Добавить в моё избранное
9 мин, 13 сек 8928
Вот подрастешь, зубки вырастут — тогда и будешь кушать… в городе много чего отыскать можно — птички, собачки, кошечки. Детки мои тебе принесут, ты ж мой беленький, хорошенький. Сначала поиграть, потом скушать. А там и сам выучишься. Вырастешь большим да сильным, встанешь выше неба, рот разинешь, всех проглотишь. Богатырем будешь — не то что те, чьи косточки псы давным-давно растащили. Слабенькие нынче детки у людских дур, ох.
Ну вот, глазоньки слипаются, устало мое дитятко. Скажи, болтаешь тут под ухом, дура старая, спать не даешь. Баю-баюшки-бай-бай, ты, собаченька, не лай, мою детку не пугай, белолапа, не скули, мою детку не буди… Ишь и правда, разлаялись. Развели вас тут люди, у! Заснешь — пойду пугну. А то гляди какие, повадились сюда. Не хнычь, не хнычь, прогоню я их, чтоб не лаяли попусту, не пугали мою деточку. Баю-баю-бай…
Ох, заснул, неугомонный. Вот и славно, вот и хорошо.
Спи, высыпайся, сил набирайся…
Ох.
Шторы плотно задернуты, и в комнате темно, несмотря на солнечный день за окнами. Женщина сидит на краю дивана, раскачиваясь взад-вперед, и монотонно бормочет себе под нос:
— Опять ее видела, видела, видела. Не верят, а я видела. По улицам ходит, дрянь такая, найду ее, найду, найду. Кто б поверил, кто б помог? Одна не выйду. Смотрят. Дверь запирают. Ножи убрали. Боятся, убьюсь. Не убьюсь, пока ее не найду. Нееет. Матюшу она унесла, я видела, шмотки ее цыганские, башку седую, все, все. Не верят. Матюша, сыночек. Баю-баюшки-баю… Почему ее не найдут, почему не найдут?
Бормотание переходит в тихий тягучий вой.
Ее муж стоит у кухонного окна, курит и смотрит на улицу.
Он уже позвонил в скорую психиатрическую помощь, минут через двадцать они должны подъехать. Снова будет госпитализация, уколы, таблетки… Потом она вернется домой, тихая, спокойная, безразличная ко всему, и будет такой до тех пор, пока ей снова не попадется на глаза очередное объявление в красной рамке — «Пропал ребенок!»
Во дворе надсадно орут вороны, и старуха в ярком цветастом платье роется в мусорном баке.
Ну вот, глазоньки слипаются, устало мое дитятко. Скажи, болтаешь тут под ухом, дура старая, спать не даешь. Баю-баюшки-бай-бай, ты, собаченька, не лай, мою детку не пугай, белолапа, не скули, мою детку не буди… Ишь и правда, разлаялись. Развели вас тут люди, у! Заснешь — пойду пугну. А то гляди какие, повадились сюда. Не хнычь, не хнычь, прогоню я их, чтоб не лаяли попусту, не пугали мою деточку. Баю-баю-бай…
Ох, заснул, неугомонный. Вот и славно, вот и хорошо.
Спи, высыпайся, сил набирайся…
Ох.
Шторы плотно задернуты, и в комнате темно, несмотря на солнечный день за окнами. Женщина сидит на краю дивана, раскачиваясь взад-вперед, и монотонно бормочет себе под нос:
— Опять ее видела, видела, видела. Не верят, а я видела. По улицам ходит, дрянь такая, найду ее, найду, найду. Кто б поверил, кто б помог? Одна не выйду. Смотрят. Дверь запирают. Ножи убрали. Боятся, убьюсь. Не убьюсь, пока ее не найду. Нееет. Матюшу она унесла, я видела, шмотки ее цыганские, башку седую, все, все. Не верят. Матюша, сыночек. Баю-баюшки-баю… Почему ее не найдут, почему не найдут?
Бормотание переходит в тихий тягучий вой.
Ее муж стоит у кухонного окна, курит и смотрит на улицу.
Он уже позвонил в скорую психиатрическую помощь, минут через двадцать они должны подъехать. Снова будет госпитализация, уколы, таблетки… Потом она вернется домой, тихая, спокойная, безразличная ко всему, и будет такой до тех пор, пока ей снова не попадется на глаза очередное объявление в красной рамке — «Пропал ребенок!»
Во дворе надсадно орут вороны, и старуха в ярком цветастом платье роется в мусорном баке.
Страница
3 из 3
3 из 3
