Здесь тоже водятся акулы

— Как это, просто так?! — запричитал Федя. — Вы же выбили у меня удочку!

— Чо?! Чо мы сделали? — опять забуровил тот же шкет. — Ты не базарь! Понял? Если не хочешь откупаться, то нюхай носки… Или, нет, лучше отожмись от земли пятьдесят раз! Спорим, не сделаешь?!

— Да пошли вы! — буркнул ему в ответ Федя (вернее, им всем) и, действительно, спрыгнул с пирса.

Пока Федя летел, то в голове у него, в виде скороговорки, пронеслась целая цепочка возмущенных мыслей: «Он сказал, что я боюсь искупаться? И поэтому должен нюхать его вонючие носки?! А с чего он взял, что я чего-то боюсь?! Да он сам меня боится! А иначе не привел бы за собой следом такую сумасшедшую толпу».

Когда Беляев с головой погрузился в мутную соленую воду, в это время в его голове что-то очень сильно щелкнуло, и Федя потерял сознание. Возможно, он погрузился в какой-то сон… По крайней мере, вчера ему снилось, что он Ихтиандр (романтический герой самого любимого Фединого фильма про человека-амфибию), плавает под водой и зовет на помощь знакомого дельфина.

Однако, если бы он находился в сознании, то несомненно обратил бы внимание на то, что происходит с его туловищем. Может быть, одежда так резко промокла, что вся, словно свинцом налилась и не давала Фединому туловищу возможности всплыть на поверхность. Так легко и просто всплыть, словно в воду свалилось бревно, а не десятилетний мальчик. Да, собственно, он, по большому счету, очень мало отличался от бревна.

На верху, на береге, все очень дико чему-то перепугались, начали выкрикивать что-то бессвязное. Что-то, вроде: «спасайте его, он же сейчас утонет», «эй, ты, говно, не вздумай тонуть», «помогайте ему — у него там нога зацепилась за какую-то проволоку». В общем, все суетились, бегали вокруг да около, но никто ничего не предпринимал. Например, не спешил прыгнуть следом, чтобы подавить панику своих дружков. Дружков, так сильно разволновавшихся, словно они «вытанцовывают» на палубе тонущего корабля, а не на каком-нибудь ржавом причале в порту.

— О, смотрите! Этот поц всплывает — он не утонул.

Пусть не сразу, но тело Феди поднялось на поверхность. Вернулся в сознание Беляев только тогда, когда голова его высвободилась из морской пучины.

— Руку давай! — орали ему пацаны. — Совсем что ли опупел?

Федя, тоже, как не на шутку, дико перепугался. Очевидно, ему передалась всеобщая паника. Хотя, пацаны, увидевшие, как он вынырнул на поверхность, уже совсем не паниковали. Скорее, наоборот, были чем-то раздражены. Но Федя же не такой, как все. Он медленный. Поэтому, в отличие от остальных, он все еще паниковал.

— Помогите мне! Это вы, что ли, меня столкнули?

— Да он над нами прикалывается, — вполголоса оценил Федино поведение кто-то из гопоты.

— Эй, пацан! Чо ты тупишь? Вылазь давай.

Наконец, с горем пополам, Феде удалось взгромоздиться на поверхность причала. Вот уж верно, нелегкая это работа — из болота тащить бегемота. — Это про тот случай, когда наполовину бездыханное Федино туловище не могло всплыть. Одежда, словно налилась бетоном.

— Ты чо, специально нырнул на дно, да? Чтобы нас всех приколоть?

— Да не, — мямлил опешивший Федя, — я сознание наверно потерял.

— Чо ты потерял? — не расслышали те. — Мелочь нашу, что ли?

Вскоре все пацаны присели на корточки вокруг Феди. Кто-то закурил…

— Не, пацаны, я наверно так высохну, — проговорил сидящий на корточках Беляев.

— Чо ты, мокрый пойдешь домой? — спросил его все тот же шкет. А про себя он подумал: «Хрен он домой пойдет — в ментовку зарулит. Жаловаться начнет, типа мы его столкнули в воду. Мент сюда приедет, добазарится с местными, чтобы нас не пропускали на территорию, или отлавливали на постой».

— Да не! Чо, мокрый? Я же говорю — здесь обсохну.

— Чо, на причале? — не понял шкет. — Дак ты же зря прыгал в воду — удочку-то свою ты так и надыбал.

— Да не, всё, — устал Федя от однообразных вопросов этой мелюзги (если они в школе не учатся, то улица не предостережет их от тупости и тугодумства), — идите домой, короче. Я сам. Я здесь посижу и обсохну.

— Пацаны, — спросил шкет, — отлить никто не хочет?

— Да ну, ты чо! — тут же встрепенулись все желающие. — Мы так сильно перетрухали! Конечно, все будем мочиться! Об чем базар!

— А чо, — неожиданно осенило шкета, — давайте все, дружненько, зафонтаним на этого чудика и пойдем, разойдемся? Он-то все равно, будет еще сидеть тут и сохнуть.

— А почему?! — тут же подскочил недовольный Федя.

— Ну, ты же сам нам сказал — «идите домой». А сам, чо, здесь сидеть будешь?

— Ну, да. Я же обсыхаю. Ну, типа.

— А с чего базар начался? Не помнишь? С того, что «плати пятихатку».

— Нет, ну давайте, тогда, по-хорошему с вами договоримся? Если вы базарите, что я и так мокрый, то я могу выкрутить всю свою одежду.