Случилось это давно. В то далекое лето я, еще будучи студентом, вместе с однокурсниками был отправлен на картошку в одну Богом забытую деревеньку. Мы тряслись в вонючем автобусе навстречу приключениям, распевая песни…
Добавить в моё избранное
8 мин, 56 сек 1286
Девочки-однокурсницы были ах как хороши, и никогда еще не казались более доступными. Шансов добавляли местные молодки. По рассказам бывалых картошечников, деревенские дамы готовы были отдать девичью честь любому, у кого в паспорте стояла волшебная метка — штамп с московской пропиской. Брезентовые рюкзаки наши дулись от бутылок с портвейном, на дне покоились бережно завернутые в тридцать три пакетика резиновые изделия под номером два, с большим трудом стыренные из родительской аптечки.
На месте нашу группу распределили по домам местных жителей, из расчета три человека на дом. Нас, четверых закадычных друзей, разделять не стали, и поселили к местному деду Митричу на самую окраину деревни. Митрич оказался мужиком мировым, он сразу приволок из закромов огромную, запотевшую бутыль местного самогона. Мы замечательно скоротали вечер, за беседой уговорив почти половину посудины, а потом гостеприимный хозяин затопил нам баньку. Все прошло великолепно, кроме одного неприятного происшествия — наш отряд, так сказать, потерял одного бойца. Из рядов выбило Санька. Наступив на скользкую мочалку, друг загремел в бане тазами. Смех смехом, а ногу Санек сломал, и был отправлен обратно в Москву на следующий же день. Больше самогона дед нам не предлагал, получив по шее от куратора группы.
Прошло несколько дней — мы пообжились, перезнакомились и подружились с местными аборигенами. Выбор девиц оказался невелик — всего-то три молодки, но зато какие! Ммм — Светланка, Танюшка, Людмилка. Все три барышни что надо — кровь с молоком. Большегрудые, румяные, крупнобедрые. Не чета нашим тщедушным однокурсницам, сидящим на вечных диетах, бледным от городской загазованности. Ах, Людмилка — глазищи в половину лица, коса на плече! Посмотрев в эти оленьи глаза, я влюбился с первого взгляда, но девушка не ответила взаимностью. И вообще местные красотки оказались девушками на редкость скромными и неприступными. Наши студенческие дискотеки игнорировали, да и на глаза нам попадались изредка. И каждый раз я млел, увидев Людмилу в огороде, или на реке, стирающей белье. За крепкие Людмилкины ноги, облепленные мокрой длинной простецкой юбкой, я готов был отдать оптом обнаженные ножки всех наших московских красоток. Никогда больше в своей жизни не испытывал я такой всепоглощающей нежности, такого счастья при виде объекта вожделения.
Поездка была омрачена вторым досадным происшествием. Потерей еще одного бойца, и опять в наших рядах, и снова в бане. Дед затопил нам ее с огромной неохотой, все бурчал себе под нос про какую-то Шишигу, которой, видимо, не понравились гости. Ну да деда мы уговорили, получив подробный инструктаж — в бане не безобразить, ни в коем случае не пить, не сквернословить, громко не кричать. Она этого не любит. Кто эта загадочная Шишига дед нам говорить категорически отказался, сославшись на ее нелюбовь к болтливости. — Вам, оболтусам, повеселиться, да уехать, а мне, между прочим, с ней еще жить — проворчал дед, добавляя в банную печку полешек. Мы торжественно поклялись вести себя примерно, и отправились париться. Достали припрятанный за печкой портвейн, употребили по стаканчику. Хорошо пошло! Хлопнули по второму — еще лучше. И пошло-поехало веселье. Баня находилась достаточно далеко от дома, поэтому дед нас не слышал. И, слава Богу, как мне кажется, потому как вели мы себя оооочень громко. И песни, кстати, тоже пели. Друг мой, Леха, попросил попарить его хорошенько. Схватил я одной рукой веник, другой ковш с горячей водой, да на спину Лехе из ковша и плесканул. Честное слово — я сам помнил, как воду в ковше разводил. Нормальной температуры была вода — горячая, как надо, но Леха почему-то взвыл, с полки соскочил, из бани бегом выскочил, да в реку рядом протекающую сиганул. Потом оказалось — в ковше неразбавленный кипяток был, я видно, по пьяни, развести все-таки забыл. Спина Лехина пошла волдырями. Ух, и нагоняй от Митрича мы получили, и полнейший запрет на баню. Поставил дед для нас во дворе корыто, воды из колодца натаскал. Мойтесь, гости дорогие. А Лешку утром домой в Москву отправили. И остались мы с Валеркой вдвоем.
Пролетела еще неделя. Неприступная Людмила даже в сторону мою не глядела — гордячка, а я готов был пойти на что угодно, даже жениться подумывал. Митрич подобрел. Воду в корыте он менял регулярно, заботился о гигиене молодого тела. В общем, жизнь наладилась. Неожиданно Митрича вызвали в соседнюю деревню — старик был ветеринаром на пенсии, причем лучшим на несколько деревень, поэтому его иногда дергали молодые, да неопытные. На этот раз, не могла растелиться какая-то бедолажница корова. Деревня находилась не близко, дед предупредил — заночует на месте. Мы, получив от хозяина ЦУ, оказались одни, сами себе предоставлены. — Жень, а давай затопим сегодня баню, да пригласим всех наших — предложил Валерка. Идея мне понравилась, и мы отправились собирать попойку…
Споро приготовив стол, все сразу ломанулись париться, так как подобной экзотикой баловались только мы.
