Наваждение

Он всегда был занят чем угодно, но только не личной жизнью; на обучение в школах и университете он отдавал всё своё время, потом он начал стремительное восхождение по служебной лестнице, и оно отнимало столько сил, что мысли о знакомстве с какой-нибудь женщиной сначала вызывали у него только улыбку, а затем и вовсе перестали его посещать. Он не тяготился своим одиночеством и даже научился видеть в нём преимущества перед семейной жизнью, и постепенно естественная потребность в любви была подавлена самым жестоким образом. Он привык к одиночеству и полумраку, как привыкает к плохому хозяину собака, и не пытался и даже не хотел пытаться что-то изменить. Он наглухо закрыл свою внутреннюю дверь, и ни одна охотница за состоянием (в основном это были европейки) не смогла достучаться до его замороженной и посеревшей души.

Девушка встала и расправила складки чёрного пальто. Он тоже поднялся, точнее сказать, порывисто соскочил с места. На его лице отразилось отчаяние. Он не знал, как удержать её, что ей сказать, как спросить номер её телефона. Мысль, что она сейчас выйдет и он вновь останется один, была нестерпима. Неспособные вырваться наружу слова обжигали его изнутри.

— Это конечная остановка, Такаши-сан. — Она смотрела на него с извиняющейся улыбкой. Её прекрасные миндалевидные глаза сощурились.

Подавая ей руку, чтобы помочь спуститься со ступенек, он ощущал себя полным болваном. Он окончательно протрезвел и теперь ругал себя за нерешительность и тупость. Конечная остановка, на которой они вышли, была ему не просто знакома — он жил в пригороде, и здесь неподалёку был его дом. 'Ты сошёл с ума', — эта мысль настойчиво стучала в его голове.

Ветер ласкался у её ног. Она растерянно осмотрелась и вытащила из кармана пальто клочок бумаги. Такаши зачарованно смотрел, как она разворачивает его, и ему показалось, что на бумажке ничего не написано. Но она с серьёзным выражением изучала пустой листок, и он про себя подивился такому ребячеству.

— Вы знаете, куда вам нужно идти? — спросил он.

— Нет, — ответила она и тихонько прыснула со смеху, но тут же снова сделала серьёзную гримаску. У него внутри всё сжалось. Кровь прилила к голове, и он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание от волнения.

— Позвольте проводить вас. — Он не узнавал свой собственный голос — такой спокойный, ровный и хрипловатый, хотя внутри всё клокотало от одной только мысли, что она еще раз прикоснётся к нему рукой.

Её непринужденность поразила его. Она резво подхватила его под руку, будто только и ждала его предложения, и они начали спускаться в долину, застроенную богатыми усадьбами и большими домами. Она поглядывала на смятый клочок бумаги и говорила, куда лучше свернуть в этом лабиринте улиц. Он совсем не смотрел по сторонам, целиком поглощенный новыми ощущениями. Он чувствовал, как её тепло согревает его, растапливает твёрдый комок в груди. Он каждой клеточкой своего тела впитывал её аромат. Он любовался лунными бликами, скользящими по её волосам. На её прекрасной гладкой коже он не нашел следов косметики, которой так часто злоупотребляют женщины, стремящиеся из хорошеньких превратиться в красивых. На её виске тонко пульсировала крохотная жилка. Ему чудилось, будто это совершенное творение богов поглощает все соки земли, которой касаются её маленькие ноги.

Незаметно они обошли весь район. После освещенных переулков темнота окраины, где уже властвовала ночь, показалась еще более непроницаемой.

— Что же делать? — спросила она.

— Я не знаю, как получилось, что вам дали неверный адрес… — Ладони вспотели, и он судорожно сжал их. — Но я осмелюсь предложить… Я живу неподалёку. В моём доме есть комната для гостей, и если…

Она не колебалась ни секунды. Рассмеявшись, она сказала, что в её стране подобное гостеприимство не считается зазорным и это ничуть не испортит её репутацию. Ни о чём не беспокойтесь, Такаши-сан. Простите за то, что доставляю вам столько хлопот. Посмотрите, какая огромная луна. Где ваш дом? Дайте мне руку. Почему у вас так похолодели пальцы? Вам дурно, Такаши-сан? О Боже, что с вами? Вы так бледны…

Вот знакомый дом, его собственный дом, узкий коридорчик, просторная, сыроватая гостиная, загроможденная дорогим антиквариатом, лишь бы не казаться такой болезненно пустой, вот тёмная спальня… Он шёл будто в полузабытьи. Она вела его за руку, как беспомощного ребёнка. Её губы наливались кровью, становились пунцовыми, глаза блестели в темноте, когда она оборачивалась, чтобы бросить завораживающий взгляд на свою жертву. У него не было ни сил, ни желания сопротивляться немому зову этих гибких рук, этих стройных ног, ступающих так тихо и мягко, и он шёл, покорный, за ней следом, сжимая её маленькую горячую ладошку.

В спальне курился дымок одуряюще пахучих трав. Он замечал пляшущие блики на стенах, видел свою собственную одинокую изломанную тень. Он жадно впивался глазами в её склонённое над ним лицо.