Огонь в печи дрожит, как загнанный в угол зверь: и он боится и его боятся. Нынче дорого в наше время тепло и уют, такой, какой построить сам сумеешь. Как бы там ни было, в гостях хорошо, а дома… а дома любимый.
Добавить в моё избранное
6 мин, 26 сек 4702
— Держи плошку, красавица, — прокряхтела Бабаня, пододвигая кисель. — Чягой-то пригорюнилась? О святодне задумалась? — старушка опустилась на перекошенный табурет, живенько для великого возраста подтянула валенки и похрустела костяшками.
— Какой святодень! Глупое суеверие, — протянула девушка. — Домой душа зовёт, Бабань.
— А ну сяди, раз уж пришла! — прикрикнула старушка. — На улице стужень горит холодом. Выйдешь, ладно хворь поймаешь — она лечится. Авось бяду накликаешь? Мара стужу нагнала, пугает. Несчастья не миновать этим днем. Энта тябе не шуточки!
— Бабань, сердце не на месте, — застонала девушка, кутаясь в теплый кафтан и поглядывая на дубовые стены, за которыми сейчас бушевала лютая непогода. — Вдруг мой вернулся, а я у тебя!
— Подождет твой муж ненаглядный, — махнула рукой старушка, глядя на девушку своими мутно-серыми глазами.
— Не могу сидеть, Бабань. Пойду я, — сорвалась девушка с места, на бегу ухватила шаль и шубу и, отворив дверь, выбежала в объятья Мары.
Холод морозил все внутренности, окрасил щёки в красный и щипал своими ледяными пальцами за лицо. Сегодня он суров, как никогда, потому что настал день Мары. Но, несмотря на непогоду, девушка торопилась домой, будто неведомая сила тащила за собой. Она уже проклинала себя, что ушла поутру к Бабане, вс отчего-то ей хотелось мужа повидать, который на работу в такой день вышел. Записку оставила, что ушла и не вернётся до утра следующего дня, но на деле и уходить-то не хотелось. Дело охотничье суровое, как бы зверь дикий не разорвал. Вот, то единственное, что всегда тревожило любящую жену.
Тропинки запорошило так, что ближе к дому приходилось очень высоко поднимать ноги. Снег хрустел, завлекая в глубь ледяного капкана. Пришлось прорываться к воротам с боем. Не разувшись, девушка забежала в дом, кроша за собой снег, который тут же превратился в капли. Видимо, дядька заходил погреться и печь растопил. Но сейчас комната была затянута мраком, и только в светлице мелькала свеча, которая своим коротким язычком не доставала до задней избы. Девица присела возле заполья, отдёрнула занавеску и зажгла свечу, которая печально покосилась. Когда завертелся огонёк, девушка заметила, что забыла налить молока Домовёнку, в то время, когда каша и хлеб уже ожидали хозяина. Но только девушка ухватилась за жбан, как рука соскочила, и он рухнул на стол, сбив всю подачку. Девушка дёрнулась и обернулась. Бросая взгляд на помещение, она тихонько пролепетала:
— Не сердись, хозяин. Прости криворукую. — Девушка с грустью улыбнулась мраку. — Огради от Лихо, дорогой, присмотри за домом.
Внезапно девушке померещился какой-то звук. Она бросилась к прирубу в надежде, что вернулся муж, но никто не объявился. Пригорюнившись, она, было, бросила взгляд в тёмное окошко, где царил тёмный вечер, и заметила, как горит слабый свет в сарае. Сердце девушки заколотилось. Скотину воруют? Инструменты тащат? Нет же, не могли в такую ужасную погоду воры наведаться. Следов не укрыть, да и мороз не пощадит. Глупые мысли девушка постаралась выкинуть из головы. Дома она не ночевала, а вчера свет точно тушила. Тогда, может, дядька не ушел? Или же попросту забылся.
Ладно, уж. Проверить обязательно стоит. Девушка сняла с гвоздя ключ и под завывания ветра двинулась в сторону сарая, пробираясь сквозь небольшое снежное болото. Наконец-то выбравшись к широкой двери, она вспомнила, что безопаснее убедиться, не забрел ли кто посторонний. Она зашла за угол деревянного строения, туда, где находилось низенькое окошко. Подышав на стекло, покрытое коркой льда, девушка потерла по нему рукавом. Когда пятнышко проявилось, девица притаилась и аккуратно заглянула внутрь.
В сердцевине плоского камня, который они использовали с мужем для работы, горели полена, заготовленные на зиму. Пепел красными всполохами взметался к потолку. Недалеко, на подстилке, брошенной поверх остатков сена, знакомый светловолосый мужчина ласкал девушку, которая изгибалась под его прикосновениями. На их обнажённых телах играл тусклый свет, окрашивая их кожу в тёмный оттенок оранжевого. Волосы цвета вороньего крыла свисали вдоль белой спины девушки, и на ней жилистые руки выводили грубые узоры, постепенно спускаясь к ягодицам. Мужчина подмял девушку под себя и начал покрывать поцелуями полные груди, руками водить по плоскому животу и бёдрам. Незнакомка улыбалась, шарила в его волосах пальцами, а затем, приманив, заставила грубо поцеловать себя. Казалось, что её темные глаза в этот момент полыхнули красным. Блондин навис над ней скалой, рельефная спина то и дело плавилась от напряга и удовольствия. Темноволосая обхватила его талию ногами, он напрягся и начал раскачиваться, смешиваясь с девушкой телами.
