Я очнулся в комнате. Маленькой комнатке, скорее даже в рабочем кабинете. Оторвать голову от стола, на котором я лежал я сразу не смог, но отметил, что плащ, пиджак, рубашка на мне отсутвовали…
8 мин, 57 сек 4001
Куда они делись и почему понятно не было. В комнате застыл еще один человек. Не понятно, не очевидно, странно — и как только он помещался в эту маленькую, темную комнатку. Может я преувеличиваю, может это просто из-за моего состояния, но я четко видел как он, склонившись надо мной — плечами и головой врываясь в потолок. А с другой стороны, я отчетливо видел — он не хрупкого, даже скорее туберкулезного сложения и при росте в метр семьдесят два весит, быть может, килограмм пятьдесят (смело спорю, что так оно и есть, потому что у тебя очень большой резерв по массе).
Нет, так спорить не интересно. Все равно, что спорить о тонкостях устройства автомобиля, на котором за восемь лет исколесил полстраны с тем, кто всю жизнь ходил пешком или ездил только на общественном транспорте, никогда не сдавал на права, не имел собственной машины, не притрагивался к автожурналам и питал глубочайшее отвращение к запаху бензина. Нет, это даже менее интересно и абсолютно не азартно — там можешь ошибиться ты, а здесь нет.
Но он как-то умудрялся — значит умел и мог, заполнять собой всю комнату, насыщая все помещение чем-то сильным, резким и от этого совершенно не узнаваемым. Что это не знаю, может быть, особый аромат. И (если это был запах), то тогда он так силен, что только через секунды, за которые я пообвыкся, понял, что он (запах) не несет добра. Нельзя сказать, что это такое точно, но в нем было что-то очень похоже на страх, боль и рок, черный недобрый рок.
Я постарался встать, и мне даже удалось приподняться — я увидел длинный свежий и неряшливо зашитый шрам поперек груди.
Человек заметил, что я очнулся.
— Можешь звать меня Док, Игрок попросил меня об одолжении. Небольшом одолжении. Я вырвал у тебя сердце. Вот оно твое сердце. Держи. Ага! Купился. Купился. Ты подумал — я верну тебе сердце. Зачем я тогда достал его? Пусть полежит у меня, пока, — здесь оно будет в лучшей сохранности, или наоборот. Док помахал полеэтеленовым мешком с сердцем, что размеренно работало, сжимаясь и разжимаясь. Сердце, по идее, обязанное выпускать в мешок тонкие струйки крови продолжало биться, но крови не было.
— Смотри, куда я его положу, чтобы забрать его отсюда нужен медвежатник с автогеном. А зачем тебе жареное сердце? Док открыл сейф и положил сердце на верхнюю полку. На ней уже лежало три таких мешка. Смог увидеть и даже не удивиться, а только отметить про себя, что все они пока работают, даже и не находясь в физиологическом растворе.
— Игрок просил меня присмотреть за ним. Ты многим крупно проигрался, слишком многим — Игрок боится за свои деньги и за тебя — вдруг ты исчезнешь или внезапно умрешь. Док подбросил мешок на ладони — Куда ты теперь исчезнешь? Как умрешь? Так что, я рекомендую избавить совесть от бремени долгов.
Он стал перед столом и застыл — совсем ненадолго, секунды на полторы, взгляд его ушел далеко — на бесконечность. Он кивнул, не мне, себе. Наверное, задал вопрос, ответил и принял приличествующее случаю решение. Похоже вопросы обо мне и звучали они в расколотом на два непримиримых лагеря (адвокатов демона и адвокатов дока) мозгу так в просительно-вопящем ключе.
— Я сделал все? — Конечно! — А может что-нибудь еще нужно сделать? — Зачем? — Так… ну ладно… А в кабинете мне еще что-нибудь надо? — Нет. Уходи. — А может я тогда пойду? — Безусловно. — Ну. я … Ну, я тогда наверно пойду. — Иди уже,. ладно… — и далее в таком ключе пока хронометраж диалога не стал приближаться к полутора секундам. А там адвокат демона сказал — Ты идешь или мне еще найти тебе работу? И настало время принимать решения.
И тогда, тело его застывшее на время, стало сковано бездействием — но раньше это был транс ушедшего из этого мира в мир принятия ответов, то теперь транс принявшего решение, осознавшего последовательность действий и решившегося на все, но более того узнавшего время начала, что отстоит на семь ударов сердца и теперь аккуратно считающего в уме.
Только вот адвокат демона тоже принял решение — что раз уж охота сделать все так хорошо (в смысле качественно), то почему бы не сделать так? И тело, не совершившее еще ни одного движения, но начавшее готовиться к шагу в сторону двери кабинета было развернуто против часовой стрелки — восток, север, запад, юг, снова восток, но уже не стоя на ногах — падая на стол. Нет не на стол, а на меня лежащего на столе. И в течение этого разворота тщедушное, туберкулезное тело дока разорвало — выгнуло окрашенные в пастельные тона стены и проломило низкий потолок — оно заполнило собой весь изрядно разросшийся кабинет. И тут даже было интересно, что именно правда — напрягая волю можно было сменить картинку действительности с гиганта, что ломал стены и внутри которого бились неясные тени, на обыденную картину кабинета с доком, что зашелся в туберкулезном кашле и упал на мою грудь, но в этой обыденности не все было нормально, не все хорошо, точнее хорошо не было — сквозь стены и потолок мерещились новые масштабы кабинета и титанические бледно-зеленовато-желтые тени, что создавали вокруг дока еще одну его фигуру, но уже не страдающую от физической немощи и исполненную власти.
