Навязчивое желание жить

— верный ответ. И правильный вопрос.

— Нууу… — угу, протяни еще подольше. Сделай вид, что ты только что задумалась над этим, — А куда?

Угадывай, Олег, угадывай!

— Не хочешь в какое-нибудь кафе? — и затаить дыхание: угадал?

— Хочу! — вздохнуть облегченно, — В «Сбарро-пиццу»! Там чудное «Арбатское» в бутылочках!

Пусть будет «Арбатское», пусть будет «Сбарро». Мне кажется, что это безопасно. Я не уверен, но пусть лучше это будет пиццерия, чем выставка восковых фигур.

Третий день я не могу выйти из дома. Слежку сняли, веревку с флажками свернули и унесли. Загонщики разошлись по домам. Но остались бойцы невидимого фронта и мне приходится по много раз проверять, выключена ли кухонная плита, погашен ли свет и перекрыта ли вода в ванной комнате.

Я помню, как я выполнял эти нехитрые манипуляции, но, стоит мне только выйти за дверь, как вода начинает течь, свет включается, плита подогревает стоящую на ней сковородку. Ту сковородку, которую я убирал в холодильник. Холодильник они не закрывают.

Я не могу даже закрыть дверь — стоит мне спуститься до выхода из подъезда, как оказывается, что дверь в квартиру открыта. Или я забыл сменить домашние тапочки на осенние туфли. Или забыл нацепить очки на нос. Или что-то еще. Я не могу уйти. Я сижу дома и ежеминутно проверяю все.

Навязчивое состояние — самое плохое, что со мной было до сих пор. Муравьишки и слоны убежали, испугавшись моего соседства. Я не болен и мне не плохо. Утомляет необходимость ходить только по квадратам паркета, не наступая на их границы. Я уже устал. Оля… Зачем ты рассказала мне про своих подруг? Одна из которых забыла выключить плиту и у которой сгорела квартира, а другая забыла закрыть дверь и ее обокрали, вынеся все. Абсолютно все.

— Привет, это я!

— А это — я. Как жизнь?

— Ты грустный… — заметила. Молодец. Мне действительно хорошо с тобой.

— Не грустный, просто устал. Немного устал, — немного, совсем чуть-чуть. До потери сознания и помутнения в глазах.

— Ты не хочешь никуда идти? — разочарование в голосе Оли режет сердце лучше скальпеля хирурга.

— А есть предложения? — я резковат? Резковат… Но ладно, спишем на усталость.

— Ты не хочешь никуда идти! — опять утверждение. Ну почему Оля делает глубокомысленные выводы из одной небрежно составленной фразы?

— Хочу. — я действительно хочу пойти куда-нибудь с тобой, -Только тебе придется зайти за мной. Просто зайти и взять за руку.

— С тобой что-то не так, Олег? — Олег. Не Олежка, — Что-то случилось?

— Я устал, Оля. Просто устал. Только ты зайди за мной. Дверь будет не заперта.

Она действительно будет не заперта, когда в нее вбежит Ольга. Она всегда вбегает, у нее все происходит именно так — бегом. И не Олина вина в том, что я забыл закрепить большое зеркало в тяжелой потемневшей раме, висящее в прихожей. Рукав, задевающий за это зеркало, быстрый вскрик, я не успеваю выбежать из комнаты, звон стекла и удар. Звонкий такой удар.

Десятки осколков меня ведут торопливый разговор. Каждый хочет быть услышанным, они перебивают друг друга, задают какие-то вопросы и не дожидаются ответов. Самый большой пытается стать и самым главным, обломки поменьше игнорируют его указания.

Я не могу двигаться. Слишком много противоречивых указаний, слишком много команд отовсюду. Я лежу на полу, вспоминаю свои отражения в осколках зеркала, вспоминаю белокурые Олины волосы, перепачканные кровью, вспоминаю ее лицо, на котором навсегда застыла печать удивления. Мертвое лицо прекрасной девушки.

Это не Оля виновата во всем. Это я сам виноват. Почему я именно такой? Что сделало меня таким? Как я дошел до этого? И зачем я убил Олю? Она-то в чем была виновата? Только в том, что оказалась рядом со мной… И моим навязчивым желанием жить.