Январь. Пятничное утро. Солнце впервые за всю зиму расталкивало облака, заставляя их терять образ непроглядной пелены. Происходило это планомерно, будто молочную пенку небес медленно сдвинула огромная сверкающая ложка, стремящаяся к холодному донышку Земли.
Добавить в моё избранное
8 мин, 30 сек 16734
Снег укладывался в рыхлый настил, который покрывал путь Андрея Даниловича. Если бы ему остановиться и закрыть глаза, не обращая внимания на продирающийся за воротник холодный воздух, то он бы почувствовал атмосферу скорой весны и что природа вот-вот встрепенётся, опрокидывая морозное бремя уходящего сезона. Но мужчина пятидесяти двух лет и не думал останавливаться для наблюдений. Раздумья о природе уложены в одну старую копилку памяти с теми же сиюминутными радостями и соблазнами, что уже успели потерять первоначальное значение в течении накопленных лет. Отыскивать минуты внимания для природы мнилось нашему путнику расточением времени и лишённым практического смысла занятием. Казалось бы, Аношину Андрею Даниловичу с детских воспоминаний ещё понятны и знакомы все прикрасы и достоинства общения с природой, но…
Слышался мерный скрип сминаемого снега, пожалуй, для всех, но этот хруст снега был не слышен Аношину, как если бы он шёл по обыкновенной вате. Взгляд путника не поднимался дальше носков его ботинков, но это не мешало замечать контуры ног спешащих по своим делам граждан, чтобы обходить их. Да этого и не нужно было, так как все расходились при виде сутулого мужчины.
«Надеть шерстяной шарф было правильным решением», — так подумалось Андрею Даниловичу ещё по выходу из парадной. Но и эта мысль уже давно в череде отстающих, так как на смену им быстрой вереницей налетали закоснелые думы…
«Завершается ещё один суматошный день. Ах, как не хочется ничего делать. Все эти праздники: давно не радуют и не дают отвлечения. Только и думать об их приближении. Да ещё всех родственников не забыть: кому чего надо? Где найти эту нужную вещь? Сколько потратить на это время и деньги? А как отыскать силы не обращать внимания на очередное недовольство?»
Вот ещё один переход. Сквозь стёкла автомашин незаметны лица, но людей в них полно. Куда-то едут. Куда-то тоже торопятся.
«Как же расписать рабочий день? Пусть он и укорочен, а время для раздумий ещё меньше. Анатолич подкинет работы — не успеешь одуматься. Кажется, вся редакция на тебе. А кому она нужна, спрашивается? А-а, да ладно с ней, опять не успею ничего придумать… Невпроворот — куда уж тут изловчиться для свершения своих дел? Вот был бы отпуск, да до него ещё как до Тмутаракани. А как хочется с чистого, как этот снег, листа… начать жизнь».
Вдруг, сердце сдавило внезапной болью. Лёгкие то ли выдохнули, то ли вдохнули глоток воздуха в этот момент. Неясно. У мужчины стало туманно в голове, чтобы это понять. Лицо тотчас онемело.
«Проклятое сердце», — успел подумать Андрей Данилович.
Потерялся слух, глазам трудно что-то разобрать в мутной белизне перед собой… Появилась боль от попытки глубоко вдохнуть. Так страшно было запустить этому путнику холодный воздух внутрь, когда этого уже явно хотелось.
«Надо успокоиться, и сделать попытку, тогда я смогу»…
Тело мужчины легло у парапета дома во внутреннем дворе старого квартала. Его имя, обозначенное в имеющихся при нём документах, а также место и причины смерти были зарегистрированы работниками скорой помощи, возвращавшихся со службы в вечернюю смену. Этот случай, может быть, и сыграл бы свою судьбоносную роль, но на то, чтобы вернуть жизнь, существует ещё несколько факторов, поддерживающих вообще всякую надежду на возвращение…
Была ли это тишина? А может, это было безмолвие? Разве можно жить в абсолютном безмолвии? И есть ли умиротворение в абсолютном безмолвии? И кому принадлежит эта мысль?
«Это пробуждение? А отчего? Кстати, где я и что помню об этом месте? Придут ли ответы? Что за пустота в голове? Какое-то наваждение.
Странное пространство вокруг, как будто существующее уже долгую вечность. Ни стен, ни потолка — не наблюдаю. Что за туманная дымка внизу? Стелется по полу, а ступни делают ход медленнее, причём неслышно. Силы есть, но ничто не заставляет делать движения быстро.
Вспомнил! Не уж-то затылком ударился!? Вот тебе и ослеп посреди улицы. А, может, не совсем ещё ослеп? А почему ничего не слышно? Я сам встал или мне помогли? Кто поднял и отряхнул от снега? Хорошо, что мир не без добрых людей. Но почему не чувствую холода?»
— Где я, — первое, что сказано вслух.
