Лихоманка

Который биток вам больше нравится, а? Вот тот — меченый, пойдёт?

— Какие же могут быть шары, когда там люди настоящие? Отсюда вижу — крестьяне.

— Люди, шары — нам без разницы. У меня пистолет, и у вас… — он уважительно поцокал языком, разглядывая надпись на затворе. — Mauser-7,65 вместо кия. Вот и стреляйте под ноги.

— В простых людей?

— А если б они побогаче были одеты, тогда стреляли бы?

Георгий выразительно кивнул.

— В таких, как вы, белоштанных, с удовольствием, — процедил он. — Человечество к прогрессу движется, а в пижонах какая может быть духовность? Грязь одна, мусор под колёсами истории.

— Прогресс, духовность? Надо же, про духовность вспомнил… — хозяин хрипловато рассмеялся. — Человечество ваше — игрушечные солдатики. Потешные войска. Мальчики рождаются, чтобы стать пушечным мясом, девочки — для восполнения численности этого продукта. Вся человеческая история — игра. А вы себе что вообразили?

Георгий молчал, недоуменно разглядывая далёкие заснеженные вершины.

— Ну, хорошо, — продолжил хозяин, — можете тогда назвать энное число отличий между вами, к примеру, и тем же паном Булак-Булаховским?

— Как же это ровнять можно? — опешил комиссар. — Мы боремся против рабства, хотим дать простому народу землю и хлеб. А Булаховский — враг, бандит.

— А вот я вам скажу, строго между нами, конечно, что Станислав Никодимович через двадцать два года погибнет в полном соответствии с вашими представлениями о добре и зле. В борьбе с оккупантами. Не то, что вы…

— Что же я?

— Будете казнены, как враг собственного народа. Но в том нет вашей вины, видите ли. Игроку в солдатики всё равно, какого цвета будут мундиры у победителей. Он ведь выигрывает сам у себя. Я же, наоборот, предлагаю вам сыграть по-честному, на равных, а не быть игрушкой.

— Ну, а где же всё-таки этот мальчик, хозяин солдатиков?

Георгий дурашливо оглянулся по сторонам, но никто не заметил его шутки, всё внимание сосредоточилось на поле. Хозяин целился в ноги парню в красной соломенной шляпе.

— Раскат, юноша, — напомнил хозяин. — Или мне записать вам проигрыш заочно?

Взвился столбик пыли, и «шар» побежал, петляя зайцем, припадая на оцарапанную ногу. Ещё несколько выстрелов, и всё было кончено. Один с пулей в плече бился, повиснув на изгороди. Остальные, перепрыгнув загородку, улепётывали без оглядки. За ними никто не гнался, охрана смеялась, тыча пальцами в убегающих.

— Нет, так не пойдет, — обернулся к Георгию хозяин. — Не стали, значит, стрелять по своим. А давайте мы изменим условия?

— Сами на поле выйдете? — усмехнулся тот.

— Зачем же? Новых крестьян приведут. И если возьмёте реванш в новой партии, любое ваше желание исполню. Загадывайте, не стесняйтесь. Но только об одном прошу — подумайте о себе, о самых близких, не пытайтесь осчастливить человечество. Не дон-кишотствуйте, будьте проще.

— Знакомые жесты. Узнаю буржуйскую тягу к абстрактному морализаторству.

Хозяин расхохотался так, что расплескал свой бокал. Каберне сочилось по крахмальной скатерти сбоку стола. И Георгий вдруг отчетливо представил такую же струйку, стекающую в вырез белой Лизиной блузки. Увидел узкую веранду дачного домика. Диван, обитый голубым, в розочку, кретоном. Себя — в чём-то совсем летнем и штатском…

— Играем? — всё ещё смеясь, переспросил хозяин.

— Гадина! — выдохнул Георгий. — Так вот как ты искушаешь… Смешно тебе, да?

Он потряс головой, отгоняя видения. Солнце по-прежнему неподвижно висело над горизонтом, и плавное кружение ястреба не добавляло динамики в окружающую безмятежность. Тогда, не целясь, навскидку, выстрелил сначала в ноги, потом в колышащийся смехом живот. Охранники тут же бросились к нему, повалили, скрутили руки за спиной.

Неуязвимый хозяин только плечами повёл, скользнув равнодушным взглядом по корчащемуся на земле человеку.

— Le comble, — бросил он охране. — Конченый тип. Уберите!

Георгия протащили за ноги к речному обрыву, столкнули вниз. Он кувыркнулся раз, другой, безуспешно пытаясь выпутать из верёвок руки. С хрустом и треском влетел в кудрявую зелень кустов над водой. Набрал сколько смог воздуха:

— А-аххх…

Голые, обглоданные сухим морозом ветки колотились в окно. Там наверху, где над фанерой сохранился небольшой квадратик стекла, их было хорошо видно. Мутный свет раннего предзимнего вечера освещал ряды коек.

— Смотрите, комиссар наш очнулся! — обрадовано крикнул человек без ноги, на костылях. — Эй, фельдшер!

— На поправку пошел, герой? — заботливо спросил, склоняясь над Георгием, круглолицый молодой санитар. — Кипяток с сахаром будешь?

— А что же Юденич, — прокашлявшись, захрипел больной. — Победили мы его?

— Ну так! Вторая стрелковая на «Остин-Кегрессах» как вдарила, до самой Эстонии гадов гнали!