Несуществующий вагон

С горем пополам все находившиеся на «Лесопарках-4» поместились в подоспевшей электричке. Обошлось без крупных конфликтов, правда, разумеется, чья-то нога оказалась отдавлена, другого легонько боднули, саквояж третьего нечаянно задели и испачкали ботинки четвёртого. Человеческий поток бессознательно толкал меня по проходу. В конце концов, чтоб прекратить это вечное движение, я тактично устроился на свободное место в центре, у мутного окна. Рядом плюхнулся тот самый мужик с вентилятором, предварительно закинув своё добро на верхнюю полку. Пришлось чуть-чуть вжаться, но было терпимо. Не первый раз же так, мол.

Машина тронулась. Перед глазами поплыл традиционный российский пейзаж, видимый из любого поезда. Непринуждённо грохотали колёса. Народ занимался своими делами. Многие читали, другие намертво застряли в гаджетах, некоторые перекусывали или просто разговаривали друг с другом. К сожалению, ехать мне предстояло долго, часа три — три с половиной. Несмотря на обыденность и спокойствие остальных, мне стало как-то не по себе. Что-то меня явно не устраивало, под ложечкой неприятно сосало. Чем больше проходило времени, тем шире обострялись неприятные чувства. Складывалось ощущение, что невидимый противник расчётливо готовит жестокие ловушки.

«Вроде бы не болен. — Я приложил ладонь ко лбу, однако не смог внятно определить не только его температуру, да и своё состояние в целом. — Ну что со мной такое?»

Часы тянулись очень медленно. Солнце собиралось уплывать за горизонт. Толпа в электричке стала потихоньку рассасываться, людей становилось всё меньше и меньше, целые лавки оказывались свободными. Зелёный короб теперь заполнялся наполовину. Наверное, снаружи было прохладнее, чем днём. В вагон ввалилась кучка молодых бродячих музыкантов. Юноши обладали вполне специфической, колоритной внешностью. Бодрые и весёлые, они решили исполнять песню одного знаменитейшего в России певца:

День как день,

Только ты почему-то грустишь.

И вокруг все поют,

Только ты один молчишь.

Потерял аппетит

И не хочешь сходить в кино.

Ты идешь в магазин,

Чтобы купить вино.

«Жизненно», — усмехнулся я.

Вот только мелодия как-то не пошла. Солист раскашлялся и всё никак не мог продолжить текст. Гитарист постоянно попадал пальцами не туда, нежданно у его инструмента лопнула струна. Парень, подпевавший первому другу и собиравший мелочь, громко расчихался, чуть не растеряв деньги по полу. Смутившись и расстроившись из-за такой неловкой ситуации, поклонники ныне не существующей группы быстро скрылись из виду. От этого осталось дурное настроение.

Мне показалась странной одна деталь. Несколько человек (их имелось около пятнадцати) неподвижно сидели на протяжении всей дороги. Я внезапно вспомнил, что во время посадки, когда новоприбывшие размещались по вагону, эти персонажи просидели без единого движения. Каждый из них уже находился здесь. Скорее всего, подумал я, все они сели до «Лесопарков-4». Прочие пассажиры будто желали поскорее сбежать из этого места. Как только пространство освобождалось, они либо пересаживались, либо вообще уходили из этой части поезда, хотя у многих имелась нелёгкая и громоздкая кладь. Я находился в оцепенении, словно парализованный голодным пауком. Пытаясь нагнать на себя мнимое спокойствие, я лишь вогнал в себя бурю отрицательных эмоций. Мой страх казался необъяснимым. Стало как-то слишком неприятно находиться среди этих восковых фигур. Быть может, они и не были живыми?

Я решился глянуть на женщину в шляпе, что сидела напротив меня. Когда мой взгляд пал на её лицо, я мигом вздрогнул, покрывшись мурашками. Её стеклянные, ненастоящие глаза точно уставились мне в переносицу. Кожа пожелтела, будто эта дама умерла несколько дней назад. Но больше всего меня поразила её жуткая улыбка. Дама улыбалась натянуто, во всю ширину рта, обнажая ненатурально белые зубы. У обычного человека давно бы заболели мышцы при подобном выражении положительной эмоции. Однако мимика женщины не менялась, вероятно, на протяжении семи минут. Она так и не шелохнулась, ни один волосок не упал с её головы. Признаюсь, я немного задрожал, хоть был и не из робкого десятка. Очень иррациональным являлось происходящее. Я попытался спросить, всё ли у неё в порядке, но слова застряли комом в горле, и мне не удалось произнести ни одного членораздельного звука. Хотелось бежать, куда глаза глядят.

Стараясь как-нибудь отвлечься, я посмотрел наружу. За окном проплывала полная чернильная мгла. Мне почудилось, что электричка и вовсе дрейфует среди абсолютной пустоты.

«Летом в девять часов такая темень?» — скептически задумался я.

В стекле отражались только моё измученное лицо и окружающая обстановка. Невозможно было разглядеть ни проводов, ни рельс со шпалами, ни полустанков, ни лесов с полями. Транспорт как будто окунулся в бесконечный вакуум.