Яма

— Я здесь, — отклик вышел едва слышным, почти невесомым. — Я здесь! — повторил он сильнее. — Здесь!

И тотчас на поляну выскочили друзья. Анька бежала впереди всех — с растрепанными волосами, в расстегнутой наполовину длинной джинсовой кофте. Позади нее — Колька, измазанный и совершенно затравленный, с всклокоченными волосами. С другой стороны показались Данила и Глеб — оба тоже не в себе, по уши грязные, с порванными штанами, в репьях.

— Где ты был? — Анька затрясла Серьгу за плечи. — Где? — Слезы полились из ясных голубых глаз, или не из очень ясных, но то не суть.

Серьга в ответ лишь часто заморгал и простонал:

— Пить!

Больше он на ногах не устоял, рухнул от бессилия. И только тут заметил, что сжимает в руке красный платок Аньки. Вновь захотел кричать, но лишь бессвязно забормотал что-то про зеленых чертей и говорящий лес. А еще про болотных чудищ.

Потрясало не то, что мальчишка находится в невеменяемом состоянии, а то, что он крайне истощен, почти высушен, словно лишенная воды ветвь. Испуг друзей взял тогда не шуточный — линять надо было из колдовского леса, подальше. в город. Что они и сделали.

С тех самых пор Серьга перестал заглядываться на Аньку и вообще избегал ее, а порой и вовсе переходил на другую сторону дороги, чтобы не общаться. Хотя никаких причин у него на то не было вовсе… Даже наоброт, благодарить должОн!

Ведь друзья утверждали, что после исчезновения Серьги, искали его всю ночь и весь день — до самого вечера. Облазили поллеса, несколько раз обшаривали поляну, на которой мальчишка так загадочно объявился лишь через сутки… Тащили его почти бездыханного до станции. Доставили домой… И Анька поила Серьгу в электричке из бутыли, как маленького, оглаживала и приговаривала нежно:

— Бедненький, несчастненький, скоро до дому доберемся… Скоро доберемся…