Сумрак

Он не сопротивлялся, а поэтому его быстро повязали и увезли прочь. На допросах преступник не проронил ни слова, лишь продолжил нервно посмеиваться. Психиатр после тщательного осмотра «пациента» пришёл к выводу, что тот полностью лишился рассудка. Одно оставалось непонятно: как один мужчина, не обладавший выдающейся физической силой, смог так филигранно и резво расправиться с остальными девятью собутыльниками? Полиция вновь рационалистически предполагала, что злоумышленник дождался, пока все придут в полностью неадекватное состояние, и также под влиянием алкоголя и скрытого до этого перманентного умопомешательства, вдруг яростно вспыхнувшего, уничтожил своих знакомых.

В начале октября на тринадцатый этаж в одном из грузовых лифтов приехало тело Александра Клюева, работавшего слесарем-наладчиком на металлургическом заводе. Как только за мужчиной закрылись створки на первом этаже, у него начался обширный инфаркт. По приезде на тринадцатый этаж Клюев был уже мёртв. Его жена осталась вдовой с двумя детьми. Прибывшие медики лишь разводили руками, будучи уверенными, что смерть Александра наступила от переутомления, стрессов на работе и нередкого употребления крепких спиртных напитков.

Кроме того, на тринадцатом этаже, через коридор параллельно моему жилищу, имелась пустующая комната Љ 1313. В неё давным-давно никто не заселялся. Нынешняя комендантша не говорила ничего конкретного по этому поводу. Она утверждала, что в 1313-ом произошёл целый ряд несчастных случаев ещё при её предшественнице. Помещение посчитали «нехорошим» и прекратили размещать в нём жильцов. Однако через некоторое время, когда на пост заступила уже новая управительница, череда трагических событий распространилась на весь тринадцатый этаж. После этого он стал известен с самой плохой стороны всему комплексу общежитий. Селились тут либо самые большие скептики, либо только что приехавшие в Ленинохолмск, либо те, у кого были проблемы с деньгами (тринадцатый этаж крупно продешевил в плане оплаты за жилую площадь).

Я не верил ни в паранормальные проклятия, ни в бездумный рок. Всё произошедшее я списывал на жестокие случайности, которые всегда происходили в нашей далеко не радужной жизни.

Створки лифта раскрылись, и взору моему предстал длинный полуосвещённый коридор, полный многочисленных дверей по обеим сторонам. Вдова Клюева, чья квартира располагалась ближе к лифтовой площадке, исступлённо посмотрела на меня покрасневшими глазами сквозь щёлочку между дверью и косяком, а затем отчаянно захлопнула дверь, будто желая поскорее спрятаться от постороннего. Неужели бедняга ждала, что сейчас на лифте поднимется и выйдет к ней резко оживший супруг?

По-мертвецки жужжали энергосберегающие люминесцентные лампы. Плинтуса гнили, на стене виднелась грязь, шаги глухо отдавались по старому полу. Вдали очередной пьянчужка пытался ломиться в свой номер, чуть ли не лбом долбясь о деревянную переднюю дверь. «Л-Лена, открой, и-икх! — бормотал он, едва находя в себе силы постукивать кулаком. — Л-Лена, открывай, ё-моё, и-иих… Чё ты, б-блин, как неродная?»

Покачав головой, я отпер свою переднюю дверь и оказался в тамбуре с общими ванной и гардеробом. Тамбур моя «однушка» делила ещё с одной «однушкой», которую на двоих снимали какие-то работяги. На работу вставали они в шесть утра, ложились также рано, не буянили, как некоторые персонажи, и даже вежливо здоровались при встрече, а на кухне желали приятного аппетита. Пару раз просили одолжить спички или рублей пятьдесят, но всегда одалживаемые вещи возвращали. Более я с ними не общался.

И чуть не запамятовал добавить о самом важном. Жил я, слава богу, не один. В Ленинохолмск я переехал вместе со своим любимым питомцем — котом Сумраком — которого воспитывал, когда тот являлся ещё малюсеньким котёнком. Сумрак, относящийся к породе бомбейской кошки, выделялся почти абсолютно чёрным окрасом, и в ночном мраке или тёмных участках помещения был практически незаметен. Четвероногий обладал спокойным, уравновешенным и, можно сказать, флегматичным характером, никогда не наглел, без ревности относился к моим гостям. Его янтарно-жёлтые глаза всегда выражали преданность и уверенность. В этом чужом для меня городе животное достойно скрашивало моё одиночество, помогая не заскучать по невесёлым тоскливым вечерам. Мурчание Сумрака, словно материнская колыбельная, успокаивало меня и помогало быстро уснуть. Часто кот ложился у меня в ногах, что гарантировало мне полное отсутствие плохого сна и ночных кошмаров.

А кошмары, никогда не беспокоившие меня, стали приходить ко мне после приезда в М-2, сразу же в первые дни. Я ничего не мог как следует запомнить, кроме непонятного размытого силуэта высокого и серого существа. Обычно после подобного я просыпался злой и разочарованный, работа весь день потом шла неохотно и тяжело. Засыпая вместе с Сумраком, я твёрдо знал, что утро следующего дня у меня пройдёт легко.