Добавить в моё избранное
9 мин, 41 сек 12246
— я посмотрел на него. — Почему? Как?
Он не отвечал.
Ночью, последней ночью в нашей с мамой квартире я лежал и сотрясался под одеялом, укутавшись в него с головой. Теперь некому прогонять темноту. Мама. Ее больше нет, и никто не спасет меня от одеяльной твари. Я понимал, четко понимал, что без моей матери меня утащат в Темные Углы. Помню, страх был настолько сильным, что я начал задыхаться. Я уже слышал хриплое чавканье под своей кроватью. В глубине души я, наверное, надеялся, чтобы тварь выхватила меня и утащила. Куда-нибудь, куда угодно, но подальше отсюда, где все еще стоит запах ее духов, где все еще висит на спинке стула ее розовая кофта. Где на зеркале висят ее бусы.
Я услышал голос мистера Харта. Он стоял в дверях. Он сказал, что Темные Углы были и всегда будут. И теперь я с ними один на один. И мне самому пора быть сильным. Без намеков и подсказок. Да. Так и сказал.
И теперь он приперся. Спустя столько лет.
Мы стояли на окраине города, дома тут почти не уцелели — артиллерия сравняла этот район с землей.
— Зачем мы тут? — спросил я мистера Харта.
Он ответил, что Темные Углы есть и всегда будут. Но мы должны с ними бороться. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.
А потом появилась она. Девочка лет восьми с запачканным лицом и в грязной порванной одежде. Она перешагивала через груды битого кирпича и остановилась напротив меня.
Я уставился на нее. Там, где война, там такие вот дети.
— Привет, — я огляделся. — Где твои родители?
Мистер Харт уходил.
Девочка смотрела на меня.
— Ты… — я не успел договорить. Она побежала и обняла меня. Она называла меня папой и спрашивала, где я так долго был. Спрашивала снова и снова. И я расплакался. Я блядь расплакался. Взрослый мужик, от которого люди шарахаются на улице.
Я поднял ее на руки и прижал к себе:
— Тихо, тихо… Я же вернулся.
Вечером я укладывал ее спать. Она спросила:
— А где мама?
— Мамы… Мамы сейчас нет.
Девочка, которая даже не могла вспомнить свое имя.
— Я не помню ее. Почему, папа? — она непонимающе смотрела то на меня, то на свои ручки.
Я достал из шкафа фотоальбом и вынул фотографию своей матери.
— Вот она.
Он не отвечал.
Ночью, последней ночью в нашей с мамой квартире я лежал и сотрясался под одеялом, укутавшись в него с головой. Теперь некому прогонять темноту. Мама. Ее больше нет, и никто не спасет меня от одеяльной твари. Я понимал, четко понимал, что без моей матери меня утащат в Темные Углы. Помню, страх был настолько сильным, что я начал задыхаться. Я уже слышал хриплое чавканье под своей кроватью. В глубине души я, наверное, надеялся, чтобы тварь выхватила меня и утащила. Куда-нибудь, куда угодно, но подальше отсюда, где все еще стоит запах ее духов, где все еще висит на спинке стула ее розовая кофта. Где на зеркале висят ее бусы.
Я услышал голос мистера Харта. Он стоял в дверях. Он сказал, что Темные Углы были и всегда будут. И теперь я с ними один на один. И мне самому пора быть сильным. Без намеков и подсказок. Да. Так и сказал.
И теперь он приперся. Спустя столько лет.
Мы стояли на окраине города, дома тут почти не уцелели — артиллерия сравняла этот район с землей.
— Зачем мы тут? — спросил я мистера Харта.
Он ответил, что Темные Углы есть и всегда будут. Но мы должны с ними бороться. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту.
А потом появилась она. Девочка лет восьми с запачканным лицом и в грязной порванной одежде. Она перешагивала через груды битого кирпича и остановилась напротив меня.
Я уставился на нее. Там, где война, там такие вот дети.
— Привет, — я огляделся. — Где твои родители?
Мистер Харт уходил.
Девочка смотрела на меня.
— Ты… — я не успел договорить. Она побежала и обняла меня. Она называла меня папой и спрашивала, где я так долго был. Спрашивала снова и снова. И я расплакался. Я блядь расплакался. Взрослый мужик, от которого люди шарахаются на улице.
Я поднял ее на руки и прижал к себе:
— Тихо, тихо… Я же вернулся.
Вечером я укладывал ее спать. Она спросила:
— А где мама?
— Мамы… Мамы сейчас нет.
Девочка, которая даже не могла вспомнить свое имя.
— Я не помню ее. Почему, папа? — она непонимающе смотрела то на меня, то на свои ручки.
Я достал из шкафа фотоальбом и вынул фотографию своей матери.
— Вот она.
Страница
3 из 3
3 из 3
