Добавить в моё избранное
5 мин, 44 сек 3882
Он был как раз Л. Смит.
— А я не читал! — обиженно вскинулся Илья.
— Стану я с тобой делиться! — отозвался Стэн. — Это единственное, чем я отличаюсь от тебя. Спасибо, кстати, что выдумал. Существовать… забавно.
— Куда теперь? — спросил Илья, оправившись от информационной атаки. — Я же вроде как помер, да?
— Да все туда же, — улыбнулся Постановщик. — Вперед, в науку. Будь ты чуточку другим человеком, пошли бы к людям, веселились бы, болтали целую вечность. Я-то туда и пойду — не прочувствовал кое-чего толком в твоей жизни.
— Ты? — поразился Илья. — А я без тебя куда денусь?
— Я же сказал, — вздохнул Стэн. — Вперед тем же путем. Только теперь я буду приходить пореже, поэтому и задания будут… немного побольше. И настолько сложнее, что через тысчонку лет ты бросишь это дело и присоединишься ко мне.
— Сомневаюсь, — ответил ученый. — Вечности с людьми я бы не выдержал — при жизни-то наскучили до смерти. А какие задачки будут? Может, теорему Ферма доказать?
Удивленное выражение лица Стэна сменилось широкой улыбкой:
— А почему бы и нет? Попробуй для начала. Оплачиваемый отпуск в пару веков мне по вкусу.
И исчез. Илья вообразил себе, что все пространство вокруг — это огромный лист бумаги, а сознанию его доступны все знания мира — сел и начал писать формулы. Теперь не надо будет отвлекаться на сон, еду и квартплату.
Вечность протекала быстро и продуктивно. Он изучил оставшиеся почему-то без внимания разделы математики, вывел три новых системы обозначений — одну универсальную и две частных, под манипуляции с объектами, до которых мир живых пока не додумался. Доказал все аксиомы от основания мира, понял языковую подоплеку названий чисел во всех системах записи, собрал машину Тьюринга на по-настоящему бесконечной ленте… Гоняясь за доказательством одной-единственной теоремы, он разрешил все вопросы, которые успела понаставить его длинная прижизненная научная карьера, но коротенькая, в четыре целых числа и одну операцию сложения, задачка старика Ферма не поддавалась. За любым счетным множеством исследованных чисел открывалось еще одно множество не меньшей мощности, любой прорыв в науке требовал еще трех прорывов такого же масштаба, а они, естественно, требовали еще по пять прорывов каждый.
Когда пишущая формулы часть сознания все-таки отключалась, Илья отключал зрение и вертел в голове простенькие и красивые задачки своей юности… и, пойдя, наверно, по десятому кругу, начал замечать вокруг них тех, кто эти задачки задавал, их — многолетние и секундные — дороги к ключевой фразе, их, наконец, манеру разговора. Из наблюдений очевидно следовало доказательство: одному духу всего этого было не объять, одному человеку — никогда не заскучать с хотя бы сотней себе подобных.
— Стэн! — позвал ученый, судорожно вспоминая хоть один естественный язык. — Забери меня с собой!
И в невообразимом другом измерении остроумный молодой человек оторвался от доставлявшего ему живейшее удовольствие разговора, улыбнулся так, как не улыбался еще никогда и отправился открывать новые горизонты своему создателю.
— А я не читал! — обиженно вскинулся Илья.
— Стану я с тобой делиться! — отозвался Стэн. — Это единственное, чем я отличаюсь от тебя. Спасибо, кстати, что выдумал. Существовать… забавно.
— Куда теперь? — спросил Илья, оправившись от информационной атаки. — Я же вроде как помер, да?
— Да все туда же, — улыбнулся Постановщик. — Вперед, в науку. Будь ты чуточку другим человеком, пошли бы к людям, веселились бы, болтали целую вечность. Я-то туда и пойду — не прочувствовал кое-чего толком в твоей жизни.
— Ты? — поразился Илья. — А я без тебя куда денусь?
— Я же сказал, — вздохнул Стэн. — Вперед тем же путем. Только теперь я буду приходить пореже, поэтому и задания будут… немного побольше. И настолько сложнее, что через тысчонку лет ты бросишь это дело и присоединишься ко мне.
— Сомневаюсь, — ответил ученый. — Вечности с людьми я бы не выдержал — при жизни-то наскучили до смерти. А какие задачки будут? Может, теорему Ферма доказать?
Удивленное выражение лица Стэна сменилось широкой улыбкой:
— А почему бы и нет? Попробуй для начала. Оплачиваемый отпуск в пару веков мне по вкусу.
И исчез. Илья вообразил себе, что все пространство вокруг — это огромный лист бумаги, а сознанию его доступны все знания мира — сел и начал писать формулы. Теперь не надо будет отвлекаться на сон, еду и квартплату.
Вечность протекала быстро и продуктивно. Он изучил оставшиеся почему-то без внимания разделы математики, вывел три новых системы обозначений — одну универсальную и две частных, под манипуляции с объектами, до которых мир живых пока не додумался. Доказал все аксиомы от основания мира, понял языковую подоплеку названий чисел во всех системах записи, собрал машину Тьюринга на по-настоящему бесконечной ленте… Гоняясь за доказательством одной-единственной теоремы, он разрешил все вопросы, которые успела понаставить его длинная прижизненная научная карьера, но коротенькая, в четыре целых числа и одну операцию сложения, задачка старика Ферма не поддавалась. За любым счетным множеством исследованных чисел открывалось еще одно множество не меньшей мощности, любой прорыв в науке требовал еще трех прорывов такого же масштаба, а они, естественно, требовали еще по пять прорывов каждый.
Когда пишущая формулы часть сознания все-таки отключалась, Илья отключал зрение и вертел в голове простенькие и красивые задачки своей юности… и, пойдя, наверно, по десятому кругу, начал замечать вокруг них тех, кто эти задачки задавал, их — многолетние и секундные — дороги к ключевой фразе, их, наконец, манеру разговора. Из наблюдений очевидно следовало доказательство: одному духу всего этого было не объять, одному человеку — никогда не заскучать с хотя бы сотней себе подобных.
— Стэн! — позвал ученый, судорожно вспоминая хоть один естественный язык. — Забери меня с собой!
И в невообразимом другом измерении остроумный молодой человек оторвался от доставлявшего ему живейшее удовольствие разговора, улыбнулся так, как не улыбался еще никогда и отправился открывать новые горизонты своему создателю.
Страница
2 из 2
2 из 2
