Иван Сергеевич закурил, подавился дымом, и помер. Его душа покинула катакомбы тела и, воспарив к потолку, бросила взгляд на усопшего. Тот сидел в кресле, положив тонкие руки на острые коленки. Сутулость в плечах… Там, где мозг, лысина… Между губ — чадящий окурок Примы.
6 мин, 4 сек 12119
Вот ведь как! — подумалось душе. Жил я… И ещё бы жил, кабы не мой скепсис. Читал и слышал: Курить — здоровью вредить. Думал, не про меня… Теперь ни здоровья, ни жизни.
— Прощай! — душа прильнула к покойнику, поцеловала его в лоб и зашлась в спазме рыданий: — Прощай навеки-и-и-и!
— Хватит! — громыхнул откуда-то командный голос. И под басы колокольного звона в прокуренном воздухе появилась чёрная точка. За пару секунд она вывернулась наружу, стала входом в тоннель. И не успела душа Ивана Сергеевича подумать, что бы это значило, как её оторвало от усопшего, подняло, завертело, и втянуло в свистящее жерло.
Полёт был недолгим. Иван Сергеевич ухватил краем глаза сияющий лозунг: Доброго пути! — и плюхнулся на дно великой равнины. Не было там ни травы, ни ручья, ни малого камня. Бескрайнюю ширь устилала вонючая клеёнка. Точь-в-точь такая, как в мясном ряду Н-ского базара.
На клеёнке стояли огромные весы. Рядом с ними переминались два субъекта.
— Будем знакомы! — гаркнул один. — Я — Обвинитель!
— А я… Защит… ник… — прокашлял второй.
В тусклом небе полыхнула молния. Трескуче изгибаясь, она сложилась в корявую надпись:
ВЫШНИЙ СУД.
Иван Сергеевич побледнел… Защитник трагически вздохнул. И только Обвинитель излучал неподдельную радость.
— Перед нами Ухватов! — начал он с ликованием. — Иван Сергеевич, как записано в метриках. Сорока трёх лет… Образования среднего… Внешности обычной… Характера погано… Впрочем, господин Защитник, ДЕЛО подсудимого перед вами. Вчитайтесь в него! И если вы не слепец — вам откроется истина. Ухватов грешник, путь которому — …
И он указал на далёкий дымок.
Чашу весов повело книзу.
— Минуту! — кашлянул Защитник. — Я ознакомлен с Делом. Поэтому скажу, как юрист — юристу: вы, дорогой коллега, предвзяты! Ухватов грешил… Но грехи его соотносятся только с одним человеком. Сосед Ухватова — Абдулла — негодяй, коих поискать!
Чашу весов повело кверху.
Обвинитель напомнил:
— Ухватов провёл акт кастрации над петухом несчастного узбека…
Чашу дёрнуло книзу.
— Всё так! — согласился Защитник. — Но Абдулла назвал петуха Сергеичем. Ухватов был оскорблён и унижен…
Чашу дёрнуло кверху.
— Оставим птицу! — махнул рукой Обвинитель. — Но… капкан?! Ухватов поставил его в мастерской Абдуллы, и тот перепутал его с табуретом. Если бы не Мойша Ковельтайм, гений микрохирургии, то Зульфия, жена Абдуллы, не ждала бы сейчас девятого ребёнка.
Чашу качнуло вниз.
— Абдулла был наказан! — крикнул Защитник. — По ночам он пИсал на грядки соседа! Горох не вызрел… Бобы сопрели… Клубника вышла пряного посола…
Чаша подпрыгнула.
И пошло… И поехало…
Каждый грех Ухватова, представленный Обвинителем, Защитник оправдывал грешком Абдуллы. И выходило так, что Иван Сергеевич не злодей, а справедливый мститель. А сосед его — террорист-извращенец.
Чаша весов работала, как помпа.
Вверх — вниз… Вверх — вниз…
Итог этой болтанки был неожиданным.
Обвинитель сказал, что Ухватов прочил жене Абдуллы, что она породит змеёныша. В ответ Защитник повёл речь о пользе змеиного яда. И весы, матерно скрипнув, дали трещину.
— Господи! — воскликнули юристы.
— Какого чёрта? — послышалось из облаков.
— Клиент феноменален… — потеряно сказал Обвинитель. — И ад, и рай — не для него.
— Так! так! — тихонько поддержал его Защитник.
Наверху сплюнули, чем-то звякнули, во что-то булькнули. Потом, с одышкой в голосе, дали команду:
— Гоните его обратно!
И — сочно хрустнули, обдав равнину запахом огурца.
Иван Сергеевич не успел вникнуть в суть этой беседы, как его подбросило, завертело, и втянуло в кишку знакомого тоннеля. В глаза бросилось: Доброго пути! — и Ухватов понял, что его возвращают в прежний мир. «Ах!» — подумал он счастливо. «Значит, есть оно — второе пришествие!».
Подхватив с пола брошенный кем-то мелок, Ухватов чиркнул по стенке тоннеля: Верую!, потом: Курить не буду!, а в конце пути с наслаждением вывел: Абдулла — козёл!
Из тоннеля он вылетел, напевая блатной романс, и горя желанием стрельнуть сигарету. Но тут же осёкся, увидев, что парит над кладбищем.
Внизу, перед мрачной пастью могилы, стоял гроб, на который опускали крышку.
— Гвозди-то! Гвозди подлиньше берите! — услышал Иван Сергеевич. — Да вбивайте! Вбивайте почаще!
Это был баритон ухватовской тёщи…
— Лопату мне! — поднял в небо ворон бас жены Ивана Сергеевича.
