8 мин, 28 сек 8747
Из дверей магазинчика высунулась лысая голова.
— Клара, топай к кассе, очередь забурлила, — возвестила голова. — Чего с тобой? Язык что ли прикусила?
Клара закатила глаза, кивнула и, погрозив Ани на прощание кулаком, закрыла дверь.
Больше всего Ани боялась телеги. Она всегда появлялась из ниоткуда и забирала бродячих.
— Они их не возвращают, — говорили мальчишки, что прятались на деревьях. — Колют иголками и увозят на свалку. И тебя поймают, если будешь гулять сама по себе.
— Не поймают, — возникала Ани. — Господин не даст меня забрать.
— Ха-ха! Бродячие никому не нужны, дура, — и мальчишки высовывали языки, свешиваясь с деревьев.
Однажды Ани чуть не попалась. Засмотрелась на витрину с платьями и не заметила, как повозчик подкрался со спины.
Он накинул ей на шею петлю и все орал: «Давай!», «Давай!», тянул до тех пор, пока та не повалилась на асфальт.
Ани помогли мальчишки. С деревьев они начали забрасывать повозчика камнями. Тот схватился за голову, и этого было достаточно, чтобы Ани рванула прямо с петлей на шее по улице. Через дыру в заборе вниз в подвалы, а оттуда по теплотрассе до убежища.
— Ну и где твой господин?! — звучали мальчишеские голоса в ее ушах.
Ани тогда больше суток не вылезала из своего укрытия — большой мягкой коробки в нише под зданием старой школы. С тех пор, как старуха умерла, Ани пришлось переехать. У старухиных детей были свои девочки. И Ани они красноречиво намекнули на дверь.
Набежали тучи, и начался дождь на два дня. Холод гонял людей от двери к двери. Они прятались под зонтами и достали свои теплые свитера.
Ани нарядилась в зеленый дождевик и резиновые галоши. В коробке было тепло, рядом проходили трубы. Но на улицу все равно приходилось высовывать нос. Ужин Ани забирала в маленьком кафе. Хозяин, неприметный мужчина, её уже знал. Знакомство они завели с метлы, которой тот гонял ее по всему двору, однако потом проникся и начал подкармливать.
Вот и в этот раз Ани, забрав свою трапезу, заспешила было обратно под крышу, как вдруг заметила знакомую синюю куртку. На остановке, свернувшись на лавочке и подложив руку под голову, лежал господин. Она чуть было не выронила ужин из рук.
— Господин, что с вами? — теребила она его руку.
Он буркнул что-то в ответ. Пахло от него ужасно. Какими-то лекарствами или чем-то еще. Ани посмотрела по сторонам.
— Тут холодно, идите к себе домой, — она почти начала плакать.
А потом села рядом, прилегла. Вытащила одной рукой из пакета вареную картошку. Засунула в рот и закрыла глаза. Откуда-то сверху легла мягкая рука. Обняла.
«Тяжелее, чем у старухи».
Когда Ани проснулась, господина уже не было. Он укрыл ее курткой и исчез с первыми автобусами. Это видели сонные первые пассажиры.
Ани снова не успела. Жесткая петля затянулась на шее.
Они всегда подкрадывались сзади. Заставали врасплох. Скручивали руки, никогда не смотрели в глаза. Пинали под дых, если жертва начинала сильно брыкаться. А потом все заканчивалось.
«Вот так. Хорошо», — приговаривал повозчик, укладывая Ани на холодное железо телеги.
«Не справедливо», — подумала она и, почувствовав тонкий укус в шею, повалилась в темное и вязкое варенье из снов.
Стол был накрыт на пятерых. Ани обернулась и заметила рядом старуху. Обомлела. Та улыбнулась и щелкнула языком. Звук получился металлическим и звонким, как будто друг о друга ударились стекляшки.
Остальные четверо громко дышали. Их лиц Ани не видела, только руки. Много рук, гуляющих по столу. Они тянулись к доверху наваленным тарелкам, вычерпывали из них какую-то кашу.
— Кожу кобры?— любезно спросил кто-то.
— Пожалуй, еще немного совиных бобов, — клацнула зубами старуха. — Ани, ты пробовала совиные бобы?
Ани замотала головой.
— Я хочу кобру, — произнесла она.
Раздались одобрительные вздохи.
— Когда ешь кобру, главное громко чавкай, чтобы она на прилипала к зубам, — посоветовал кто-то, и протянул девочке аппетитный кусок.
Ани подумала, что кобра похожа на резиновую трубу. Широко открыла рот и с силой сомкнула зубы.
— А-а-а!
Ани дернулась, приоткрыла глаза. Запахло чем-то едким, медицинским. Повернула голову. На столе напротив громоздились сверкающие железки. Какие-то трубки и ножики.
Человек в белоснежном халате суетился, склонившись над собственной рукой.
— Вот же мать её размать… — тянул он, затем выпрямился, выбросил в мусорное ведро ватку.
Обернулся, стащил с лица медицинскую белую маску. Улыбнулся.
— Опять ты?
Его глаза уже больше не напоминали Ани большие и добрые дыни.
— Можешь шевелиться на тебе нет ремней.
Ани подумала, что за все время это было самое длинное, что он при ней произнес.
