Утром, в гостиной собрались все те же. Хозяйка дома Ираида Павловна, её дочь Полинька, а так же гостящие у них кузина хозяйки — Вера Игнатьевна с женихом, флотским капитаном третьего ранга в отставке Бурдищевым Иваном Савичем. Во рту отставного капитана как всегда красовалась погасшая, курительная трубка…
6 мин, 2 сек 2707
Видимо, ему не столь важен был факт самого курения. Время от времени посасывая трубку, он наблюдал за ловкими движениями хозяйки раскладывающей пасьянс. Полинька сидела подле матери, скучала и лишь изредка, украдкой кидала томные взгляды на Бурдищева. Будь у неё выбор, она, без сомнения и без сожаления оставила бы своим вниманием Ивана Савича, поскольку был он для неё староват, некрасив и, к прочему, жених её двоюродной tante, но так уж выходило, что последнее время других мужчин в доме не бывало и Полиньке, девушке на выданье, приходилось практиковаться в кокетстве на пожилом отставнике.
Вера Игнатьевна, невеста капитана, женщина средних лет, довольно миловидная и не лишенная благородного изящества, благоразумно не замечала этих взглядов и вздохов. Она прекрасно понимала племянницу и относилась к её попыткам привлечь мужское внимание исключительно как к шалости. Тетушка и сама, чего греха таить, не прочь бы вот так пошалить, но как уже было сказано, других мужчин, в пределах досягаемости, не было.
Ивану же, Савичу, такое внимание со стороны Полиньки положительно льстило. Он молодясь, слегка улыбался, смешно шевелил тронутым сединой усом и думал про себя, дескать, случись оказия, он с удовольствием поддержал бы девичьи амуры и, пожалуй, доказал бы ей, что в его пороховницах, на полках лежит вполне сухой порох. Но, находясь в условиях весьма несвободных, Бурдищев ограничивался мечтами и быстрыми взглядами на губки, реснички и оч-чень волнующие округлости девичьего тела.
Ираида Павловна ничего такого и не замечала. Мысли её были заняты другим. Руки привычно, механически раскладывали карты, сама же хозяйка задавала тон в общем разговоре, причем, начатом явно не сегодня.
— Я, пожалуй, еще могу понять этих… — она брезгливо поджала губы, -революционеров…
Это слово она произнесла с «э»-оборотным вместо «е» — рэволюционэров.
— Тут всё понятно, захватили власть, грабят, убивают, тешат, как умеют, свои душонки или что там у них… Но когда я вижу среди них приличных, молодых людей я не нахожу, что и подумать. Только представьте, господа, Владимир Терсков, дворянин, сын Сонечки Терсковой — комиссар!
Выражение лица у Ираиды Павловны переменилось с брезгливого на удивленное. Она обвела взглядом собравшихся, словно ища у них поддержки. Все молчали.
— Бедная Сонечка, благодарение Господу, что она не дожила до такого позора, — Ираида Павловна перекрестилась и вновь принялась за пасьянс.
Она всегда и обо всем имела своё суждение и не боялась высказывать его. Правда, нынче за такие слова можно было скоро и споро поплатиться, но ведь она среди своих, родственников и друзей, которые разделяют её взгляды.
— Бог Володьке судья, — вступила в разговор Полинька, — а помните maman, года полтора назад Терсков увивался за мной. Я вам не говорила, а ведь он мне в вечной любви клялся, и свататься хотел. Ей Богу. Ой, что бы сейчас было, случись так? Подумать страшно…
— Господа нужно благодарить, Полинька, за то, что отвел беду и уберег тебя, — Ираида Павловна опять перекрестилась, — я так думаю, что господа рэволюционэры, во всяком случае, те из них, что способны мыслить, уже поняли, какого джинна выпустили из бутылки и имя этому джинну — хаос. Теперь, поди, сами боятся, локти кусают, да сделать ничего не могут. Но ничего, нужно только подождать. Мировая общественность не стерпит, придет на помощь. Государя императора вновь возведут на престол, ведь отречение под дулом рэвольвэра нельзя считать подлинным отречением. И все будет как прежде, нужно только подождать.
— Боюсь, что как прежде уже никогда не будет, — тихо сказала Вера Игнатьевна, — ведь это ужас, что творится. Разве такое забудется? Эти мерзкие рожи…
Она передернула плечами. Иван Савич, успокаивая невесту, положил ладонь на её руку.
— Да, да… — Полинька встрепенулась, — помните, господа, того страшного мужика в кожанке с огромным револьвером? Вот где страху-то, правда, Иван Савич.
И, несмотря на серьезность темы, кокетливо посмотрела на капитана. При этих её словах вздрогнули все, таким страшным было воспоминание.
— Полинька, радость вы наша — мягко сказал отставник, — ну что нам об этом думать. Будто бы других тем для разговора нет.
Сам он с ужасом вспоминал, как в тот день, холодея, унимая предательскую дрожь в ногах, вышел вперед, прямо на дуло маузера, пляшущего в руках пьяного вдрибадан представителя новой власти. Вышел, прикрывая тем самым женщин, оказавшихся, волею судьбы, под его, капитана третьего ранга Бурдищева, защитой.
