В художественную литературу Аристарх Рафаэлович Ремезов вошел внезапно. Так входят в холодную воду, когда на улице стоит жара, и искупаться вроде, как и надо, но, представив себе холод волн — не хочется. Так прыгают в прорубь, когда разгоряченные после бани, и уже вроде сделав, те обязательные несколько метров до воды — на миг задумываются: а надо ли это?
Добавить в моё избранное
5 мин, 37 сек 12149
На фоне той размеренной жизни, которая как вроде бы и окружала его, поначалу ни о какой литературе он не думал. Была работа чиновника средней руки, со всеми положенными его должности преимуществами. Была любимая жена; сын-школьник; родители — пенсионеры (которых он регулярно навещал каждые выходные). Был небольшой круг старых друзей; обязательно запланированные встречи с ними, (с неизменными мужскими интересами: спортивные мероприятия, сауна, ну и все тему сопутствующее, о котором особо не принято распространяться, но которое присутствовало всегда). Аристарху Рафаэловичу было 37 лет. Был он высок, быть может, — даже красив; очков — усов — бороды — не носил; его волосы всегда были аккуратно подстрижены, виски подбриты; одеваться любил — изысканно; помимо жены — имел любовницу, периодически встречался с любовником, раз в полгода ездил на какой-нибудь заграничный курорт, и кроме служебной машины — имел неплохую и собственную, хорошую дачу в престижном месте (хвойный воздух на Финском заливе под Петербургом весной особенно хорош), ну и, в общем, действительно жил той самодостаточной жизнью, которую и сам он считал таковой, и менять которую — совсем даже не собирался.
И вот в какое-то время Аристарх Рафаэлович почувствовал, что все это — не его. Уже не радовала работа (в одночасье стали безразличны все ее преимущества). Надоела жена; достала всевозможными капризами любовница; (любовник вообще заявил о смене ориентации); стала раздражать глупость друзей; перестали интересовать курорты; зажравшиеся соседи по даче; сама дача; вечно холодный воздух с Финского залива… Даже консьержка в подъезде начала вызывать отвращение.
Почти неделю, Аристарх Рафаэлович ходил понурый, сосредоточенный в себе, мучительно пытавшийся в таком своем состоянии разобраться. Все время какое-то неосознанное решение вертелось в голове, но никак не могло материализоваться.
Тогда Ремезов решил помочь себе сам. В один из дней он набрал полный багажник различного алкоголя, набил пару сумок снедью, постарался не забыть еще кое-какие мелочи — сейчас, вроде как, и не нужные, но, — кто его знает, — быть может, и необходимые в последующем, и, предупредив всех, что ему требуется срочно уехать на неделю — уже вскоре переступил порог небольшого домика в деревне (бывшая вотчина родителей, теперь стоявшая наполовину заколоченной: полтораста километров от Петербурга вроде и немного, — но приезжали в эту деревеньку, кто даст сил вспомнить, — раз в два, в три года).
Никого видеть не хотелось; соседке-старушке, посматривавшей за домом (… ой, а я и не узнала тебя, совсем изменился… ), Аристарх Рафаэлович отдал специально привезенные гостинцы (к подаркам из города в деревне традиционно относились с благоговением); и, наконец, вырвавшись от затянувшегося было гостеприимства (… ну что, совсем забыл друзей детства?… хоть помнишь, — как зовут-то нас?… да помню я все… Сергей, Андрей… Влад?… что ж не помнить: вроде как, все школьные каникулы проводил с вами?), затопил печь (зима играла на руку общей атмосфере уюта и комфортности), и, оставшись один — начал жить…
Удивительно… Спроси кто его, — так вряд ли и смог бы ответить, что представлял себя, когда раннее, живущим такой жизнью. Но уже сейчас, наоборот, для него казалось загадкой: почему он медлил раньше? А теперь вот, и трудно предположить, что интересовали его когда — земные блага… И тогда уже быть может и взаправду — душе положено довольствоваться малым…
Прошел год как Аристарх Рафаэлович Ремезов буквально ворвался на авансцену отечественной литературы. Каждые несколько месяцев выходили его новые книги; редко выпуск литературного журнала — не проходил без помещенного туда рассказа Ремезова; и чуть ли не с интервалом раз в неделю — одна из газет обязательно печатала с ним интервью… Он работал на износ. Каждый новый день делился на два обязательных отрезка: в первом писал он; во втором, обложившись различной литературой, — он был читателем. Так, где впервые, где заново, были прочитаны: Кафка, Борхес, Сарамаго, Довлатов, Кортасар, Маркес, Гари, Пруст, Джойс, Грасс, Стриндберг, Гофман, Зюскинд, Фробениус, Эмис, Аксенов, Солженицын, Набоков… (И еще чуть ли не с сотню писателей). В интернете выискивались литературные и филологические сайты; в распоряжении Ремезова оказались электронные библиотеки мира (благо, что и английский и французский знал в совершенстве, а за это время научился читать — почти без словаря — и на немецком)… Сон был сокращен до минимально-необходимых: трех-четырех часов; на приемы пищи и прочие обязательные процедуры — в день отводилось не более получаса; все остальное время — он работал… Тем более, что никто теперь ему не мешал: с работы ушел, с женой развелся, любовница ушла сама, родители неожиданно эмигрировали в Израиль (мол, хоть под конец жизни, поживем спокойно… )…
И не зная даже, когда случилось это, (и, видимо, это было лишь следствием произошедших с Ремезовым изменений) — Аристарх Рафаэлович вдруг почувствовал, что попал в какую-то жуткую зависимость.