На месте нашу группу распределили по домам местных жителей, из расчета три человека на дом. Нас, четверых закадычных друзей, разделять не стали, и поселили к местному деду Митричу на самую окраину деревни. Митрич оказался мужиком мировым, он сразу приволок из закромов огромную, запотевшую бутыль местного самогона. Мы замечательно скоротали вечер, за беседой уговорив почти половину посудины, а потом гостеприимный хозяин затопил нам баньку. Все прошло великолепно, кроме одного неприятного происшествия — наш отряд, так сказать, потерял одного бойца. Из рядов выбило Санька. Наступив на скользкую мочалку, друг загремел в бане тазами. Смех смехом, а ногу Санек сломал, и был отправлен обратно в Москву на следующий же день. Больше самогона дед нам не предлагал, получив по шее от куратора группы.
Прошло несколько дней — мы пообжились, перезнакомились и подружились с местными аборигенами. Выбор девиц оказался невелик — всего-то три молодки, но зато какие! Ммм — Светланка, Танюшка, Людмилка. Все три барышни что надо — кровь с молоком. Большегрудые, румяные, крупнобедрые. Не чета нашим тщедушным однокурсницам, сидящим на вечных диетах, бледным от городской загазованности. Ах, Людмилка — глазищи в половину лица, коса на плече! Посмотрев в эти оленьи глаза, я влюбился с первого взгляда, но девушка не ответила взаимностью. И вообще местные красотки оказались девушками на редкость скромными и неприступными. Наши студенческие дискотеки игнорировали, да и на глаза нам попадались изредка. И каждый раз я млел, увидев Людмилу в огороде, или на реке, стирающей белье. За крепкие Людмилкины ноги, облепленные мокрой длинной простецкой юбкой, я готов был отдать оптом обнаженные ножки всех наших московских красоток. Никогда больше в своей жизни не испытывал я такой всепоглощающей нежности, такого счастья при виде объекта вожделения.
Поездка была омрачена вторым досадным происшествием. Потерей еще одного бойца, и опять в наших рядах, и снова в бане. Дед затопил нам ее с огромной неохотой, все бурчал себе под нос про какую-то Шишигу, которой, видимо, не понравились гости. Ну да деда мы уговорили, получив подробный инструктаж — в бане не безобразить, ни в коем случае не пить, не сквернословить, громко не кричать. Она этого не любит. Кто эта загадочная Шишига дед нам говорить категорически отказался, сославшись на ее нелюбовь к болтливости. — Вам, оболтусам, повеселиться, да уехать, а мне, между прочим, с ней еще жить — проворчал дед, добавляя в банную печку полешек. Мы торжественно поклялись вести себя примерно, и отправились париться. Достали припрятанный за печкой портвейн, употребили по стаканчику. Хорошо пошло! Хлопнули по второму — еще лучше. И пошло-поехало веселье. Баня находилась достаточно далеко от дома, поэтому дед нас не слышал. И, слава Богу, как мне кажется, потому как вели мы себя оооочень громко. И песни, кстати, тоже пели. Друг мой, Леха, попросил попарить его хорошенько. Схватил я одной рукой веник, другой ковш с горячей водой, да на спину Лехе из ковша и плесканул. Честное слово — я сам помнил, как воду в ковше разводил. Нормальной температуры была вода — горячая, как надо, но Леха почему-то взвыл, с полки соскочил, из бани бегом выскочил, да в реку рядом протекающую сиганул. Потом оказалось — в ковше неразбавленный кипяток был, я видно, по пьяни, развести все-таки забыл. Спина Лехина пошла волдырями. Ух, и нагоняй от Митрича мы получили, и полнейший запрет на баню. Поставил дед для нас во дворе корыто, воды из колодца натаскал. Мойтесь, гости дорогие. А Лешку утром домой в Москву отправили. И остались мы с Валеркой вдвоем.
Пролетела еще неделя. Неприступная Людмила даже в сторону мою не глядела — гордячка, а я готов был пойти на что угодно, даже жениться подумывал. Митрич подобрел. Воду в корыте он менял регулярно, заботился о гигиене молодого тела. В общем, жизнь наладилась. Неожиданно Митрича вызвали в соседнюю деревню — старик был ветеринаром на пенсии, причем лучшим на несколько деревень, поэтому его иногда дергали молодые, да неопытные. На этот раз, не могла растелиться какая-то бедолажница корова. Деревня находилась не близко, дед предупредил — заночует на месте. Мы, получив от хозяина ЦУ, оказались одни, сами себе предоставлены. — Жень, а давай затопим сегодня баню, да пригласим всех наших — предложил Валерка. Идея мне понравилась, и мы отправились собирать попойку…
Споро приготовив стол, все сразу ломанулись париться, так как подобной экзотикой баловались только мы.
Страница
1 из 3
1 из 3
