Он ненавидел чай с лимоном, но все равно глотал обжигающую жидкость. Исполнял приказ? Скорее, не хотел расстраивать мать, которая подобно тюремному надзирателю, умудрялась следить за Юрой даже находясь в другой комнате. Любил ли маму? Наверное. А еще боялся. Ведь только она могла сломать его мальчишечье упрямство.
Добавить в моё избранное
8 мин, 17 сек 7878
— Иди спать, — прохрипел за спиной женский голос.
— Угу.
Юра резко поднялся и случайно зацепил рукой стоявший на плите чайник. Длинноносая посудина угрожающе загремела.
— Осторожнее, — бросила мать.
— Угу.
Юра за несколько шагов преодолел маленькую прихожую и, очутившись в своей комнате, плотно закрыл дверь. Он жалел мать, от всей души жалел. Одинокая, некрасивая, безумно уставшая женщина, на долю которой выпало столько несчастий. Папа ушел еще десять лет назад, оставив на память лишь короткую записку: «Я не могу больше так жить». Юра не винил отца, даже считал везунчиком, который смог перехитрить обстоятельства.
В комнате было душно. Окна в доме открывались редко: мама не любила сквозняков. Юра устало прижался лбом к прохладному стеклу, не смея нарушить запрет. Он был не таким как все. Отличался от серой массы горожан. Безразлично относился к людям. Мог часами бездумно бродить по узким улочкам. Единственным человеком, который вызывал в его душе хоть какие-то чувства, была мать. Мать, у которой завтра День рожденья… Юбилей! Да-да, нужно что-то делать. Нужно решиться. Он должен хотя бы немного облегчить ее страдания.
Руки легко открыли тугую защелку. С неприятным треском поддалась оконная рама и, наконец, Юра смог вдохнуть прохладный июньский воздух. Действовать. Взобраться на подоконник очень просто. Встать в полный рост, едва не ударившись головой о карниз. А потом развести руки, почувствовать солоноватый вкус свободы и прыгнуть, чтобы снова жить, снова надеяться. Всего лишь несколько секунд…
Юра плавно, словно кот, приземлился на мокрую траву. Чуть слышно хрустнул локоть: во время полета он умудрился зацепиться за бельевую веревку. Закусить губу и молчать. Задвинуть боль на самый краешек сознания и идти. Вперед.
Асфальт неприятно покалывал босые ноги. Опять забыл про тапочки. Юра злился на собственную неуклюжесть и безответственность. Иногда ненавидел себя. Но шел. Ведь он был обязан поздравить маму с Днем рожденья.
— Эй, урод! — чей-то грубый голос попытался разрушить планы.
Юра вздрогнул. Обернуться? Покарать за оскорбление? Он мог, но не хотел. Не имел права забирать жизни у невинных людей. Хотя, так ли они невинны?
— Юрик, тебя здороваться не учили? — Тяжелая рука легка на плече задумавшегося парня. — А, я ж забыл, ты у нас немой!
Нужно было молчать. Стиснуть зубы и изо всех сил бороться с желаний отомстить. Молчать, молчать. Пора бы уже привыкнуть! Над Юрой ведь всегда издевались? Даже родственники, даже учителя, даже… Странная аномалия развития. Врачи только и делали, что записывали симптомы, но не ставили диагнозы. Всплески немотивированной агрессии. Лунатизм. Задержка в развитии. И атрофия речевого аппарата.
— Как там мамаша поживает? Еще не спилась? — процедил голос.
Юра крепче сжал кулаки, но уже не в силах был терпеть унижения. Чуть заметным движением плеча сбросил чужую руку. За доли секунды повернулся и одним ударом сбил обидчика с ног. И только потом решился заглянуть в черные, словно уголь, глаза. На губах врага замерла глупая ухмылка. Да он же пьян, даже не понимает что происходит! Юра не мог, не должен был, не имел права…
— Урод! — хрипел человек, пытаясь высвободиться из железной хватки.
Но Юра знал, что уже не сможет остановиться. В глубине зрачков разгорался огонь, который, подобно лазеру, тонкими пучками света прорезал ночь, проникая в самую душу противника. Да, все будет правильно. Голова закружилась, подступила тошнота. В ту самую секунду Юра увидел огромное поле ярко-красных тюльпанов, среди которых кружилась черноволосая девочка. Но видение быстро поблекло, и сознание захлестнул поток иных образов. Он едва мог что-либо разобрать среди мелькающих картинок. Только одна чужая мысль крутилась в голове: она увезла дочку в Канаду. Навсегда.
— Отпусти. Пожалуйста.
Юра снова вздрогнул, с трудом выбираясь из мира удивительно красочной боли. Нет, он не оставит в покое, не уйдет. Он не будет. Он может убить того, кто не хочет жить, так? Горячие пальцы легко сжали запястье противника, нащупали пульс. Первый удар, второй, третий…
— Отпусти, — прошептал человек, однако, не пытаясь вырваться.
Юра молча покачал головой. Четвертый, пятый, шестой удар… еще немного. Главное, чтобы не дрогнула рука. Жертва не хочет жить. А Юре нужны деньги на подарок. Можно было просто ограбить и уйти, но он не мог остановиться. Слишком поздно. Почему-то вспомнилось седые волосы, темно-зеленые глаза и острый нос самого дорогого человека в мире. Седьмой, восьмой… Юра зажмурился: он ненавидел этот момент. Когда до костей пробирала дрожь. Когда электрический заряд пробегал по телам Вершителя и Жертвы, на миг объединяя невидимыми нитями. Девятый удар… Юра отпустил руку мужчины, с трудом поднялся на ноги. Потом, вспомнив о чем-то важном, снова медленно присел, неловко обшаривая чужие карманы.