Обманом было время, которое, казалось, тянулось, захватывая все мелкие детали неприятной сцены. Но на деле вся картина уместилась в секунды, которые промелькнули в глазах наблюдающей девушки белыми искрами, застелив взор и повредив разум.
— Какой святодень! Глупое суеверие, — протянула девушка. — Домой душа зовёт, Бабань.
— А ну сяди, раз уж пришла! — прикрикнула старушка. — На улице стужень горит холодом. Выйдешь, ладно хворь поймаешь — она лечится. Авось бяду накликаешь? Мара стужу нагнала, пугает. Несчастья не миновать этим днем. Энта тябе не шуточки!
— Бабань, сердце не на месте, — застонала девушка, кутаясь в теплый кафтан и поглядывая на дубовые стены, за которыми сейчас бушевала лютая непогода. — Вдруг мой вернулся, а я у тебя!
— Подождет твой муж ненаглядный, — махнула рукой старушка, глядя на девушку своими мутно-серыми глазами.
— Не могу сидеть, Бабань. Пойду я, — сорвалась девушка с места, на бегу ухватила шаль и шубу и, отворив дверь, выбежала в объятья Мары.
Холод морозил все внутренности, окрасил щёки в красный и щипал своими ледяными пальцами за лицо. Сегодня он суров, как никогда, потому что настал день Мары. Но, несмотря на непогоду, девушка торопилась домой, будто неведомая сила тащила за собой. Она уже проклинала себя, что ушла поутру к Бабане, вс отчего-то ей хотелось мужа повидать, который на работу в такой день вышел. Записку оставила, что ушла и не вернётся до утра следующего дня, но на деле и уходить-то не хотелось. Дело охотничье суровое, как бы зверь дикий не разорвал. Вот, то единственное, что всегда тревожило любящую жену.
Тропинки запорошило так, что ближе к дому приходилось очень высоко поднимать ноги. Снег хрустел, завлекая в глубь ледяного капкана. Пришлось прорываться к воротам с боем. Не разувшись, девушка забежала в дом, кроша за собой снег, который тут же превратился в капли. Видимо, дядька заходил погреться и печь растопил. Но сейчас комната была затянута мраком, и только в светлице мелькала свеча, которая своим коротким язычком не доставала до задней избы. Девица присела возле заполья, отдёрнула занавеску и зажгла свечу, которая печально покосилась. Когда завертелся огонёк, девушка заметила, что забыла налить молока Домовёнку, в то время, когда каша и хлеб уже ожидали хозяина. Но только девушка ухватилась за жбан, как рука соскочила, и он рухнул на стол, сбив всю подачку. Девушка дёрнулась и обернулась. Бросая взгляд на помещение, она тихонько пролепетала:
— Не сердись, хозяин. Прости криворукую. — Девушка с грустью улыбнулась мраку. — Огради от Лихо, дорогой, присмотри за домом.
Внезапно девушке померещился какой-то звук. Она бросилась к прирубу в надежде, что вернулся муж, но никто не объявился. Пригорюнившись, она, было, бросила взгляд в тёмное окошко, где царил тёмный вечер, и заметила, как горит слабый свет в сарае. Сердце девушки заколотилось. Скотину воруют? Инструменты тащат? Нет же, не могли в такую ужасную погоду воры наведаться. Следов не укрыть, да и мороз не пощадит. Глупые мысли девушка постаралась выкинуть из головы. Дома она не ночевала, а вчера свет точно тушила. Тогда, может, дядька не ушел? Или же попросту забылся.
Ладно, уж. Проверить обязательно стоит. Девушка сняла с гвоздя ключ и под завывания ветра двинулась в сторону сарая, пробираясь сквозь небольшое снежное болото. Наконец-то выбравшись к широкой двери, она вспомнила, что безопаснее убедиться, не забрел ли кто посторонний. Она зашла за угол деревянного строения, туда, где находилось низенькое окошко. Подышав на стекло, покрытое коркой льда, девушка потерла по нему рукавом. Когда пятнышко проявилось, девица притаилась и аккуратно заглянула внутрь.
В сердцевине плоского камня, который они использовали с мужем для работы, горели полена, заготовленные на зиму. Пепел красными всполохами взметался к потолку. Недалеко, на подстилке, брошенной поверх остатков сена, знакомый светловолосый мужчина ласкал девушку, которая изгибалась под его прикосновениями. На их обнажённых телах играл тусклый свет, окрашивая их кожу в тёмный оттенок оранжевого. Волосы цвета вороньего крыла свисали вдоль белой спины девушки, и на ней жилистые руки выводили грубые узоры, постепенно спускаясь к ягодицам. Мужчина подмял девушку под себя и начал покрывать поцелуями полные груди, руками водить по плоскому животу и бёдрам. Незнакомка улыбалась, шарила в его волосах пальцами, а затем, приманив, заставила грубо поцеловать себя. Казалось, что её темные глаза в этот момент полыхнули красным. Блондин навис над ней скалой, рельефная спина то и дело плавилась от напряга и удовольствия. Темноволосая обхватила его талию ногами, он напрягся и начал раскачиваться, смешиваясь с девушкой телами.
Обманом было время, которое, казалось, тянулось, захватывая все мелкие детали неприятной сцены. Но на деле вся картина уместилась в секунды, которые промелькнули в глазах наблюдающей девушки белыми искрами, застелив взор и повредив разум.
Страница
1 из 2
1 из 2
