После ночи всегда наступает рассвет — это непреложное правило мирозданья. Но для меня солнечный свет перестал существовать. Лишь тьма. Если ты читаешь сейчас эти строки, то, скорее всего, меня уже поглотила эта неприступная тьма. Я пишу это, забившись в полуразвалившуюся туалетную комнату дешёвого мотеля, чтобы предупредить тебя, помочь тебе выжить в этом безумном мире.
Добавить в моё избранное
19 мин, 31 сек 4662
Помни — бойся и люби темноту, ведь она может скрывать в себе опасность, но может стать последним лучиком надежды на спасенье. Вглядывайся в темноту, но не сходи с ума от её переливчатых бликов. Помни, что где-то всегда есть кто-то готовый уничтожить само твоё существование. Без жалости, сострадания или пренебрежения. Эти слова лишаются своей силы в непроглядной темени бесконечной Ночи. Каждый шорох, едва ощутимый запах или предчувствие, может стать последним, что тебе доведётся ощутить в мире живых. Верь в себя. Верь в Ночь. Почувствуй её. Прими её. И, быть может, ты сумеешь выжить.
Я поведаю тебе о себе. Возможно, тебя терзают тревога и отчаяние, но не стоит предаваться этим жалким эмоциям. Помни, что есть лишь страх. Но он не должен затуманивать твоё сознание. Пусть твой страх станет единственным смыслом жизни. Бойся Ночи.
Когда-то я — также как и ты — очнулся посреди абсолютной тьмы. Забыть это первое пробуждение невозможно, оно напрочь впечатывается в сознание и до сих пор вызывает у меня дрожь в коленях. Я лежал на покосившейся лавочке, давно забытого всеми старого парка. Трава и хрупкие деревья тонули в непроглядной тьме, напоминая застывшие гротескные изваяние, которые кто-то со своеобразным чувством юмора оставил в вязкой озерной жиже. Дорожки, по которым, я полагаю, некогда прогуливались люди, теперь представляли собой покрытые шрамами вены, по которым лениво гуляет пробирающий до костей ветер. Я не мог понять, как меня сюда занесло. По началу, всё было похоже на глупый кошмар, но пробуждение всё не приходило ко мне, лишь сердце с каждой секундой стучало всё быстрее, а кровь приливала к голове, заставляя пот заливать глаза. Я долго сидел на той ржавой лавке, вслушиваясь в звенящую ночную тишину. Это какая-то глупая шутка, — думал я, — меня просто накачали снотворным, а потом притащили в какой-нибудь музей фильмов ужасов. Эта мысль заставила меня нервно рассмеяться, а потом громко крикнуть в пустоту:
— Ну, всё, ребята, не смешно!
Мой голос, который оказался надрывным, наполненным почти животным страхом, — словно нож разрезал эту Ночь, потонув во тьме парка. Ответа не было. Сейчас они поймут, что я уже достаточно напуган, а потом рассмеются и вытащат меня отсюда, — эта мысль успокаивала меня. Сердце перестало отбивать дикий ритм и застыло, словно заяц завидевший волка. Мне уже чудились голоса друзей, которые пробивались сквозь звон тишины в ушах.
Но тут я услышал вой.
Он не был похож ни на что, что мне доводилось слышать до того момента. Это была не собака, не ночная птица, и даже не дикий зверь, вроде волка. Всё, что я смог разобрать в этом пробирающем до костей вое, который словно эхо моего собственного голоса прорезал тишину Ночи — это жажда. Это была жажда наживы, жажда убийства. Усталый вой голодного волка. Отчаянный крик насилуемой женщины. Протяжный вой пароходной сирены. Гневный вопль рассерженной птицы.
Я вздрогнул всем телом. Липкий холод растёкся по спине, начиная от макушки. Меня сковал страх. Я застыл, превратился в изваяние, вслушиваясь в тишину.
Ничего.
Лишь звон в ушах. В какой-то момент я даже решил, что мне всего лишь почудилось, столь внезапно появился и исчез этот страшный вой.
Но он раздался с другой стороны.
Я подскочил как ужаленный, вглядываясь в темноту, но не мог ничего разглядеть, пусть мои глаза уже успели пообвыкнуть к непривычному освещению. Лишь голые кусты, топорщащиеся подобно крючковатым длинным пальцам неведомого чудовища. Они лениво трепетали под вялыми порывами ветра. За ними виднелся кусок фонарного столба, половина которого отвалилась, и теперь место разлома было похоже на рваную рану, из которой тьма сочилась подобно крови.
Громкий треск. Оглушительный треск, что заставил меня вздрогнуть всем телом и броситься бежать, не разбирая дороги. Так ломается хрупкая, высохшая веточка под могучими лапами медведя, так хрустят старые кости, на которые случайно наступил неаккуратный разоритель гробниц. Я бежал вперёд, больше всего на свете боясь упасть. Под ноги то и дело попадались камни, ямы, бугры земли, но я так и не повалился на землю, чтобы встретить свою смерть.
От низкой ограды, обрамляющей маленький парк, остались лишь воспоминания, минув его, я выбежал на улицу. Каким-то шестым чувством, я знал, что сейчас мне на пятки наступают неведомые существа. Их глаза горят голодным огнём. Их тела уродливы, а пасти полны острейших зубов. Страх подгонял меня. Страх давал мне сил. Но ничто не вечно.
