Император

… — Вы говорите, Сократ… Но давай задумаемся, уважаемый Критон, от кого из двух Сократов было больше пользы: от того, что, снедаемый страхом за свою жизнь, все-таки, стоял в строю там, при Делии, или от того, что всю оставшуюся жизнь потом пытался доискаться правды, лишь наживая себе на этом врагов!

— На этот вопрос я отвечу тебе: Афинам нужны были оба Сократа, ибо тот, первый, дал начало другому, — тому, кого мы так ценим теперь!

— Это все риторика, мой друг…, а на самом деле мы можем рассуждать о чем-то лишь тогда, когда не совершаем этого; и наоборот: совершая нечто, мы никогда не сможем рассуждать, потому что ум наш всецело подчинен этому переживаемому действию и всеми, связанными с этим чувствами…

— Иными словами, не хочешь ли ты сказать, что в философии нет никакой пользы?

— Именно, мой друг Критон! Ты всегда лучше других понимал мои мысли. В философии нет никакой пользы, потому что она начинается там, где уже закончилась настоящая жизнь…

— Это невыносимо! Что ты говоришь, Сократ? Философия — единственное, что отличает нас от животных, поскольку заставляет, хоть на какое-то время, задуматься о вещах, не связанных с насущной необходимостью!

— Да, Критон…, но именно это когда-нибудь поставят нам в вину наши славные потомки…

— В таком случае, да будут они прокляты богами!

Сократ улыбнулся:

— Ты всегда был слишком горяч, Критон. Проклинать потомков это все равно, что проклинать собственных детей…, за потомков нужно молиться, ведь жизнь их будет сложней нашей с тобой жизни, и им потребуется гораздо больше веры, ума и духовной чистоты, чтобы найти и осознать себя в ней.

Сократ замолчал, и посмотрел на Критона тем своим взглядом, которым всегда смотрел на учеников, — не порицая их за незнания, а помогая им увидать свет знаний внутри себя.

— Я что-то сильно разговорился. А, между тем, ты ведь пришел ко мне по делу, мой друг…

— Ты прав, Сократ. Настало время поговорить о делах более важных…, — о твоем побеге! Твоя жизнь слишком дорога для нас, чтобы мы могли так просто потерять тебя, позволив продажному суду Афин напоить тебя ядом!

— А, вот ты о чем…, но стоит ли моя жизнь ваших забот? Всю жизнь я говорил людям правду, но никто не хотел ее слушать, потому что ложь, подобно продажной женщине, всегда на стороне того, кто за нее платит!

— У всех великих людей были завистники, Сократ…, были они и у тебя!

— Нет, Критон, дело не в этом! Просто, правда слишком тяжела для этого мира, и поэтому мир должен избавиться от Сократа.

— Нет, не мир! — топнул ногой Критон, — это не мир написал на тебя донос, а Мелет, Анит и Ликон, и, клянусь тебе, они еще ответят за свои деяния!

— Все равно…, — Сократ как-то сник и ссутулился, — … мир допустил, чтобы их обвинения признали верными, а значит…, так и должно быть.

— Нет, не должно! Законы не идеальны, Сократ! Разве не ты все время говорил об этом? Разве не ты доказывал нам, что если за смерть раба положен лишь штраф, то это еще не значит, что убить раба — не достойно осуждения! Разве не ты говорил, что есть нечто, стоящее над общественными законами и неподвластное им, и что достойный человек считает для себя правильными лишь те действия, что ведут его к добру и нравственному совершенствованию!

— Да, я говорил…

— А если так, то позволь нам, твоим друзьям, совершить благо — спасти от несправедливой смерти такого человека, как ты.

Сократ усмехнулся. Как хорошо была знакома Критону эта усмешка великого мыслителя, когда он своими диалогами разоблачал напыщенных, уверенных в себе софистов и ограниченных в своих суждениях государственных мужей! Но теперь эта усмешка не нравилась Критону, потому что она выражала иронию, а ирония, как он хорошо знал, была оружием смелых.

— Знаешь, я ведь недаром вспомнил о том кровопролитном сражении при Делии, — заговорил Сократ после долгого молчания. Я ведь теперь опять в строю, а где-то за холмом стоит вражеское войско, пытаясь навести на меня страх. Но теперь я слишком стар, чтобы позволить ему напугать меня, ибо, если ему это удастся, значит, я зря прожил свою жизнь.

— Твои речи пугают меня, Сократ! Подумай о своей семье, о своих учениках…, почему должны они страдать из-за ложных доносов твоих завистников!

— Потому что так решил суд Афин…, и чего бы стоила вся моя философия, если бы я счел себя в праве поставить себя выше граждан моего города, которым я сам так часто указывал на их пренебрежение общественным благом.

— Да потому что ты — Сократ, и лишь богам известно, когда греческие земли породят кого-нибудь, подобного тебе! — Критон вновь перешел на крик; его выдержка опытного воина никак не могла пробить «крепостную стену», построенную не из камня и известняка, а из человеческих убеждений.

Критон заставил себя успокоиться, подошел к Сократу и сел рядом, на засаленную, стертую циновку.