— Угу.
Юра резко поднялся и случайно зацепил рукой стоявший на плите чайник. Длинноносая посудина угрожающе загремела.
— Осторожнее, — бросила мать.
— Угу.
Юра за несколько шагов преодолел маленькую прихожую и, очутившись в своей комнате, плотно закрыл дверь. Он жалел мать, от всей души жалел. Одинокая, некрасивая, безумно уставшая женщина, на долю которой выпало столько несчастий. Папа ушел еще десять лет назад, оставив на память лишь короткую записку: «Я не могу больше так жить». Юра не винил отца, даже считал везунчиком, который смог перехитрить обстоятельства.
В комнате было душно. Окна в доме открывались редко: мама не любила сквозняков. Юра устало прижался лбом к прохладному стеклу, не смея нарушить запрет. Он был не таким как все. Отличался от серой массы горожан. Безразлично относился к людям. Мог часами бездумно бродить по узким улочкам. Единственным человеком, который вызывал в его душе хоть какие-то чувства, была мать. Мать, у которой завтра День рожденья… Юбилей! Да-да, нужно что-то делать. Нужно решиться. Он должен хотя бы немного облегчить ее страдания.
Руки легко открыли тугую защелку. С неприятным треском поддалась оконная рама и, наконец, Юра смог вдохнуть прохладный июньский воздух. Действовать. Взобраться на подоконник очень просто. Встать в полный рост, едва не ударившись головой о карниз. А потом развести руки, почувствовать солоноватый вкус свободы и прыгнуть, чтобы снова жить, снова надеяться. Всего лишь несколько секунд…
Юра плавно, словно кот, приземлился на мокрую траву. Чуть слышно хрустнул локоть: во время полета он умудрился зацепиться за бельевую веревку. Закусить губу и молчать. Задвинуть боль на самый краешек сознания и идти. Вперед.
Асфальт неприятно покалывал босые ноги. Опять забыл про тапочки. Юра злился на собственную неуклюжесть и безответственность. Иногда ненавидел себя. Но шел. Ведь он был обязан поздравить маму с Днем рожденья.
— Эй, урод! — чей-то грубый голос попытался разрушить планы.
Юра вздрогнул. Обернуться? Покарать за оскорбление? Он мог, но не хотел. Не имел права забирать жизни у невинных людей. Хотя, так ли они невинны?
— Юрик, тебя здороваться не учили? — Тяжелая рука легка на плече задумавшегося парня. — А, я ж забыл, ты у нас немой!
Нужно было молчать. Стиснуть зубы и изо всех сил бороться с желаний отомстить. Молчать, молчать. Пора бы уже привыкнуть! Над Юрой ведь всегда издевались? Даже родственники, даже учителя, даже… Странная аномалия развития. Врачи только и делали, что записывали симптомы, но не ставили диагнозы. Всплески немотивированной агрессии. Лунатизм. Задержка в развитии. И атрофия речевого аппарата.
— Как там мамаша поживает? Еще не спилась? — процедил голос.
Юра крепче сжал кулаки, но уже не в силах был терпеть унижения. Чуть заметным движением плеча сбросил чужую руку. За доли секунды повернулся и одним ударом сбил обидчика с ног. И только потом решился заглянуть в черные, словно уголь, глаза. На губах врага замерла глупая ухмылка. Да он же пьян, даже не понимает что происходит! Юра не мог, не должен был, не имел права…
— Урод! — хрипел человек, пытаясь высвободиться из железной хватки.
Но Юра знал, что уже не сможет остановиться. В глубине зрачков разгорался огонь, который, подобно лазеру, тонкими пучками света прорезал ночь, проникая в самую душу противника. Да, все будет правильно. Голова закружилась, подступила тошнота. В ту самую секунду Юра увидел огромное поле ярко-красных тюльпанов, среди которых кружилась черноволосая девочка. Но видение быстро поблекло, и сознание захлестнул поток иных образов. Он едва мог что-либо разобрать среди мелькающих картинок. Только одна чужая мысль крутилась в голове: она увезла дочку в Канаду. Навсегда.
— Отпусти. Пожалуйста.
Юра снова вздрогнул, с трудом выбираясь из мира удивительно красочной боли. Нет, он не оставит в покое, не уйдет. Он не будет. Он может убить того, кто не хочет жить, так? Горячие пальцы легко сжали запястье противника, нащупали пульс. Первый удар, второй, третий…
— Отпусти, — прошептал человек, однако, не пытаясь вырваться.
Юра молча покачал головой. Четвертый, пятый, шестой удар… еще немного. Главное, чтобы не дрогнула рука. Жертва не хочет жить. А Юре нужны деньги на подарок. Можно было просто ограбить и уйти, но он не мог остановиться. Слишком поздно. Почему-то вспомнилось седые волосы, темно-зеленые глаза и острый нос самого дорогого человека в мире. Седьмой, восьмой… Юра зажмурился: он ненавидел этот момент. Когда до костей пробирала дрожь. Когда электрический заряд пробегал по телам Вершителя и Жертвы, на миг объединяя невидимыми нитями. Девятый удар… Юра отпустил руку мужчины, с трудом поднялся на ноги. Потом, вспомнив о чем-то важном, снова медленно присел, неловко обшаривая чужие карманы.
Страница
1 из 3
1 из 3