— Да и остальные не лучше, — опять вступила Ираида Павловна, — ходят по нашему дому как по-своему. Глазеют самым наглым образом и так и норовят что-нибудь украсть. Уж не знаю, как от них все спрятать, да и самим впору прятаться.
— А как вам их, с позволения сказать, женщины? — ехидно спросила Вера Игнатьевна, — вы видели, как беспардонно они выставляют напоказ свои сомнительные прелести?
Вера Игнатьевна, невеста капитана, женщина средних лет, довольно миловидная и не лишенная благородного изящества, благоразумно не замечала этих взглядов и вздохов. Она прекрасно понимала племянницу и относилась к её попыткам привлечь мужское внимание исключительно как к шалости. Тетушка и сама, чего греха таить, не прочь бы вот так пошалить, но как уже было сказано, других мужчин, в пределах досягаемости, не было.
Ивану же, Савичу, такое внимание со стороны Полиньки положительно льстило. Он молодясь, слегка улыбался, смешно шевелил тронутым сединой усом и думал про себя, дескать, случись оказия, он с удовольствием поддержал бы девичьи амуры и, пожалуй, доказал бы ей, что в его пороховницах, на полках лежит вполне сухой порох. Но, находясь в условиях весьма несвободных, Бурдищев ограничивался мечтами и быстрыми взглядами на губки, реснички и оч-чень волнующие округлости девичьего тела.
Ираида Павловна ничего такого и не замечала. Мысли её были заняты другим. Руки привычно, механически раскладывали карты, сама же хозяйка задавала тон в общем разговоре, причем, начатом явно не сегодня.
— Я, пожалуй, еще могу понять этих… — она брезгливо поджала губы, -революционеров…
Это слово она произнесла с «э»-оборотным вместо «е» — рэволюционэров.
— Тут всё понятно, захватили власть, грабят, убивают, тешат, как умеют, свои душонки или что там у них… Но когда я вижу среди них приличных, молодых людей я не нахожу, что и подумать. Только представьте, господа, Владимир Терсков, дворянин, сын Сонечки Терсковой — комиссар!
Выражение лица у Ираиды Павловны переменилось с брезгливого на удивленное. Она обвела взглядом собравшихся, словно ища у них поддержки. Все молчали.
— Бедная Сонечка, благодарение Господу, что она не дожила до такого позора, — Ираида Павловна перекрестилась и вновь принялась за пасьянс.
Она всегда и обо всем имела своё суждение и не боялась высказывать его. Правда, нынче за такие слова можно было скоро и споро поплатиться, но ведь она среди своих, родственников и друзей, которые разделяют её взгляды.
— Бог Володьке судья, — вступила в разговор Полинька, — а помните maman, года полтора назад Терсков увивался за мной. Я вам не говорила, а ведь он мне в вечной любви клялся, и свататься хотел. Ей Богу. Ой, что бы сейчас было, случись так? Подумать страшно…
— Господа нужно благодарить, Полинька, за то, что отвел беду и уберег тебя, — Ираида Павловна опять перекрестилась, — я так думаю, что господа рэволюционэры, во всяком случае, те из них, что способны мыслить, уже поняли, какого джинна выпустили из бутылки и имя этому джинну — хаос. Теперь, поди, сами боятся, локти кусают, да сделать ничего не могут. Но ничего, нужно только подождать. Мировая общественность не стерпит, придет на помощь. Государя императора вновь возведут на престол, ведь отречение под дулом рэвольвэра нельзя считать подлинным отречением. И все будет как прежде, нужно только подождать.
— Боюсь, что как прежде уже никогда не будет, — тихо сказала Вера Игнатьевна, — ведь это ужас, что творится. Разве такое забудется? Эти мерзкие рожи…
Она передернула плечами. Иван Савич, успокаивая невесту, положил ладонь на её руку.
— Да, да… — Полинька встрепенулась, — помните, господа, того страшного мужика в кожанке с огромным револьвером? Вот где страху-то, правда, Иван Савич.
И, несмотря на серьезность темы, кокетливо посмотрела на капитана. При этих её словах вздрогнули все, таким страшным было воспоминание.
— Полинька, радость вы наша — мягко сказал отставник, — ну что нам об этом думать. Будто бы других тем для разговора нет.
Сам он с ужасом вспоминал, как в тот день, холодея, унимая предательскую дрожь в ногах, вышел вперед, прямо на дуло маузера, пляшущего в руках пьяного вдрибадан представителя новой власти. Вышел, прикрывая тем самым женщин, оказавшихся, волею судьбы, под его, капитана третьего ранга Бурдищева, защитой.
— Да и остальные не лучше, — опять вступила Ираида Павловна, — ходят по нашему дому как по-своему. Глазеют самым наглым образом и так и норовят что-нибудь украсть. Уж не знаю, как от них все спрятать, да и самим впору прятаться.
— А как вам их, с позволения сказать, женщины? — ехидно спросила Вера Игнатьевна, — вы видели, как беспардонно они выставляют напоказ свои сомнительные прелести?
Страница
1 из 2
1 из 2