Работа для выродков

Таких, правда, крайне мало, но попадаются, попадаются. Удел остального человечества — сидеть в квартире с наступлением сумерек и молиться. Я слышал, что давно, до меня, многие люди полагали, что человек в критической ситуации станет дикарем. Он им уже стал — причем не я, не мне подобные, а ваш тот самый серийный дебил, который, как неандерталец, сидит в пещере за железными дверями и молится на электричество, телефон и дробовик, уповая, что в ночи не придет к нему в пещеру саблезубый тигр. Вот и все, чего достигли люди за тысячелетия существования. И при всем при этом они искренне полагают, что они цивилизованны. Что их система — это шаг эволюции. Если выключить им свет, газ и воду, то, подожрав запасы, через месяц они, кто поумнее, начнут сбиваться в стаи и охотиться за человечьим мясом. Фора будет у тех, кто воевал, или профессиональный охотник (на зверей), у таких, как я, и у прочих, кто обучен обходиться без плодов цивилизации. Городской. Остальных перережут или они вымрут сами, когда протухнут консервы и накроет ломка по телешоу.

Проститутка все молчит. Возможно, она даже знает, кто я. И дело тут даже не в корзине, корзину может таскать (теоретически) и простой перевозчик. Однажды мне почти в упор выстрелили в лицо из обреза — это снесло мне часть левой скулы, кожу со щеки, порезало на лохмотья ухо (теперь, конечно, аккуратно сшитое), но человек с таким шрамом обречен на узнавание, тем более, с моими привычками и способами заработка. За тот вечер голова стрелка стала единственной, что я успел добыть. Тело, оставшееся на асфальте, после того, как я с ним закончил (голову я снял последним аккордом, разумеется), напугало бы и прозектора. Дальше я пошел к знакомому врачу, который диплом не покупал, само собой, и он привел меня в порядок. Пошел — громко сказано, я шел от стены к стене, падая, теряя сознание, но неся голову за вихор в одной руке и пистолет в другой. И никто, смейтесь, если умеете, никто не рискнул даже попробовать меня добить, хотя сделать это было проще простого.

Обо мне слышали все, кто платно живет вне закона, а потому она прекрасно понимает, что сейчас ее сутенеры, которые, кстати, способны обычно ее защитить, молятся где-то неподалеку, надеясь, что не испорчу товар. Я могу поставить ее раком прямо у столба, трахнуть, а потом забить насмерть и никто не вмешается — максимум, снимут на телефон, если кому-то так повезет, чтобы потом вылить это в сеть и обмочиться от счастья, если кому-то не лень будет тыкнуть в кнопочку с сердечком. Хоть кому-нибудь. Хоть одному человеку.

Но мне это не нужно. Даже от проститутки мне нужно доверие. Странно, но мне это нравится, особенно от проституток, так как это почти невозможно. И еще. В магазинах, лавках, кабаках, гостиницах и вообще везде, где на вещь или услугу есть цена, я почти всегда честно плачу, хотя все знают, что при желании я могу этого не делать — здесь снова выступает на авансцену св. Калькулятор. Но тогда моя жизнь совсем потеряет смысл — что мне тогда делать-то, если я не стану тратить деньги, которые зарабатываю? Нет, это не метастазы социума, проникшие даже в меня, это просто потребность в осмысленном по моим, но именно по моим принципам, движении в этой жизни. Моей, до тех пор, пока кто-нибудь не окажется быстрее меня.

Снег падает все гуще, покрывает совершенно головы в моей корзине, шапкой садится на волосы проститутки, на мою голову — ненавижу головные уборы, в самом крайнем случае пользуясь капюшоном. Проститутка поднимает руку, чтобы скинуть снег с головы, но я отрицательно качаю головой — мне нравится, как снег лежит на ее волосах. Два широких мазка света со щитов реклам — ядовито-зеленый и алый, падая, берут проститутку в перекрестье — и от этого она кажется какой-то… Неземной. Я делаю шаг вперед, та вздрагивает, но отступить не смеет.

— Героин? — Спрашиваю я.

— Угу, — это первое, что я услышал от нее. Голос чуть с хрипотцой, она курит так же, как я — жадно, в полные легкие.

— Тебе срочно ужалиться, или терпит? — Снова спрашиваю я.

— Терпит, — пожимает она плечами.

— Я могу дать тебе денег на пол-дозы просто так, чтобы легче стоялось. Дать?

— Дай, — ни у нее, ни у меня и в мыслях нет, что она канет во тьму и не вернется — это просто исключено. Я даю ей сотенную.

— Сдачу принесешь, — спокойно говорю я, не глядя на нее. Она кивает и исчезает в проулках. Придет. И не потому, что навеки прикреплена к этой точке, попроси она сутенеров, они переставят ее, но потому, что мы договорились. Она точно знает, кто я. Я закуриваю очередную сигарету и смотрю в небо. Чернота, прошитая крупными белыми пятнами. Асфальт уже скрылся под снегом и лишь яркий свет фонарей и рекламных щитов делает снег не белым, а разноцветным. Такой мне нравится больше, сейчас, во всяком случае.

Я немного читал в своей жизни, предпочитая думать сам, но прочитанного хватило мне, чтобы понять — в том мире, что жил по лозунгу: «А оно тебе надо?