Северный ветер

Ветхие дома бедно украшены облезлыми еловыми ветками. Жизнь неподвижно застыла в ожидании нового — тысяча девятьсот двадцать седьмого — года. Пронизывающий насквозь дождь мешается со снегом, будто Бог там, наверху, не может определиться, что ему более по нраву. Мелкие капли висят в воздухе, словно в надежде затормозить своё падение и никогда-никогда не опускаться в мутную чёрно-коричневую жижу, хлюпающую под ногами редких в вечернее время прохожих. Северный ветер словно задался целью передать чванливым лайми* всю нелюбовь гордых шотландских парней — лениво пошевеливая ветви деревьев, он выжидает удобного момента, а затем безжалостно отвешивает усталому путнику хлёсткую пощёчину, царапая кожу и залепляя глаза мокрым снегом.

/* Сленг. Лайми — житель Великобритании, преимущественно южных областей; «англичанин»*/

Проклятый ехидный ветер мешает уснуть. Резкие порывы раз за разом отбрасывают назад мягко подкрадывающийся пьяный сон, заставляя его испуганно отступить. Но минуту-другую спустя дремота вновь маленькими шажками пробирается в сознание, наполняя его липким стылым туманом. Элиас чувствует, как громадный, безликий и чёрный мир вытягивает из него последние капли тепла, взамен щедро наделяя прохладной апатией.

Холод приносят бездомный ветер и влажные снежинки. Он исходит и от равнодушных или презрительных взглядов прохожих, старательно обходящих дурно пахнущего субъекта, привалившегося к забору. И от резких, до костей продирающих звуков большого города. От воспоминаний об умерших родных и разорившейся год назад ферме. Но холоднее всего Элиасу от безразличия. Оно давно уже сковало его внутренний мир своими ледяными оковами, мешая жить и барахтаться, бесстрастно убивая любую попытку рвануться куда-то и начать всё с нуля простым вопросом — «А зачем?».

Он не знает ответа на этот вопрос, вот и сползает сейчас неторопливо по кованой ограде, вынуждая людей брезгливо морщиться и обходить себя, ступая на проезжую часть. Поудобней уткнув лицо в прижатые к груди колени и прикрыв его с боков руками, бродяга, наконец, теряется среди мельтешащих под закрытыми веками видений. Где-то здесь до сих пор жив сгинувший в Трансваале отец, в чью честь его назвали; а на их ферме светит ласковое августовское солнце.

Проснулся мужчина от резких, надсадных, каркающих звуков у себя над ухом. Заполошно вскинувшись спросонья, пытаясь преодолеть слабость и ломоту в негнущихся конечностях, Элиас чуть не сбил наземь беременную женщину. Судорожно вцепившись в железный прут ограды, она сотрясалась от ужасного кашля. Узкое лицо матово белело в темноте.

Мысленно ругаясь, на чём свет стоит и борясь с накатывающей дурнотой, Элиас осторожно закинул безвольную тонкую руку себе на плечо, и, шатаясь, повёл женщину в обход ограды. Она пыталась протестовать, но не успевала набрать в лёгкие достаточно воздуха из-за очередного приступа. Элиас не обращал на её потуги внимания. Прекрасно зная, что в это время ворота всегда закрыты, он обходил ограду в противоположном от них направлении. Пару месяцев назад какой-то напившийся кретин ухитрился врезаться в её угол на одной из этих новомодных вонючих безлошадных карет. И теперь там красовалась здоровенная дырень.

Первым пробравшись сквозь неё на территорию приюта, Элиас практически втащил женщину внутрь и поволок на себе к крыльцу. Алкоголь ещё не выветрился полностью, поэтому дальнейшее он воспринимал, словно глядя со стороны. Вот он остервенело лупит по двери приюта ногой, вот бранится с сонной миссис Коул, разбуженной посреди «дежурства», вот затаскивает примолкшую барышню в спасительное тепло. Только в тусклом свете ночника получилось хоть немного её рассмотреть.

Бледное, некрасивое лицо, сутулая и тощая фигура, судорожно вцепившиеся в стену руки с обломанными ногтями. На правой — три параллельные царапины, словно от кошачьих когтей. Непригляднее женщин Элиас не видал. Но вдруг безжизненные тёмные глаза словно бы осветились изнутри озорной искрой. Переведя дух после очередного приступа кашля, женщина приблизилась, осторожно ступая, и, чуть привстав на цыпочки, коснулась щеки своего провожатого влажными губами. После чего позволила ворчащей миссис Коул увести себя наверх.

Некоторое время Элиас продолжал бездумно смотреть на опустевшую лестницу, затем недоверчиво хмыкнул и провёл по щеке рукой. В свете ночника красные разводы на пальцах казались чёрными.

Весь следующий день Элиас провёл, как в тумане. Забившись в какой-то сарай и закутавшись поплотнее в рваную куртку, раз за разом вспоминал произошедшее. Ему было плевать на ту страшную бабу — это он понимал чётко. Но всё же… что-то изменилось. Пьяница в который раз прикоснулся к щеке рукой и задумчиво поскрёб свалявшиеся волосы на затылке. Нужно сходить в приют Вула ещё раз и проверить — он начал приподниматься со служившего лежанкой сундука. Хотя… сегодня он устал и мучим похмельем — сегодня лучше отдохнуть и набраться сил.