— Клара, топай к кассе, очередь забурлила, — возвестила голова. — Чего с тобой? Язык что ли прикусила?
Клара закатила глаза, кивнула и, погрозив Ани на прощание кулаком, закрыла дверь.
Больше всего Ани боялась телеги. Она всегда появлялась из ниоткуда и забирала бродячих.
— Они их не возвращают, — говорили мальчишки, что прятались на деревьях. — Колют иголками и увозят на свалку. И тебя поймают, если будешь гулять сама по себе.
— Не поймают, — возникала Ани. — Господин не даст меня забрать.
— Ха-ха! Бродячие никому не нужны, дура, — и мальчишки высовывали языки, свешиваясь с деревьев.
Однажды Ани чуть не попалась. Засмотрелась на витрину с платьями и не заметила, как повозчик подкрался со спины.
Он накинул ей на шею петлю и все орал: «Давай!», «Давай!», тянул до тех пор, пока та не повалилась на асфальт.
Ани помогли мальчишки. С деревьев они начали забрасывать повозчика камнями. Тот схватился за голову, и этого было достаточно, чтобы Ани рванула прямо с петлей на шее по улице. Через дыру в заборе вниз в подвалы, а оттуда по теплотрассе до убежища.
— Ну и где твой господин?! — звучали мальчишеские голоса в ее ушах.
Ани тогда больше суток не вылезала из своего укрытия — большой мягкой коробки в нише под зданием старой школы. С тех пор, как старуха умерла, Ани пришлось переехать. У старухиных детей были свои девочки. И Ани они красноречиво намекнули на дверь.
Набежали тучи, и начался дождь на два дня. Холод гонял людей от двери к двери. Они прятались под зонтами и достали свои теплые свитера.
Ани нарядилась в зеленый дождевик и резиновые галоши. В коробке было тепло, рядом проходили трубы. Но на улицу все равно приходилось высовывать нос. Ужин Ани забирала в маленьком кафе. Хозяин, неприметный мужчина, её уже знал. Знакомство они завели с метлы, которой тот гонял ее по всему двору, однако потом проникся и начал подкармливать.
Вот и в этот раз Ани, забрав свою трапезу, заспешила было обратно под крышу, как вдруг заметила знакомую синюю куртку. На остановке, свернувшись на лавочке и подложив руку под голову, лежал господин. Она чуть было не выронила ужин из рук.
— Господин, что с вами? — теребила она его руку.
Он буркнул что-то в ответ. Пахло от него ужасно. Какими-то лекарствами или чем-то еще. Ани посмотрела по сторонам.
— Тут холодно, идите к себе домой, — она почти начала плакать.
А потом села рядом, прилегла. Вытащила одной рукой из пакета вареную картошку. Засунула в рот и закрыла глаза. Откуда-то сверху легла мягкая рука. Обняла.
«Тяжелее, чем у старухи».
Когда Ани проснулась, господина уже не было. Он укрыл ее курткой и исчез с первыми автобусами. Это видели сонные первые пассажиры.
Ани снова не успела. Жесткая петля затянулась на шее.
Они всегда подкрадывались сзади. Заставали врасплох. Скручивали руки, никогда не смотрели в глаза. Пинали под дых, если жертва начинала сильно брыкаться. А потом все заканчивалось.
«Вот так. Хорошо», — приговаривал повозчик, укладывая Ани на холодное железо телеги.
«Не справедливо», — подумала она и, почувствовав тонкий укус в шею, повалилась в темное и вязкое варенье из снов.
Стол был накрыт на пятерых. Ани обернулась и заметила рядом старуху. Обомлела. Та улыбнулась и щелкнула языком. Звук получился металлическим и звонким, как будто друг о друга ударились стекляшки.
Остальные четверо громко дышали. Их лиц Ани не видела, только руки. Много рук, гуляющих по столу. Они тянулись к доверху наваленным тарелкам, вычерпывали из них какую-то кашу.
— Кожу кобры?— любезно спросил кто-то.
— Пожалуй, еще немного совиных бобов, — клацнула зубами старуха. — Ани, ты пробовала совиные бобы?
Ани замотала головой.
— Я хочу кобру, — произнесла она.
Раздались одобрительные вздохи.
— Когда ешь кобру, главное громко чавкай, чтобы она на прилипала к зубам, — посоветовал кто-то, и протянул девочке аппетитный кусок.
Ани подумала, что кобра похожа на резиновую трубу. Широко открыла рот и с силой сомкнула зубы.
— А-а-а!
Ани дернулась, приоткрыла глаза. Запахло чем-то едким, медицинским. Повернула голову. На столе напротив громоздились сверкающие железки. Какие-то трубки и ножики.
Человек в белоснежном халате суетился, склонившись над собственной рукой.
— Вот же мать её размать… — тянул он, затем выпрямился, выбросил в мусорное ведро ватку.
Обернулся, стащил с лица медицинскую белую маску. Улыбнулся.
— Опять ты?
Его глаза уже больше не напоминали Ани большие и добрые дыни.
— Можешь шевелиться на тебе нет ремней.
Ани подумала, что за все время это было самое длинное, что он при ней произнес.
Страница
2 из 3
2 из 3