Посещение. 31 октября

Он только что разгрузил последний микроавтобус и получил от хозяина наличными пару банкнот, на которые рассчитывал безбедно прожить дня три. Безбедно — в его понимании, конечно. А ещё он получил бонус. Один из последних посетителей магазина приткнул к стойке рядом с газетным столиком сигарету, а уходя, забыл о ней. Окурок потух, прежде чем Дуг смог взять его. Но ничего, сейчас он раскурит приличное курево и насладится горьковатым бодрящим дымком… Ещё раз привстав, он подтянул старенькие джинсы, короткие и сразу открывшие ноги с незаживающими язвами на коже. Теперь сидеть легче. Домой он не торопился, хотя уже стемнело и понизу потянуло прохладой. Конец октября, думал он, пытаясь выщелкнуть из зажигалки пламя. Холодно. Дома неинтересно и одиноко, а здесь можно посидеть, посмотреть, как взволнованный народ — в основном дети и молодёжь — бегает в предвкушении хоть и страшноватого, но весёлого праздника… Машина молодого Редли Бивера резко развернулась, и компания, набившаяся в открытый салон, дружно завизжала и заорала. Кажется, молодой Бивер выпил сегодня предостаточно, и неплохо бы ему отправиться домой, пока не случилось чего под стать грядущему празднику… Кто-то сел на корточки перед стариком и, чиркнув зажигалкой, поднёс трепетное пламя к окурку.

Дуг поднял глаза, обрадованный: может, кто из знакомых? Может, поболтать удастся? Нет. Этого человека он не знал, хотя пригород выучил почти наизусть. Но благодарно кивнул и прикурил. А человек присел рядом, на широкий подоконник уже закрытого магазина. Высокий, одетый слишком просто, чтобы запомниться сразу: джинсы, чёрная футболка под кожаной курткой, разношенные кроссовки. Правда, внешность у него не из заурядных: волосы белые, короткие; лицо симпатичное, но резкое, отчего несколько высокомерное; а если б Дуга попросили вспомнить особые приметы, он, пожалуй, в первую очередь сказал бы о странных глазах незнакомца, высветленно-серых глазах под тёмными бровями, и жёстком, недовольно сморщенном рте.

— Что ж он гоняет так неосторожно? — безразлично спросил незнакомец, тоже вытягивая сигарету из пачки.

— Молодость. Сила кипит, — улыбнулся Дуг, с удовольствием думая, что завтра никуда выходить не надо и можно дать отдых опухающим в последнее время ногам.

— И пьяный, — будто поставил точку незнакомец.

— Праздник, — объяснил Дуг.

— Вы… не осуждаете этого?

— Какой мерою других… — напомнил старик. — Да и что его осуждать? Молодой. Перебесится.

— А если задавит кого?

— Мистер, вы что-то сегодня мрачно настроены. Смотрите, как украшен город, сколько фонариков, детки вон как бегают, разнаряженные! Любо-дорого посмотреть! Пусть его радуется. Семнадцать лет — это так здорово, но так преходяще! Ох, смотрите-ка… Неужели снег?

Радостный визг малолетней компании, собиравшей конфетную дань с владельцев ближайших домов, подтвердил то, чему не поверили слабые глаза: пока ещё редкие, мохнатые хлопья медленно и торжественно слетали сверху. Незнакомец запрокинул лицо, ловя снежинки губами, и Дуг улыбнулся.

— Вы никогда никого не осуждали?

— Зачем? Все мы грешны, всяк свой грех знает.

Девочка, лет шести, вымазанная сажей, с красными рожками в русых кудряшках и в плащишке с черепами, подбежала к сидящим.

— Ведьмин подарок! — выпалила она и высыпала в подставленную ладонь старика горсть конфет. Посмотрела на незнакомца, насупилась, но порылась в корзинке и протянула конфетку и ему. — Вкусная! — и, подпрыгнув, убежала, оставив незнакомца в недоумении.

— Это Уинн, соседка моя, — смеясь, объяснил Дуг. — Шалунья отменная. Но сердце доброе.

Теперь кивнул незнакомец и, оставив старику почти полную пачку сигарет, пошёл через небольшую площадь перед магазином. Некоторое время старик рассеянно следил за ним, восхищаясь странной походкой недавнего собеседника, почему-то напомнившей лениво подгоняемый ветром осенний лист.

… Машина, с громогласной толпой подвыпивших молодых людей, резко затормозила перед прохожим, вызвав общий негодующий вопль пассажиров.

Из машины, со стороны водителя, вывалился крепкий парень в кожаном, еле стоящий на ногах. Он шагнул к незнакомцу и открыл рот… Через минуту он медленно обернулся к дружкам, странно успокоенный и уже явно трезвый (лицо, обмякшее и расплывшееся, твердело на глазах), и тихо, но отчётливо сказал:

— Вышли все.

Переждав возмущённые вопли, он отчуждённо повторил:

— Вышли.

Приказу, прозвучавшему жутковато бесстрастно, на этот раз повиновались все.

Редли вернулся на водительское место. Рядом сел светловолосый незнакомец. Толпа бывших пассажиров изумлённо (а кое-кто и с ругательствами) отметила странное поведение недавно такого компанейского Редли.

Незнакомца Редли вёз к себе домой. Молчание по дороге никого из них не смущало.