разглядела Клода. Он стоял рядом со своей женой и спокойно смотрел на меня. Он видел, что они сделали со мной, но не помешал им! Тем временем его мать приблизилась ко мне и, склонившись над моим ухом, яростно прошипела, что коль уж ей не суждено было стать женой моего отца, то мне и подавно не стать женой ее сына, а своей смертью я обязана природе, которая наградила нас с матерью почти одинаковыми лицами.

Банальная женская месть стала причиной моей смерти. Мое тело нашли через несколько часов после того, как с моих губ сорвался последний вздох.

Никто не сомневался в том, что я покончила с собой, меня не стали хоронить на городском кладбище, а погребли за оградой, как остальных преступников и самоубийц. На похоронах отец не присутствовал, отрекшись от меня, а мать проводила мой гроб только до поворота, за которым начиналось кладбище.

Спустя сорок дней я открыла глаза и в удушливом мраке дотронулась рукой до крышки гроба. Я не могла выбраться из него около недели, не умирая от удушья, голода и холода. Когда же перед рассветом я, наконец, выбралась из своей могилы, то обнаружила, что процесс распада не тронул моего тела. Вокруг было тихо, только в миле отсюда, в лесу тоскливо выли волки.

В предрассветных сумерках я оглядела себя. На мне было платье, в котором я умерла, на руках засохли кровавые разводы. Перед похоронами меня даже не омыли. В моих спутанных волосах застряли сухие листья и комья земли. Видимо, своих похорон я дожидалась в каком-нибудь сарае., Оглядевшись вокруг, я увидела ограду, за которой начиналось кладбище, увидела свою могилу, сиротливо притулившуюся на обочине рядом с еще несколькими, нетронутую людскими ногами изморозь, и примятую землю на месте полагавшегося надгробия. Еще долгое время я боялась уходить с кладбища. Меня не мучил голод, я не мерзла на ледяном ветру, не испытывала страха сидя ночами в чьих-то родовых склепах. День сменяла ночь, недели растянулись на месяцы, но что-то удерживало меня на одном месте, будто не пришло еще время предстать перед своими убийцами.

Кончилась осень, наступила зима. Три самых холодных месяца я не выходила из склепа, потому что мое ступни примерзали к мощеным дорожкам, петлявшим между могилами. Весну я почти не заметила, а когда наступило лето, я почувствовала, что могу, наконец, покинуть свое убежище.

Дождавшись глубокой ночи, я вышла на дорогу, ведущую к городским воротам. Меня никто не остановил, когда я открыла их и вошла в город. На улицах не было ни души, весь город еще спал. Свет не горел и в доме Клода.

Первым желанием было поджечь их дом и покончить со всеми, но удовлетворение мне приносила мысль, что я собственноручно могу лишить жизни своих убийц, каждого по очереди. Спустя столько лет моя ненависть улеглась и теперь мне не доставит удовольствия заново пережить события той ночи, скажу только, что увидев меня в дверях своей спальни, Клод забился в приступе эпилепсии, а Элеонора молила пощадить ее не родившегося ребенка. Позже их обоих хоронили в закрытых гробах. Что касается матери Клода, то с ней я расправилась самым простым и быстрым способом — свернула ей шею.

Уже собираясь уходить, я услышала детский плачь. Он доносился из полуоткрытой двери, за которой была детская спальня. Войдя в нее, я увидела маленькую кроватку, в которой, надрываясь от плача, лежал младенец. Да, это был ребенок Клода и Элеоноры.

Их общий сын, то, что столько месяцев удерживало меня от преждевременной мести. Теперь этот ребенок, его дети и внуки, все его потомство будет расплачиваться за грехи своих родителей. Я это знала, ибо чувствовала безграничную ненависть к этому еще не разумному созданию.

Спустя столько лет, лишив жизни почти сотню ни в чем не повинных юношей я не могу заставить себя перестать ненавидеть. Я убивала, и буду убивать, всегда оставляя хотя бы одного новорожденного отпрыска для продолжения ненавистного мне рода.

Моя могила все еще за кладбищенской оградой, об этом знаю только я, и только я смогу теперь найти то место. Возможно, порочный круг не замкнется до тех пор, пока я не буду похоронена по всем правилам. Но сначала придется найти меня…