Валерий помянул про себя чёрта и своего непосредственного начальника, чьими совместными, вероятно, усилиями технико-экономическое обоснование проекта предстояло теперь выполнить именно ему — Валерию! — а не Чернову или Катьке Штековой (то есть — Екатерине Матвеевне, конечно: она нам не Катька, что вы, её ведь повысили, да…).
Добавить в моё избранное
8 мин, 25 сек 6658
Вот же Турунцев — безответственность экстра-класса, учитесь! — на даче в сарае сгорел вместе со всеми расчётами и чертежами! И теперь за него отдуваться извольте, Валерий Валерьевич, за двоих потрудитесь! А после работы — домой? Нет, не сегодня, сперва — на другой конец города! Домой — только после. А там вместо ужина — что? — а ничего: старый диван и немедленный сон. Скрипучий, неровный… Как тот же диван. Ладно — купим на премию новый. Скоро. Подчистим проект, причешем, до ума доведём — и подпишут его — а тогда уж…
О том, что нужную остановку он всё же проехал, Валерий понял, когда внезапно его перестало прижимать к оконному стеклу с такой силой, что всю дорогу было тревожно: вдруг выдавят?
Немая толпа разом отхлынула и с глухим топотом повалила наружу.
— Конечная! Просьба освободить вагон! Трамвай далее проследует в депо!
Громкоговоритель не работал (о! — оттого и проехал мимо… Вожатый кричал в дыру — иначе не назовёшь — для продажи билетов, неровно прорезанную в исцарапанном оргстекле.
Чертыхаясь, Валерий поспешил вслед за всеми.
(Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Значит — не выйдет на этом трамвае вернулся на пропущенную остановку!)
Он и так уж давно и безнадежно опаздывал, задержавшись на работе (снова искренняя благодарность начальнику… Ну а теперь дело становилось дрянью вконец.
Валерий вырвался из вагона, боком протиснувшись через начавшие уже закрываться двери (чортов вожатый, нарочно ведь, гад! надо пожаловаться будет… ). И сразу же чуть не упал (чо-о-орт! что за… ), поскользнувшись на целофановой обёртке от пышного, должно быть, букета, поджидавшей очередную жертву в бурой снежное жиже.
Ступив, наконец, на более крепкую поверхность, Валерий с надеждой посмотрел налево. Трамвая не было. Справа — тоже.
Валерию живо представилось, как он встретит — нет! — как его встретит в дверях детского сада Елена Алексеевна, безуспешно (едва не плача сама) успокаивающая Саньку, уже вовсю льющего слёзы и во весь голос орущего. Оба, конечно, одеты, готовы и — одиноки: все уж давно ушли. Да — всех забрали, за всеми пришли. Кроме Саньки. Он ждёт. Она ждёт. Санька хочет папу (да, как же… маму зовёт он!), Елена Алексеевна — домой. Воспитательница ничего, конечно, не скажет. Почти. Наверное. Но тем и хуже. Она посмотрит… так по-особому… это уж точно. Вот угораздило Светку сегодня, а? Не вчера, и не завтра хотя бы! Ведь был уговор же в конце концов! И это не в первый раз… Ну почему далеко так от дома? Что — ближе нигде в садах места нет? Что-то не верится… Ну и потом ведь…
Валерий сжал кулаки и зубы. Надо спешить. Спешить надо! Очень. Значит — бежать? А выбора нет. Не такси же ловить!
Конечная была не слишком далеко от детского сада. Это немного обнадёживало.
Валерий бросился бежать через дворы. Ему казалось (нет — он был уверен), что так — быстрее.
Оставив позади несколько пятиэтажных кирпичных домов, мусорку, 'Жигули' без колёс и капота, заброшенную голубятню и злобно гудевшую трансформаторную будку, Валерий остановился у трёхэтажного жёлтого дома, в торце которого над металлической чёрной дверью тускло светились буквы 'ПРО КТЫ'.
Часто и громко дыша, Валерий ненадолго задумался, чёртыхнулся, плюнул в темноту и направился к длинному девятиэтажному дому — напрямую через детскую площадку по тропинке, протоптанной в снегу.
Бежать стало труднее — мешала снежная каша приправленная песком щедро, но бестолково.
Тропинка, сделав пару необъяснимых поворотов, завела в кусты боярышника, росшие возле шеренги разноцветных гаражей (ну что за чорт… Там пахло бензином, тухлятиной и чем-то ещё.
Возвращаться не хотелось и Валерий, высоко подымая ноги, двинулся в сторону синих досок хоккейной коробки.
На катке вместо льда был всё тот же вездесущий снег. В покосившихся воротах, окружённых пятёркой снеговиков, лежал разбитый телевизор.
Вспомнив о чёрте ещё пару раз, Валерий с трудом перелез через борт и направился к выходу с катка.
Примёрзшая дверца поначалу не открывалась, но затем с неожиданно громким треском поддалась, выдрав с гвоздями верхнюю петлю и криво повиснув на нижней.
Валерий замер, осмотрелся, и, продолжая виновато озираться, поспешил дальше, отчаянно надеясь, что ни перед кем не придётся оправдываться в том, что дверцу он хотя и сломал, но — совсем не нарочно.
Добравшись, наконец, до узкого проезда под самыми окнами дома, Валерий побежал в сторону давно уже им замеченного чёрного квадрата подворотни.