Наверное, что-то всё же послышалось, и Андрей Данилович оттого совершил полный поворот. Испуганный взгляд наверх. Лист белоснежной бумаги опускался сначала сам, а потом как будто по желанию взгляда старика перестал зависать в воздухе и упал перед ногами. Получилось так, что едва уловимым шелестом фрагмент бумаги привлёк к себе внимание, затем сознательность приблизила листок ближе. На нём явно что-то написано золотистым курсивом, но сразу прочесть сложно. Рука дотянулась, чтобы поднять. Ну вот, знакомые буквы:
«Аношин Андрей Данилович, Вам отказано в возвращении в мир живых в связи с окончанием срока «кредита доверия», предоставленного Вам в порядке предрасположенности Высшей Силы от лица компании «Жизнь».
Мужчина пятидесяти двух лет совершал бесшумные шаги, пятясь в сторону, пока не пришло понимание…
«Для чего всё это?
Слышался мерный скрип сминаемого снега, пожалуй, для всех, но этот хруст снега был не слышен Аношину, как если бы он шёл по обыкновенной вате. Взгляд путника не поднимался дальше носков его ботинков, но это не мешало замечать контуры ног спешащих по своим делам граждан, чтобы обходить их. Да этого и не нужно было, так как все расходились при виде сутулого мужчины.
«Надеть шерстяной шарф было правильным решением», — так подумалось Андрею Даниловичу ещё по выходу из парадной. Но и эта мысль уже давно в череде отстающих, так как на смену им быстрой вереницей налетали закоснелые думы…
«Завершается ещё один суматошный день. Ах, как не хочется ничего делать. Все эти праздники: давно не радуют и не дают отвлечения. Только и думать об их приближении. Да ещё всех родственников не забыть: кому чего надо? Где найти эту нужную вещь? Сколько потратить на это время и деньги? А как отыскать силы не обращать внимания на очередное недовольство?»
Вот ещё один переход. Сквозь стёкла автомашин незаметны лица, но людей в них полно. Куда-то едут. Куда-то тоже торопятся.
«Как же расписать рабочий день? Пусть он и укорочен, а время для раздумий ещё меньше. Анатолич подкинет работы — не успеешь одуматься. Кажется, вся редакция на тебе. А кому она нужна, спрашивается? А-а, да ладно с ней, опять не успею ничего придумать… Невпроворот — куда уж тут изловчиться для свершения своих дел? Вот был бы отпуск, да до него ещё как до Тмутаракани. А как хочется с чистого, как этот снег, листа… начать жизнь».
Вдруг, сердце сдавило внезапной болью. Лёгкие то ли выдохнули, то ли вдохнули глоток воздуха в этот момент. Неясно. У мужчины стало туманно в голове, чтобы это понять. Лицо тотчас онемело.
«Проклятое сердце», — успел подумать Андрей Данилович.
Потерялся слух, глазам трудно что-то разобрать в мутной белизне перед собой… Появилась боль от попытки глубоко вдохнуть. Так страшно было запустить этому путнику холодный воздух внутрь, когда этого уже явно хотелось.
«Надо успокоиться, и сделать попытку, тогда я смогу»…
Тело мужчины легло у парапета дома во внутреннем дворе старого квартала. Его имя, обозначенное в имеющихся при нём документах, а также место и причины смерти были зарегистрированы работниками скорой помощи, возвращавшихся со службы в вечернюю смену. Этот случай, может быть, и сыграл бы свою судьбоносную роль, но на то, чтобы вернуть жизнь, существует ещё несколько факторов, поддерживающих вообще всякую надежду на возвращение…
Была ли это тишина? А может, это было безмолвие? Разве можно жить в абсолютном безмолвии? И есть ли умиротворение в абсолютном безмолвии? И кому принадлежит эта мысль?
«Это пробуждение? А отчего? Кстати, где я и что помню об этом месте? Придут ли ответы? Что за пустота в голове? Какое-то наваждение.
Странное пространство вокруг, как будто существующее уже долгую вечность. Ни стен, ни потолка — не наблюдаю. Что за туманная дымка внизу? Стелется по полу, а ступни делают ход медленнее, причём неслышно. Силы есть, но ничто не заставляет делать движения быстро.
Вспомнил! Не уж-то затылком ударился!? Вот тебе и ослеп посреди улицы. А, может, не совсем ещё ослеп? А почему ничего не слышно? Я сам встал или мне помогли? Кто поднял и отряхнул от снега? Хорошо, что мир не без добрых людей. Но почему не чувствую холода?»
— Где я, — первое, что сказано вслух.
Наверное, что-то всё же послышалось, и Андрей Данилович оттого совершил полный поворот. Испуганный взгляд наверх. Лист белоснежной бумаги опускался сначала сам, а потом как будто по желанию взгляда старика перестал зависать в воздухе и упал перед ногами. Получилось так, что едва уловимым шелестом фрагмент бумаги привлёк к себе внимание, затем сознательность приблизила листок ближе. На нём явно что-то написано золотистым курсивом, но сразу прочесть сложно. Рука дотянулась, чтобы поднять. Ну вот, знакомые буквы:
«Аношин Андрей Данилович, Вам отказано в возвращении в мир живых в связи с окончанием срока «кредита доверия», предоставленного Вам в порядке предрасположенности Высшей Силы от лица компании «Жизнь».
Мужчина пятидесяти двух лет совершал бесшумные шаги, пятясь в сторону, пока не пришло понимание…
«Для чего всё это?
Страница
1 из 3
1 из 3
