Живой

Еще вчера вечером подобной уверенности у меня не было. Как ни в чем не бывало, после работы я отправился на свидание, вернулся глубоко заполночь и, еле успев разуться, рухнул в постель, а сегодня проснулся с этим ужасным знанием. Обычно я уговаривал себя встать, как Иисус Лазаря, разве только не всегда столь успешно, но в это утро проснулся за пол часа до будильника и долго лежал, не мигая глядя в потолок. Побелка кое-где осыпалась, темнели неровные стыки бетонных плит, а в углу вяло колыхалась пыльная паутина. Я же в это время думал о том, как именно мы умрем.

Нам грозило не наводнение, не цунами и даже не извержение сверхнового вулкана. Просто сегодня в полдень все люди превратятся в живых мертвецов.

Понимаю, конечно, — звучит дико, словно третьесортный фильм дешевых ужасов (коих, признаюсь, за свою жизнь я насмотрелся более чем достаточно). Я тоже не мог в это поверить и неуемная фантазия рисовала передо мной сцены из Ромеровского творчества, однако в жизни все произойдет несколько по-иному. Не будет разверзающихся могил, кровожадных упырей. Один лишь миг — и все мы превратимся в них, мертвецов. Все, понимаете? Охотиться и убивать будет просто-напросто некого.

У меня замечательная девушка. Милая, ласковая, хотя, если бы я знал о том, что случится, раньше — вряд ли она смогла бы понять мои сбивчивые объяснения. Очевидно, это недостаток? Впрочем, и друзьям говорить не имело никакого смысла, раз уж через несколько часов она, они и даже я сам превратятся в бездушные, мертвые тела.

Я встал, расправил скомканное одеяло и направился в ванную. Из мутного зеркала над ванной на меня смотрело изможденное посеревшее лицо с темными кругами вокруг глаз и двухдневной щетиной. Обветренные губы — следы толи бурной личной жизни, толи свидетель скрытого смертельного недуга. Может, я ошибся на пару часов и превращение уже произошло? Нет, я бы, наверняка, почувствовал. Почувствовал ли?

Я умылся, побрился, почистил зубы. Сплюнул розовую пену — десна кровоточила. Интересно, а у мертвых бывает кариес?

Кошка орала перед пустой миской, ожидая подношения. Получив причитающуюся ей порцию сухого корма, животное презрительно фыркнуло, обвинив хозяина в патологической жадности и нехотя приступило к трапезе.

В бытность свою котенком, будущий бегемотик питался рыбкой и куриным бульончиком, когда подрос — перешел (вернее, был насильно переведен, за что время от времени и мстил в углу большой комнаты с ископаемым телевизором) на кошачий комбикорм. Почивать в ночное время (обычно с часу — двух ночи) изволял на ногах хозяина, а в дневное — на хозяйской же подушке, обильно при этом линяя.

Разогревая скудный завтрак — включаю музыку. Жалобно воет Анна-Варни. К чертям депрессию! Врубаю Unholy — так лучше?

Не зависимо от слов, а вокал и так воспринимается как еще один музыкальный инструмент, каждый стиль ассоциируется у меня с определенной картиной. Хэви-металл, например, с железоголовыми рыцарями; doom — мертвыми возлюбленными; готика — вампирами, или готическими вечеринками; black-metal — чертями и норвежской географией, а в данной ситуации, скорее, подошел бы старенький Cannibal Corpse с их некроканнибализмом. Вот только не хочу я умирать! Не хочу превращаться в эту безумную насмешку над живым. Чего хочу? Я не знаю, чего я хочу, но со всей обреченностью понимаю, что теперь уже ни карьеры, ни своей семьи у меня уже никогда не будет…

Я высыпал кошке остатки корма, понимая, что никогда уже не вернусь. А что будет с ней? Коснутся ли смертельные изменения всего животного мира, или это удел лишь человека?

Как всегда, словно в любой другой день, ровно в половину я вышел из дома. Конечно, в последний день мироздания это уже не имело смысла, но иначе я не мог. Тогда бы пришлось молча ждать, следить за неподвижными стрелками часов; в одиночестве ждать конца наедине с самим собой.

Усталое осеннее светило, собрав последние силы, радовалось последним дням, не задумываясь, очевидно, о зловещем смысле этих слов. Для него это были последние теплые дни осени, для меня же — и для всего человечества — последний день жизни. Какой мы ее знали: любили ли, ненавидели — кому как…

Останавливаюсь перед светофором, жду, как будто его зеленый сигнал теперь для кого-нибудь еще что-то решает. Светофор думает, чуть не раздуваясь от собственной значимости, словно не понимая, что даже сбей меня сейчас машина — полуденное радостное солнышко вернет меня к жизни, или — жалкому ее подобию — даже если тело мое будет к тому времени подвергнуто аутопсии.

Я на мгновение представил, как мой оживший труп, шатаясь, как полы плаща придерживая края разрезов, бредет по пустому коридору, отворяет дверь морга и выходит в, залитый проклятым солнцем, новый мир. Как стоит в дверях, а под ногами собирается лужа из смешанного с кровью формалина.

Двигаюсь дальше. Мимо магазина одежды, гастронома, цветочного… Глаза натыкаются на рекламный щит.