Ноги запутались в чём-то, и я грянул оземь, едва успев подставить руки, дабы смягчить падение. Я боялся повернуть голову, уже чувствуя на своей коже горячее дыхание. Попытался вырвать ногу, но она лишь сильнее запутывалась в чём-то, напоминающем змею, которая мёртвой хваткой вцепилась в добычу. Кажется, я начал плакать. От горечи, сожаления, а ещё от стыда, потому как по моим штанам растеклось тёплое пятно мочи.
Я поведаю тебе о себе. Возможно, тебя терзают тревога и отчаяние, но не стоит предаваться этим жалким эмоциям. Помни, что есть лишь страх. Но он не должен затуманивать твоё сознание. Пусть твой страх станет единственным смыслом жизни. Бойся Ночи.
Когда-то я — также как и ты — очнулся посреди абсолютной тьмы. Забыть это первое пробуждение невозможно, оно напрочь впечатывается в сознание и до сих пор вызывает у меня дрожь в коленях. Я лежал на покосившейся лавочке, давно забытого всеми старого парка. Трава и хрупкие деревья тонули в непроглядной тьме, напоминая застывшие гротескные изваяние, которые кто-то со своеобразным чувством юмора оставил в вязкой озерной жиже. Дорожки, по которым, я полагаю, некогда прогуливались люди, теперь представляли собой покрытые шрамами вены, по которым лениво гуляет пробирающий до костей ветер. Я не мог понять, как меня сюда занесло. По началу, всё было похоже на глупый кошмар, но пробуждение всё не приходило ко мне, лишь сердце с каждой секундой стучало всё быстрее, а кровь приливала к голове, заставляя пот заливать глаза. Я долго сидел на той ржавой лавке, вслушиваясь в звенящую ночную тишину. Это какая-то глупая шутка, — думал я, — меня просто накачали снотворным, а потом притащили в какой-нибудь музей фильмов ужасов. Эта мысль заставила меня нервно рассмеяться, а потом громко крикнуть в пустоту:
— Ну, всё, ребята, не смешно!
Мой голос, который оказался надрывным, наполненным почти животным страхом, — словно нож разрезал эту Ночь, потонув во тьме парка. Ответа не было. Сейчас они поймут, что я уже достаточно напуган, а потом рассмеются и вытащат меня отсюда, — эта мысль успокаивала меня. Сердце перестало отбивать дикий ритм и застыло, словно заяц завидевший волка. Мне уже чудились голоса друзей, которые пробивались сквозь звон тишины в ушах.
Но тут я услышал вой.
Он не был похож ни на что, что мне доводилось слышать до того момента. Это была не собака, не ночная птица, и даже не дикий зверь, вроде волка. Всё, что я смог разобрать в этом пробирающем до костей вое, который словно эхо моего собственного голоса прорезал тишину Ночи — это жажда. Это была жажда наживы, жажда убийства. Усталый вой голодного волка. Отчаянный крик насилуемой женщины. Протяжный вой пароходной сирены. Гневный вопль рассерженной птицы.
Я вздрогнул всем телом. Липкий холод растёкся по спине, начиная от макушки. Меня сковал страх. Я застыл, превратился в изваяние, вслушиваясь в тишину.
Ничего.
Лишь звон в ушах. В какой-то момент я даже решил, что мне всего лишь почудилось, столь внезапно появился и исчез этот страшный вой.
Но он раздался с другой стороны.
Я подскочил как ужаленный, вглядываясь в темноту, но не мог ничего разглядеть, пусть мои глаза уже успели пообвыкнуть к непривычному освещению. Лишь голые кусты, топорщащиеся подобно крючковатым длинным пальцам неведомого чудовища. Они лениво трепетали под вялыми порывами ветра. За ними виднелся кусок фонарного столба, половина которого отвалилась, и теперь место разлома было похоже на рваную рану, из которой тьма сочилась подобно крови.
Громкий треск. Оглушительный треск, что заставил меня вздрогнуть всем телом и броситься бежать, не разбирая дороги. Так ломается хрупкая, высохшая веточка под могучими лапами медведя, так хрустят старые кости, на которые случайно наступил неаккуратный разоритель гробниц. Я бежал вперёд, больше всего на свете боясь упасть. Под ноги то и дело попадались камни, ямы, бугры земли, но я так и не повалился на землю, чтобы встретить свою смерть.
От низкой ограды, обрамляющей маленький парк, остались лишь воспоминания, минув его, я выбежал на улицу. Каким-то шестым чувством, я знал, что сейчас мне на пятки наступают неведомые существа. Их глаза горят голодным огнём. Их тела уродливы, а пасти полны острейших зубов. Страх подгонял меня. Страх давал мне сил. Но ничто не вечно.
Ноги запутались в чём-то, и я грянул оземь, едва успев подставить руки, дабы смягчить падение. Я боялся повернуть голову, уже чувствуя на своей коже горячее дыхание. Попытался вырвать ногу, но она лишь сильнее запутывалась в чём-то, напоминающем змею, которая мёртвой хваткой вцепилась в добычу. Кажется, я начал плакать. От горечи, сожаления, а ещё от стыда, потому как по моим штанам растеклось тёплое пятно мочи.