И вот в какое-то время Аристарх Рафаэлович почувствовал, что все это — не его. Уже не радовала работа (в одночасье стали безразличны все ее преимущества). Надоела жена; достала всевозможными капризами любовница; (любовник вообще заявил о смене ориентации); стала раздражать глупость друзей; перестали интересовать курорты; зажравшиеся соседи по даче; сама дача; вечно холодный воздух с Финского залива… Даже консьержка в подъезде начала вызывать отвращение.
Почти неделю, Аристарх Рафаэлович ходил понурый, сосредоточенный в себе, мучительно пытавшийся в таком своем состоянии разобраться. Все время какое-то неосознанное решение вертелось в голове, но никак не могло материализоваться.
Тогда Ремезов решил помочь себе сам. В один из дней он набрал полный багажник различного алкоголя, набил пару сумок снедью, постарался не забыть еще кое-какие мелочи — сейчас, вроде как, и не нужные, но, — кто его знает, — быть может, и необходимые в последующем, и, предупредив всех, что ему требуется срочно уехать на неделю — уже вскоре переступил порог небольшого домика в деревне (бывшая вотчина родителей, теперь стоявшая наполовину заколоченной: полтораста километров от Петербурга вроде и немного, — но приезжали в эту деревеньку, кто даст сил вспомнить, — раз в два, в три года).
Никого видеть не хотелось; соседке-старушке, посматривавшей за домом (… ой, а я и не узнала тебя, совсем изменился… ), Аристарх Рафаэлович отдал специально привезенные гостинцы (к подаркам из города в деревне традиционно относились с благоговением); и, наконец, вырвавшись от затянувшегося было гостеприимства (… ну что, совсем забыл друзей детства?… хоть помнишь, — как зовут-то нас?… да помню я все… Сергей, Андрей… Влад?… что ж не помнить: вроде как, все школьные каникулы проводил с вами?), затопил печь (зима играла на руку общей атмосфере уюта и комфортности), и, оставшись один — начал жить…
Удивительно… Спроси кто его, — так вряд ли и смог бы ответить, что представлял себя, когда раннее, живущим такой жизнью. Но уже сейчас, наоборот, для него казалось загадкой: почему он медлил раньше? А теперь вот, и трудно предположить, что интересовали его когда — земные блага… И тогда уже быть может и взаправду — душе положено довольствоваться малым…
Прошел год как Аристарх Рафаэлович Ремезов буквально ворвался на авансцену отечественной литературы. Каждые несколько месяцев выходили его новые книги; редко выпуск литературного журнала — не проходил без помещенного туда рассказа Ремезова; и чуть ли не с интервалом раз в неделю — одна из газет обязательно печатала с ним интервью… Он работал на износ. Каждый новый день делился на два обязательных отрезка: в первом писал он; во втором, обложившись различной литературой, — он был читателем. Так, где впервые, где заново, были прочитаны: Кафка, Борхес, Сарамаго, Довлатов, Кортасар, Маркес, Гари, Пруст, Джойс, Грасс, Стриндберг, Гофман, Зюскинд, Фробениус, Эмис, Аксенов, Солженицын, Набоков… (И еще чуть ли не с сотню писателей). В интернете выискивались литературные и филологические сайты; в распоряжении Ремезова оказались электронные библиотеки мира (благо, что и английский и французский знал в совершенстве, а за это время научился читать — почти без словаря — и на немецком)… Сон был сокращен до минимально-необходимых: трех-четырех часов; на приемы пищи и прочие обязательные процедуры — в день отводилось не более получаса; все остальное время — он работал… Тем более, что никто теперь ему не мешал: с работы ушел, с женой развелся, любовница ушла сама, родители неожиданно эмигрировали в Израиль (мол, хоть под конец жизни, поживем спокойно… )…
И не зная даже, когда случилось это, (и, видимо, это было лишь следствием произошедших с Ремезовым изменений) — Аристарх Рафаэлович вдруг почувствовал, что попал в какую-то жуткую зависимость.
Страница
1 из 2
1 из 2
