Добавить в моё избранное
6 мин, 10 сек 3283
Но ребёнок не подавал признаков жизни, лишь открытые глаза выражали боль. Она подняла его, прижала к груди. Время остановилось. Затем горечь утраты заменилась злостью и гневом.
Она ринулась на кухню, сбив по пути китайскую вазу, упала, больно ударившись плечом, вскочила на ноги. Лицо её искажала гримаса гнева. Схватив в руки швабру Ксюха на трясущихся ногах, проследовала к намеченной цели. Сейчас должно было совершиться второе за этот день убийство.
Почувствовав неладное, Барсик забился под кресло. Он не понимал, почему молодая хозяйка на него рассердилась, и за что так сильно ударила. Он всего лишь хотел поиграть. Он знал, что может получить трёпку, если сделает свои дела не в том месте или стащит что-нибудь со стола. Но хозяйке всегда нравилось как он изображал охотника, как стремительно и неожиданно бросался за игрушкой, кусал, рвал на части. Это веселило хозяйку и доставляло удовольствие ему, казалось он становился хищником, диким волком, большим и бесстрашным.
На, получай, тварь! — Ксюха нагнулась и двумя руками вогнала швабру под кресло. Барсик завизжал и попытался выбежать прочь из кухни, но это у него не получилось, потому что Ксюхин удар перебил ему две лапы. Пёс сумел выбраться из-под дивана, в надежде спастись, но сильный удар по голове отнял последнюю надежду. Он упал на бок, приподнял целые лапы, будто моля о пощаде, и жалобно, надрывно заскулил, смотря Ксюхе прямо в глаза. Ей не удалось убить собаку с первого удара, не удалось и со второго. Она била и била и на каждый удар пёс лишь жалобно скулил. Переломав ему половину костей, она начала бить по голове; к этому моменту пёс почти не подавал признаков жизни и не смотрел на неё, лишь изредка моргал, да шевелил челюстями. Распластавшись возле холодильника, он казалось, смирился со своей участью, и его собачья душа наполовину перенеслась в лучший мир, где он был большой и сильный, где он был настоящим охотником, волком. Последний, особенно сильный удар поставил точку; Барсик издал последний то ли стон, то ли рык и умер.
Ксюха обессилено упала на колени, отбросила швабру и в истерике зарыдала. Гнев, ярость и вызванный ими прилив сил отступили, осталось бессилие и неистовое желание, чтобы этого ничего не было на самом деле. Через некоторое время, немного придя в себя, она попыталась встать, но ноги не слушались, поэтому она поползла по направлению к залу, где лежал её, уже мёртвый, сын. Она ползла медленно все более приходя в себя. Она уже не плакала, лишь изредка всхлипывала. Голова начала понемногу соображать, и, о боги, среди мыслей о мёртвом сыне, о том, как это случилось, кто виноват, и что теперь делать, промелькнула мысль, что она, в сущности, и не знала своего ребёнка, что она ещё молода и сможет родить другого. Появилась — и пропала. Так уж устроено человеческое подсознание, призванное искать опору там, где её нет и во всём находить что-то, что не даст перейти ту тонкую грань между повседневной жизнью и безумием.
Она ринулась на кухню, сбив по пути китайскую вазу, упала, больно ударившись плечом, вскочила на ноги. Лицо её искажала гримаса гнева. Схватив в руки швабру Ксюха на трясущихся ногах, проследовала к намеченной цели. Сейчас должно было совершиться второе за этот день убийство.
Почувствовав неладное, Барсик забился под кресло. Он не понимал, почему молодая хозяйка на него рассердилась, и за что так сильно ударила. Он всего лишь хотел поиграть. Он знал, что может получить трёпку, если сделает свои дела не в том месте или стащит что-нибудь со стола. Но хозяйке всегда нравилось как он изображал охотника, как стремительно и неожиданно бросался за игрушкой, кусал, рвал на части. Это веселило хозяйку и доставляло удовольствие ему, казалось он становился хищником, диким волком, большим и бесстрашным.
На, получай, тварь! — Ксюха нагнулась и двумя руками вогнала швабру под кресло. Барсик завизжал и попытался выбежать прочь из кухни, но это у него не получилось, потому что Ксюхин удар перебил ему две лапы. Пёс сумел выбраться из-под дивана, в надежде спастись, но сильный удар по голове отнял последнюю надежду. Он упал на бок, приподнял целые лапы, будто моля о пощаде, и жалобно, надрывно заскулил, смотря Ксюхе прямо в глаза. Ей не удалось убить собаку с первого удара, не удалось и со второго. Она била и била и на каждый удар пёс лишь жалобно скулил. Переломав ему половину костей, она начала бить по голове; к этому моменту пёс почти не подавал признаков жизни и не смотрел на неё, лишь изредка моргал, да шевелил челюстями. Распластавшись возле холодильника, он казалось, смирился со своей участью, и его собачья душа наполовину перенеслась в лучший мир, где он был большой и сильный, где он был настоящим охотником, волком. Последний, особенно сильный удар поставил точку; Барсик издал последний то ли стон, то ли рык и умер.
Ксюха обессилено упала на колени, отбросила швабру и в истерике зарыдала. Гнев, ярость и вызванный ими прилив сил отступили, осталось бессилие и неистовое желание, чтобы этого ничего не было на самом деле. Через некоторое время, немного придя в себя, она попыталась встать, но ноги не слушались, поэтому она поползла по направлению к залу, где лежал её, уже мёртвый, сын. Она ползла медленно все более приходя в себя. Она уже не плакала, лишь изредка всхлипывала. Голова начала понемногу соображать, и, о боги, среди мыслей о мёртвом сыне, о том, как это случилось, кто виноват, и что теперь делать, промелькнула мысль, что она, в сущности, и не знала своего ребёнка, что она ещё молода и сможет родить другого. Появилась — и пропала. Так уж устроено человеческое подсознание, призванное искать опору там, где её нет и во всём находить что-то, что не даст перейти ту тонкую грань между повседневной жизнью и безумием.
Страница
2 из 2
2 из 2
