Блюм негодующе потряс над столом пачкой листов.
Добавить в моё избранное
8 мин, 58 сек 13726
— Каждый день. Каждый гребаный божий день я получаю по пять рукописей с таким дерьмом. Молодые авторы больше не хотят работать мозгами, Дик. Я уже забыл, когда последний раз читал книгу не в сортире. А знаешь, почему? Новое поколение пишет книги для сортиров. Это я тебе заявляю как Саймон Блюм. Где новый Дэвид Моррелл? Где новый Стивен, мать его, Кинг? Их нет, Дик.
Блюм наклонился через стол и его толстый палец уперся в грудь Ричарда.
— Ты неплохо начал, Ричард. Черт меня побери, ты начал просто отлично.
Они отмечали продажу сценария в дорогом японском ресторане. Молодой литератор Ричард Гудвин и его агент Саймон Блюм.
— Но если ты считаешь, что ухватил бога за яйца, то тебе конец. Книга, вот что тебе сейчас нужно. Крепко сколоченная история для парней, которые знают толк в биржевых операциях, имеют золотую карточку Американ Экспресс, но не могут понять, почему у их жен постоянно ближе к ночи болит голова. И никакого искусства, Ричард. Искусством ты займешься потом, когда любой твой пердеж будет расходиться тремя тиражами по двадцать долларов за экземпляр. Просто история. Крепко сколоченная история о гребаной одноэтажной Америке. — Саймон Блюм разбирался в литературе. А главное, он разбирался в литераторах. — Ты ведь не из Нью-Йорка, Ричард?
— Из Сандсити.
— Где это? Мэн?
— Нью-Хэмпшир.
— Какая разница. Просто поезжай туда и сделай это, Ричард.
Конечно, для Саймона не было никакой разницы. Все эти жопасити и говнотауны были для него просто гребаной одноэтажной Америкой, где трудолюбивые отцы семейств тихонько заходят вечером в спальни к своим четырнадцатилетним дочерям, а их жены предпочитают глотать пачками Валиум или Прозак, смотреть «Колесо фортуны» и делать вид, что ничего не происходит.
— … то место, откуда все эти ребята приехали в большой Нью-Йорк. — Саймон продолжал ему что-то втолковывать. — Но эти городишки сидят у них в голове, как мистер Бука в шкафу детской комнаты. Они все до усрачки боятся этих своих маленьких городков. Потому что там остались ребята с задней парты, которые поджидают их после уроков, там остались их строгие мамаши, и там остался овраг на окраине города, где три поколения назад нашли труп городского неудачника джона смита. Напугай их, Ричард. Пусть мистер Бука вылезет из своего шкафчика. Пусть мамочка застанет их за мастурбацией в туалете. Пускай долбаный джон смит выберется из оврага и сожрет половину города. Ты это умеешь, Ричард. Пойду погажу.
— Что? — Ричард очнулся от своих мыслей, но Саймон Блюм был уже на полпути к уборной. Вернулся он бледный. Судя по мокрым волосам, в туалете он умывался.
— Чертовы япошки. Никогда не знаешь, что они кладут в эти свои рулетики. Ты никогда не задумывался, Ричард, куда уходит все это дерьмо?
— Прости, Саймон?
— Этот город, — Саймон сделал неопределенный жест рукой. — Все эти ребята приезжают сюда, и будь я проклят, если они не высирают каждый день огромную кучу дерьма. Куда это все растекается?
— Саймон, я не думаю что…
Блюм наклонился к нему и накрыл его руку своей влажной и холодной как рыба ладонью:
— Просто поезжай туда и сделай это, — сказал он заговорщически…
Посреди ночи Ричард Гудвин проснулся, прошел в уборную, опустился на колени перед фаянсовым идолом и хладнокровно, словно совершая некий ритуал, принес ему в жертву съеденный накануне ужин.
Саймон Блюм знал о литераторах все. Не знал он только одного: Ричард Гудвин тоже боится своего родного города.
31 октября 2005 года в Сандсити было солнечно. Алан Фог расписался в накладной и получил из коричнево-желтого фургончика UPS заказанную два дня назад посылку (в закрытой непрозрачной упаковке, как и было указано в виртуальном магазине для взрослых), Майкл Спенсер подрался с толстым Бобом и был отстранен от уроков («Я хотел бы побеседовать с вашим отцом, мистер Спенсер, прежде, чем вы продолжите обучение в моем классе»), Дора Майлс наконец-то лишилась девственности, а Ричард Гудвин уверовал. Нет, Ричард Гудвин УВЕРОВАЛ.
В 16.41 жизнь Ричарда Гудвина разделилась на то, что было ДО, и то, что будет ПОСЛЕ. ДО был Калифорнийский университет, два года неудавшегося брака, развод, несколько рассказов в мужском журнале, один проданный сценарий для телевидения и много виски. ПОСЛЕ мир накрыла тьма. Из той жизни в настоящее перешел только старенький «Шевроле» Ричарда, початая бутылка «Джим Бин» в сером бумажном пакете на заднем сиденье и пара граммов кокаина в кармашке для визиток его темно-серого блейзера. В 16.41 его жизнь переломилась, как переламывается лист стекла в зеркальной мастерской старика Иеремии. Тот кладет полотно на деревянный стол, покрытый древним верблюжьим одеялом, проводит по нему искусственным алмазом, затем совмещает линию надреза с краем стола и — крлак! От этого звука сердце всегда будто прилипает к позвоночнику.