По следу от гусениц недавно прошдшего здесь трактора бежать стало проще. Несмотря на усталость, а может — и благодаря ей, попутно Валерий с каким-то детским любопытством следил, как удлиняется, тает и совсем пропадает его тень по мере удаления от одного фонаря и приближения к другому, под которым она вдруг появляется вновь — короткая и страшно чёрная, и снова начинает расти, и всё опять повторяется — один в один, раз за разом…
Нечаянно испугав женщину с авоськой, выходившую из подворотни, Валерий бросился вглубь.
О том, что нужную остановку он всё же проехал, Валерий понял, когда внезапно его перестало прижимать к оконному стеклу с такой силой, что всю дорогу было тревожно: вдруг выдавят?
Немая толпа разом отхлынула и с глухим топотом повалила наружу.
— Конечная! Просьба освободить вагон! Трамвай далее проследует в депо!
Громкоговоритель не работал (о! — оттого и проехал мимо… Вожатый кричал в дыру — иначе не назовёшь — для продажи билетов, неровно прорезанную в исцарапанном оргстекле.
Чертыхаясь, Валерий поспешил вслед за всеми.
(Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Значит — не выйдет на этом трамвае вернулся на пропущенную остановку!)
Он и так уж давно и безнадежно опаздывал, задержавшись на работе (снова искренняя благодарность начальнику… Ну а теперь дело становилось дрянью вконец.
Валерий вырвался из вагона, боком протиснувшись через начавшие уже закрываться двери (чортов вожатый, нарочно ведь, гад! надо пожаловаться будет… ). И сразу же чуть не упал (чо-о-орт! что за… ), поскользнувшись на целофановой обёртке от пышного, должно быть, букета, поджидавшей очередную жертву в бурой снежное жиже.
Ступив, наконец, на более крепкую поверхность, Валерий с надеждой посмотрел налево. Трамвая не было. Справа — тоже.
Валерию живо представилось, как он встретит — нет! — как его встретит в дверях детского сада Елена Алексеевна, безуспешно (едва не плача сама) успокаивающая Саньку, уже вовсю льющего слёзы и во весь голос орущего. Оба, конечно, одеты, готовы и — одиноки: все уж давно ушли. Да — всех забрали, за всеми пришли. Кроме Саньки. Он ждёт. Она ждёт. Санька хочет папу (да, как же… маму зовёт он!), Елена Алексеевна — домой. Воспитательница ничего, конечно, не скажет. Почти. Наверное. Но тем и хуже. Она посмотрит… так по-особому… это уж точно. Вот угораздило Светку сегодня, а? Не вчера, и не завтра хотя бы! Ведь был уговор же в конце концов! И это не в первый раз… Ну почему далеко так от дома? Что — ближе нигде в садах места нет? Что-то не верится… Ну и потом ведь…
Валерий сжал кулаки и зубы. Надо спешить. Спешить надо! Очень. Значит — бежать? А выбора нет. Не такси же ловить!
Конечная была не слишком далеко от детского сада. Это немного обнадёживало.
Валерий бросился бежать через дворы. Ему казалось (нет — он был уверен), что так — быстрее.
Оставив позади несколько пятиэтажных кирпичных домов, мусорку, 'Жигули' без колёс и капота, заброшенную голубятню и злобно гудевшую трансформаторную будку, Валерий остановился у трёхэтажного жёлтого дома, в торце которого над металлической чёрной дверью тускло светились буквы 'ПРО КТЫ'.
Часто и громко дыша, Валерий ненадолго задумался, чёртыхнулся, плюнул в темноту и направился к длинному девятиэтажному дому — напрямую через детскую площадку по тропинке, протоптанной в снегу.
Бежать стало труднее — мешала снежная каша приправленная песком щедро, но бестолково.
Тропинка, сделав пару необъяснимых поворотов, завела в кусты боярышника, росшие возле шеренги разноцветных гаражей (ну что за чорт… Там пахло бензином, тухлятиной и чем-то ещё.
Возвращаться не хотелось и Валерий, высоко подымая ноги, двинулся в сторону синих досок хоккейной коробки.
На катке вместо льда был всё тот же вездесущий снег. В покосившихся воротах, окружённых пятёркой снеговиков, лежал разбитый телевизор.
Вспомнив о чёрте ещё пару раз, Валерий с трудом перелез через борт и направился к выходу с катка.
Примёрзшая дверца поначалу не открывалась, но затем с неожиданно громким треском поддалась, выдрав с гвоздями верхнюю петлю и криво повиснув на нижней.
Валерий замер, осмотрелся, и, продолжая виновато озираться, поспешил дальше, отчаянно надеясь, что ни перед кем не придётся оправдываться в том, что дверцу он хотя и сломал, но — совсем не нарочно.
Добравшись, наконец, до узкого проезда под самыми окнами дома, Валерий побежал в сторону давно уже им замеченного чёрного квадрата подворотни.
По следу от гусениц недавно прошдшего здесь трактора бежать стало проще. Несмотря на усталость, а может — и благодаря ей, попутно Валерий с каким-то детским любопытством следил, как удлиняется, тает и совсем пропадает его тень по мере удаления от одного фонаря и приближения к другому, под которым она вдруг появляется вновь — короткая и страшно чёрная, и снова начинает расти, и всё опять повторяется — один в один, раз за разом…
Нечаянно испугав женщину с авоськой, выходившую из подворотни, Валерий бросился вглубь.
Страница
1 из 3
1 из 3