Нет, так спорить не интересно. Все равно, что спорить о тонкостях устройства автомобиля, на котором за восемь лет исколесил полстраны с тем, кто всю жизнь ходил пешком или ездил только на общественном транспорте, никогда не сдавал на права, не имел собственной машины, не притрагивался к автожурналам и питал глубочайшее отвращение к запаху бензина. Нет, это даже менее интересно и абсолютно не азартно — там можешь ошибиться ты, а здесь нет.
Но он как-то умудрялся — значит умел и мог, заполнять собой всю комнату, насыщая все помещение чем-то сильным, резким и от этого совершенно не узнаваемым. Что это не знаю, может быть, особый аромат. И (если это был запах), то тогда он так силен, что только через секунды, за которые я пообвыкся, понял, что он (запах) не несет добра. Нельзя сказать, что это такое точно, но в нем было что-то очень похоже на страх, боль и рок, черный недобрый рок.
Я постарался встать, и мне даже удалось приподняться — я увидел длинный свежий и неряшливо зашитый шрам поперек груди.
Человек заметил, что я очнулся.
— Можешь звать меня Док, Игрок попросил меня об одолжении. Небольшом одолжении. Я вырвал у тебя сердце. Вот оно твое сердце. Держи. Ага! Купился. Купился. Ты подумал — я верну тебе сердце. Зачем я тогда достал его? Пусть полежит у меня, пока, — здесь оно будет в лучшей сохранности, или наоборот. Док помахал полеэтеленовым мешком с сердцем, что размеренно работало, сжимаясь и разжимаясь. Сердце, по идее, обязанное выпускать в мешок тонкие струйки крови продолжало биться, но крови не было.
— Смотри, куда я его положу, чтобы забрать его отсюда нужен медвежатник с автогеном. А зачем тебе жареное сердце? Док открыл сейф и положил сердце на верхнюю полку. На ней уже лежало три таких мешка. Смог увидеть и даже не удивиться, а только отметить про себя, что все они пока работают, даже и не находясь в физиологическом растворе.
— Игрок просил меня присмотреть за ним. Ты многим крупно проигрался, слишком многим — Игрок боится за свои деньги и за тебя — вдруг ты исчезнешь или внезапно умрешь. Док подбросил мешок на ладони — Куда ты теперь исчезнешь? Как умрешь? Так что, я рекомендую избавить совесть от бремени долгов.
Он стал перед столом и застыл — совсем ненадолго, секунды на полторы, взгляд его ушел далеко — на бесконечность. Он кивнул, не мне, себе. Наверное, задал вопрос, ответил и принял приличествующее случаю решение. Похоже вопросы обо мне и звучали они в расколотом на два непримиримых лагеря (адвокатов демона и адвокатов дока) мозгу так в просительно-вопящем ключе.
— Я сделал все? — Конечно! — А может что-нибудь еще нужно сделать? — Зачем? — Так… ну ладно… А в кабинете мне еще что-нибудь надо? — Нет. Уходи. — А может я тогда пойду? — Безусловно. — Ну. я … Ну, я тогда наверно пойду. — Иди уже,. ладно… — и далее в таком ключе пока хронометраж диалога не стал приближаться к полутора секундам. А там адвокат демона сказал — Ты идешь или мне еще найти тебе работу? И настало время принимать решения.
И тогда, тело его застывшее на время, стало сковано бездействием — но раньше это был транс ушедшего из этого мира в мир принятия ответов, то теперь транс принявшего решение, осознавшего последовательность действий и решившегося на все, но более того узнавшего время начала, что отстоит на семь ударов сердца и теперь аккуратно считающего в уме.
Только вот адвокат демона тоже принял решение — что раз уж охота сделать все так хорошо (в смысле качественно), то почему бы не сделать так? И тело, не совершившее еще ни одного движения, но начавшее готовиться к шагу в сторону двери кабинета было развернуто против часовой стрелки — восток, север, запад, юг, снова восток, но уже не стоя на ногах — падая на стол. Нет не на стол, а на меня лежащего на столе. И в течение этого разворота тщедушное, туберкулезное тело дока разорвало — выгнуло окрашенные в пастельные тона стены и проломило низкий потолок — оно заполнило собой весь изрядно разросшийся кабинет. И тут даже было интересно, что именно правда — напрягая волю можно было сменить картинку действительности с гиганта, что ломал стены и внутри которого бились неясные тени, на обыденную картину кабинета с доком, что зашелся в туберкулезном кашле и упал на мою грудь, но в этой обыденности не все было нормально, не все хорошо, точнее хорошо не было — сквозь стены и потолок мерещились новые масштабы кабинета и титанические бледно-зеленовато-желтые тени, что создавали вокруг дока еще одну его фигуру, но уже не страдающую от физической немощи и исполненную власти.
Страница
1 из 3
1 из 3