Блюм наклонился через стол и его толстый палец уперся в грудь Ричарда.
— Ты неплохо начал, Ричард. Черт меня побери, ты начал просто отлично.
Они отмечали продажу сценария в дорогом японском ресторане. Молодой литератор Ричард Гудвин и его агент Саймон Блюм.
— Но если ты считаешь, что ухватил бога за яйца, то тебе конец. Книга, вот что тебе сейчас нужно. Крепко сколоченная история для парней, которые знают толк в биржевых операциях, имеют золотую карточку Американ Экспресс, но не могут понять, почему у их жен постоянно ближе к ночи болит голова. И никакого искусства, Ричард. Искусством ты займешься потом, когда любой твой пердеж будет расходиться тремя тиражами по двадцать долларов за экземпляр. Просто история. Крепко сколоченная история о гребаной одноэтажной Америке. — Саймон Блюм разбирался в литературе. А главное, он разбирался в литераторах. — Ты ведь не из Нью-Йорка, Ричард?
— Из Сандсити.
— Где это? Мэн?
— Нью-Хэмпшир.
— Какая разница. Просто поезжай туда и сделай это, Ричард.
Конечно, для Саймона не было никакой разницы. Все эти жопасити и говнотауны были для него просто гребаной одноэтажной Америкой, где трудолюбивые отцы семейств тихонько заходят вечером в спальни к своим четырнадцатилетним дочерям, а их жены предпочитают глотать пачками Валиум или Прозак, смотреть «Колесо фортуны» и делать вид, что ничего не происходит.
— … то место, откуда все эти ребята приехали в большой Нью-Йорк. — Саймон продолжал ему что-то втолковывать. — Но эти городишки сидят у них в голове, как мистер Бука в шкафу детской комнаты. Они все до усрачки боятся этих своих маленьких городков. Потому что там остались ребята с задней парты, которые поджидают их после уроков, там остались их строгие мамаши, и там остался овраг на окраине города, где три поколения назад нашли труп городского неудачника джона смита. Напугай их, Ричард. Пусть мистер Бука вылезет из своего шкафчика. Пусть мамочка застанет их за мастурбацией в туалете. Пускай долбаный джон смит выберется из оврага и сожрет половину города. Ты это умеешь, Ричард. Пойду погажу.
— Что? — Ричард очнулся от своих мыслей, но Саймон Блюм был уже на полпути к уборной. Вернулся он бледный. Судя по мокрым волосам, в туалете он умывался.
— Чертовы япошки. Никогда не знаешь, что они кладут в эти свои рулетики. Ты никогда не задумывался, Ричард, куда уходит все это дерьмо?
— Прости, Саймон?
— Этот город, — Саймон сделал неопределенный жест рукой. — Все эти ребята приезжают сюда, и будь я проклят, если они не высирают каждый день огромную кучу дерьма. Куда это все растекается?
— Саймон, я не думаю что…
Блюм наклонился к нему и накрыл его руку своей влажной и холодной как рыба ладонью:
— Просто поезжай туда и сделай это, — сказал он заговорщически…
Посреди ночи Ричард Гудвин проснулся, прошел в уборную, опустился на колени перед фаянсовым идолом и хладнокровно, словно совершая некий ритуал, принес ему в жертву съеденный накануне ужин.
Саймон Блюм знал о литераторах все. Не знал он только одного: Ричард Гудвин тоже боится своего родного города.
31 октября 2005 года в Сандсити было солнечно. Алан Фог расписался в накладной и получил из коричнево-желтого фургончика UPS заказанную два дня назад посылку (в закрытой непрозрачной упаковке, как и было указано в виртуальном магазине для взрослых), Майкл Спенсер подрался с толстым Бобом и был отстранен от уроков («Я хотел бы побеседовать с вашим отцом, мистер Спенсер, прежде, чем вы продолжите обучение в моем классе»), Дора Майлс наконец-то лишилась девственности, а Ричард Гудвин уверовал. Нет, Ричард Гудвин УВЕРОВАЛ.
В 16.41 жизнь Ричарда Гудвина разделилась на то, что было ДО, и то, что будет ПОСЛЕ. ДО был Калифорнийский университет, два года неудавшегося брака, развод, несколько рассказов в мужском журнале, один проданный сценарий для телевидения и много виски. ПОСЛЕ мир накрыла тьма. Из той жизни в настоящее перешел только старенький «Шевроле» Ричарда, початая бутылка «Джим Бин» в сером бумажном пакете на заднем сиденье и пара граммов кокаина в кармашке для визиток его темно-серого блейзера. В 16.41 его жизнь переломилась, как переламывается лист стекла в зеркальной мастерской старика Иеремии. Тот кладет полотно на деревянный стол, покрытый древним верблюжьим одеялом, проводит по нему искусственным алмазом, затем совмещает линию надреза с краем стола и — крлак! От этого звука сердце всегда будто прилипает к позвоночнику.
Страница
1 из 3
1 из 3
