Логово страха

Скоро… Ma Barraio Ioel Kotha Athor-E-Bal-O Abraoth! Iao Sabao! О ты, воплощенный Angelikos Phosphoros древних Посвященных! Близится Lighsamadh! Я иду…

Ниже, видимо — уже спустя какое-то время было приписано, причем рука брата так дрожала, что буквы прыгали между строчками: «Они ответили! Ответили с холмов, из-под холмов, из логова страха! Я дурак, так мне и надо! Я же потомок тех, кто загнал их под холмы! Теперь они придут за мной сами! Я верно вычислил праздник — но я буду на нем жертвой! Жертвой Донну и Лу»… В этом месте ручка разорвала бумагу, как будто рука Антона резко дернулась. Записи оборвались, и тут догорела очередная спичка. Оставшись в полной темноте, я запоздало подумал, почему бумага не запачкана кровью из многочисленных ран, как будто кровь начала вытекать из тела брата только тогда, когда он упал на пол. О чем здесь идет речь? Холмы, праздник, жертва, смесь латыни с каким-то неведомым мне языком или даже языками…

Дальнейшее я вспоминаю, словно виденное в полусне. Очнувшись от раздумий над прочитанным, я обнаружил, что все вокруг заполнено каким-то холодным, липким, пахнущим сыростью и плесенью прозрачным туманом. В нем виднелись какие-то образы, тени теней, неясные и расплывчатые — с трудом я различал белые одеяния и бледные лица молодых девушек, чьи светлые волосы были заплетены в косы или распущены по плечам, а над головами возвышались золотые диадемы, выполненные в виде переплетения листьев. От них веяло успокаивающей прохладой, странно контрастировавшей с мерзкой дымкой вокруг. Я чувствовал нежные прикосновения их рук и слышал шепот нескольких женских голосов, хорошо врезавшийся в мою память:

Eko, eko, Cernunnos,

eko, eko, Donnaes,

eko, eko Essues,

eko, eko Morrighan,

eko, eko Sucelles…

Я словно окаменел, сидя на полу и вслушиваясь в волшебное пение. Неожиданно одна из призрачных девушек склонилась ко мне, положив руки мне на плечи. Ее лицо было прекрасно, словно у сказочной принцессы, а бездонные синие глаза горели таинственным огнем. Я ощутил, как ее холодные губы соприкасаются с моими, как ее язык касается моих губ и начинает медленно спускаться вниз… Неожиданно, когда он достиг моего горла, я ощутил болезненный укол в месте его прикосновения, но и боль была далекой, едва ощутимой. Я же тем временем, словно кролик на удава, смотрел на остальных приблизившихся ко мне девушек, таких же бледных и прекрасных. Они продолжали полушептать-полупеть, гипнотизируя меня своими взглядами. та девушка, которая целовала меня, наконец отступила к ним, но ее место заняла вторая, затем — третья… Вновь я чувствовал болезненные уколы, когда они целовали меня, но уже не предавал им значения. Однако — хвала всем Богам, хранившим меня! — я не до конца поддался их чарам. И потому, стоило мне увидеть, что достает одна из девушек из складок своего белого одеяния, как оцепенение тут же спало с меня, и я заорал во всю мочь своей глотки…

… потому что она достала золотой серп!

Я попытался вскочить, но тонкие девичьи руки с неожиданной силой удержали меня на месте. По счастью, это оказалось последней каплей, чтобы я утратил рассудок — лишь временное безумие спасло меня от гибели в объятиях вампиров, не собиравшихся отпускать так редко теперь попадавшуюся им жертву… Моя силы оказались надежнее моего рассудка, и потому я избег участи своего двоюродного брата, и мое сердце не было брошено на алтарь позабытых Богов исчезнувшего две тысячи лет назад народа! Присосавшаяся к моей шее покойница, которой давным-давно уже полагалось бы истлеть в земле, отпрянула, и я увидел на ее губах кровь, а в ее синих глазах дьявольские красные огни.

Сверхъестественным усилием попавшего в ловушку животного я вырвался из цепких объятий мертвых жриц и буквально выскочил из двери сторожки, распахнув ее своим плечом. Не помню, что было потом и каким образом, будучи безумным от ужаса, я избрал верный путь. Обрывки видений той ночи и сейчас не дают мне спать спокойно. Меня хватали какие-то руки, тянувшиеся из-под земли, я боролся с призраками, выраставшими на моем пути и отбивался от преследовавших меня девушек-вампиров, пытавшихся повалить ускользавшую добычу навзничь, впиться в ее горло и вырезать золотым серпом сердце. Я бежал через лес вокруг Чертовых Холмов так, как, должно быть, бежали от Великих Неизвестных, от дымящихся алтарей древней позабытой Лемурии мои первобытные предки-кроманьонцы… Когда же я окончательно выбился из сил и упал на землю, готовый задохнуться прежде, чем меня настигнут жрицы мертвого народа, моих ушей достиг близкий вой собак — это деревенские псы, почувствовав близость преследовавших меня вампиров, пытались предупредить хозяев об опасности. И тогда я, собрав все оставшиеся силы, пополз на этот вой, обрывая одежду о кусты и корни — а может быть, то были когти живых мертвецов, пытавшихся утащить меня в свои подземные обители, в логово страха, как назвал сообщающиеся гробницы под Чертовыми Холмами несчастный Антон…

Деревенские нашли меня только утром — я лежал у чьей-то калитки, грязный, окровавленный, в изорванной одежде.