— И нам! И нам лопаты! — затенькал хор детей Ухватова.
«Вот и всё»…, — печально подумал Иван Сергеевич. «Хоронят меня. И ни слезинки… ни слова доброго»…. По давней привычке он стал размышлять, на ком бы ему отыграться, в кого слить давящий негатив.
— Прощай! — душа прильнула к покойнику, поцеловала его в лоб и зашлась в спазме рыданий: — Прощай навеки-и-и-и!
— Хватит! — громыхнул откуда-то командный голос. И под басы колокольного звона в прокуренном воздухе появилась чёрная точка. За пару секунд она вывернулась наружу, стала входом в тоннель. И не успела душа Ивана Сергеевича подумать, что бы это значило, как её оторвало от усопшего, подняло, завертело, и втянуло в свистящее жерло.
Полёт был недолгим. Иван Сергеевич ухватил краем глаза сияющий лозунг: Доброго пути! — и плюхнулся на дно великой равнины. Не было там ни травы, ни ручья, ни малого камня. Бескрайнюю ширь устилала вонючая клеёнка. Точь-в-точь такая, как в мясном ряду Н-ского базара.
На клеёнке стояли огромные весы. Рядом с ними переминались два субъекта.
— Будем знакомы! — гаркнул один. — Я — Обвинитель!
— А я… Защит… ник… — прокашлял второй.
В тусклом небе полыхнула молния. Трескуче изгибаясь, она сложилась в корявую надпись:
ВЫШНИЙ СУД.
Иван Сергеевич побледнел… Защитник трагически вздохнул. И только Обвинитель излучал неподдельную радость.
— Перед нами Ухватов! — начал он с ликованием. — Иван Сергеевич, как записано в метриках. Сорока трёх лет… Образования среднего… Внешности обычной… Характера погано… Впрочем, господин Защитник, ДЕЛО подсудимого перед вами. Вчитайтесь в него! И если вы не слепец — вам откроется истина. Ухватов грешник, путь которому — …
И он указал на далёкий дымок.
Чашу весов повело книзу.
— Минуту! — кашлянул Защитник. — Я ознакомлен с Делом. Поэтому скажу, как юрист — юристу: вы, дорогой коллега, предвзяты! Ухватов грешил… Но грехи его соотносятся только с одним человеком. Сосед Ухватова — Абдулла — негодяй, коих поискать!
Чашу весов повело кверху.
Обвинитель напомнил:
— Ухватов провёл акт кастрации над петухом несчастного узбека…
Чашу дёрнуло книзу.
— Всё так! — согласился Защитник. — Но Абдулла назвал петуха Сергеичем. Ухватов был оскорблён и унижен…
Чашу дёрнуло кверху.
— Оставим птицу! — махнул рукой Обвинитель. — Но… капкан?! Ухватов поставил его в мастерской Абдуллы, и тот перепутал его с табуретом. Если бы не Мойша Ковельтайм, гений микрохирургии, то Зульфия, жена Абдуллы, не ждала бы сейчас девятого ребёнка.
Чашу качнуло вниз.
— Абдулла был наказан! — крикнул Защитник. — По ночам он пИсал на грядки соседа! Горох не вызрел… Бобы сопрели… Клубника вышла пряного посола…
Чаша подпрыгнула.
И пошло… И поехало…
Каждый грех Ухватова, представленный Обвинителем, Защитник оправдывал грешком Абдуллы. И выходило так, что Иван Сергеевич не злодей, а справедливый мститель. А сосед его — террорист-извращенец.
Чаша весов работала, как помпа.
Вверх — вниз… Вверх — вниз…
Итог этой болтанки был неожиданным.
Обвинитель сказал, что Ухватов прочил жене Абдуллы, что она породит змеёныша. В ответ Защитник повёл речь о пользе змеиного яда. И весы, матерно скрипнув, дали трещину.
— Господи! — воскликнули юристы.
— Какого чёрта? — послышалось из облаков.
— Клиент феноменален… — потеряно сказал Обвинитель. — И ад, и рай — не для него.
— Так! так! — тихонько поддержал его Защитник.
Наверху сплюнули, чем-то звякнули, во что-то булькнули. Потом, с одышкой в голосе, дали команду:
— Гоните его обратно!
И — сочно хрустнули, обдав равнину запахом огурца.
Иван Сергеевич не успел вникнуть в суть этой беседы, как его подбросило, завертело, и втянуло в кишку знакомого тоннеля. В глаза бросилось: Доброго пути! — и Ухватов понял, что его возвращают в прежний мир. «Ах!» — подумал он счастливо. «Значит, есть оно — второе пришествие!».
Подхватив с пола брошенный кем-то мелок, Ухватов чиркнул по стенке тоннеля: Верую!, потом: Курить не буду!, а в конце пути с наслаждением вывел: Абдулла — козёл!
Из тоннеля он вылетел, напевая блатной романс, и горя желанием стрельнуть сигарету. Но тут же осёкся, увидев, что парит над кладбищем.
Внизу, перед мрачной пастью могилы, стоял гроб, на который опускали крышку.
— Гвозди-то! Гвозди подлиньше берите! — услышал Иван Сергеевич. — Да вбивайте! Вбивайте почаще!
Это был баритон ухватовской тёщи…
— Лопату мне! — поднял в небо ворон бас жены Ивана Сергеевича.
— И нам! И нам лопаты! — затенькал хор детей Ухватова.
«Вот и всё»…, — печально подумал Иван Сергеевич. «Хоронят меня. И ни слезинки… ни слова доброго»…. По давней привычке он стал размышлять, на ком бы ему отыграться, в кого слить давящий негатив.
Страница
1 из 2
1 из 2