Тяжелая, окованная свинцом дверь с лязгом отворилась, и хмурый тюремщик толкнул юную девушку в белом платье к выходу.
6 мин, 6 сек 10424
— Иди, — сказал он, и голос, резкий, как порыв ветер, заставил затрепетать заключенную. Она порывисто обернулась, но дверь захлопнулась, отрезав дорогу назад. Девушка подняла голову. Пейзаж был уныл и мрачен. Впереди простиралась дорога. Комья грязи, оставленные колесами машин, лежали на пожухлой, увядшей траве. Редкие деревца устало понурились, не выдержав груза придорожной пыли. Небо затянулось грозовыми тучами, сквозь которые не пробивался ни один луч солнца. Девушка боязливо ступила босыми ногами на грязную дорогу и медленно пошла вперед, огибая лужи, которые, словно язвы, покрыли тело ее безрадостного пути. Казалось, мир вымер. Ни случайного путника, ни животного не замечали ее глаза, покрасневшие от слез и бессонных ночей.
Она шла вперед, пока не достигла города с распахнутыми воротами. Ворота проржавели, и ветер бесился в петлях, производя пугающий полусвист-полустон. Безликие дома поражали мёртвым безмолвием, сурово взирали на одинокую путницу глазами-окнами. Девушка побрела в сердце города, очутилась на центральной площади. И тут появились они. Люди. Девушка вскрикнула, глядя в их уродливые лица, обезображенные яростью, злобой, жестокостью, завистью. Они ругались, выплевывая ядовитые слова, хватали друг друга за одежду, дрались. Незнакомка в белом платье застыла как изваяние. Боль и страдание читались в огромных чистых глазах.
— Это она, — неожиданно прокаркал седой уродливый старик, стоявший в стороне, и его обвиняющий перст указал на девушку. Слова вихрем облетели площадь, и воцарилась напряженная тишина.
— Ты зачем пришла сюда?— продолжал старик, его лицо исказила гримаса страшной радости. Толпа придвинулась ближе, чтобы расслышать ответ.
— Потому что он меня выпустил, — ответила девушка, гордо расправив хрупкие плечи.
— Выпустил? Он ее выпустил?— Изумление наполнило до краев центральную площадь, грозя излиться лавиной на незнакомку. Горящие глаза цепко следили за малейшим движением дивной фигуры. Старик захохотал, и толпа поддержала этот страшный, каркающий хохот. А девушка озиралась вокруг, бледная и одинокая.
— Как он мог тебя выпустить? Ты никогда не существовала! Тебя не было! Не было!
— Я была, — сказала она твердо. — Я родилась вместе с ним, и в детстве мы крепко дружили.
— А что было потом? Ты забыла? Он предал тебя, швырнул в тюрьму и запечатал дверь. Ты должна была сгнить навсегда!
Румянцем зарделись бледные щеки незнакомки, огнем полыхнули глаза.
— Он меня выпустил. И я сделаю все, что в моих силах.
— Посмотри на себя, — презрительно проскрежетал старик. — Обессиленная, изможденная, с пошатнувшейся верой. И ты имеешь наглость утверждать, что справишься со всеми нами?
Толпа бесновалась, как штормящее море, старик с жестокой улыбкой отступил в сторону, и все разом бросилась на девушку…
На тюремных нарах лежал человек. Его жизнь подходила к концу: смертный был вынесен приговор за все его прегрешения. Одиночная камера давила мрачностью, и редко заглядывало солнце в крошечное оконце. Преступник плакал. Влага, оросившая его щеки, была неожиданной гостьей: давно распрощался с ней грешник, еще в далеком детстве. Он хорошо помнил тот день. День, когда он запер Любовь в самом темном уголке своей души, запечатав оковы каплями слез. Восьмилетний мальчуган бежал по залитой солнцем улице, сжимая в руке игрушечный кораблик. Сегодня мать проснулась в хорошем настроении, что случалось нечасто, и, накормив его завтраком, милостиво разрешила погулять. Весна была в самом разгаре: ласково припекало солнышко, и приветливо шумели ручейки. За сквером простиралась огромная лужа, прозванная окрестными мальчишками морем за свои невероятные размеры. По морю можно было пускать корабли, указывая курс веточкой. Можно было создавать ветер, дуя на суда во всю мощь своих легких. Можно было, помогая себе листочками, устраивать заторы кораблям и водяные круговерти. Море предлагало массу возможностей, которые наполняли мальчишечье сердце светлой весенней радостью. Однако у моря имелся один недостаток: как ни широко оно раскинулось, все равно не вмещало всех желающих на свои берега. Мальчик еще издали заприметил толпу капитанов-конкурентов, занявших самые выгодные позиции. Он робко подошел к морю, постоял в сторонке, наблюдая, как весело бегут, подпрыгивая на искусственных волнах, чужие суда. Выбрал крохотное, совсем неудобное местечко и запустил свой кораблик.
— Куда прёшь? Не видишь-занято, — зло сказал высоченный Толик.
— Как же занято?— попытался оправдаться мальчик. — Тут никого не было.
— Какой не было?! Да я тут с самого утра! Иди отсюда!
— Тут никого не было, — упрямо повторил ребенок, не сводя глаз с покачивающегося на воде кораблика.
— Ах, не было?!— взвился Толик и со злостью наступил на судно мальчика, припечатав его ко дну толстой подошвой резинового сапога. Хрустнула легкая пластмасса, разлетелись тонкие деревянные рейки.
Она шла вперед, пока не достигла города с распахнутыми воротами. Ворота проржавели, и ветер бесился в петлях, производя пугающий полусвист-полустон. Безликие дома поражали мёртвым безмолвием, сурово взирали на одинокую путницу глазами-окнами. Девушка побрела в сердце города, очутилась на центральной площади. И тут появились они. Люди. Девушка вскрикнула, глядя в их уродливые лица, обезображенные яростью, злобой, жестокостью, завистью. Они ругались, выплевывая ядовитые слова, хватали друг друга за одежду, дрались. Незнакомка в белом платье застыла как изваяние. Боль и страдание читались в огромных чистых глазах.
— Это она, — неожиданно прокаркал седой уродливый старик, стоявший в стороне, и его обвиняющий перст указал на девушку. Слова вихрем облетели площадь, и воцарилась напряженная тишина.
— Ты зачем пришла сюда?— продолжал старик, его лицо исказила гримаса страшной радости. Толпа придвинулась ближе, чтобы расслышать ответ.
— Потому что он меня выпустил, — ответила девушка, гордо расправив хрупкие плечи.
— Выпустил? Он ее выпустил?— Изумление наполнило до краев центральную площадь, грозя излиться лавиной на незнакомку. Горящие глаза цепко следили за малейшим движением дивной фигуры. Старик захохотал, и толпа поддержала этот страшный, каркающий хохот. А девушка озиралась вокруг, бледная и одинокая.
— Как он мог тебя выпустить? Ты никогда не существовала! Тебя не было! Не было!
— Я была, — сказала она твердо. — Я родилась вместе с ним, и в детстве мы крепко дружили.
— А что было потом? Ты забыла? Он предал тебя, швырнул в тюрьму и запечатал дверь. Ты должна была сгнить навсегда!
Румянцем зарделись бледные щеки незнакомки, огнем полыхнули глаза.
— Он меня выпустил. И я сделаю все, что в моих силах.
— Посмотри на себя, — презрительно проскрежетал старик. — Обессиленная, изможденная, с пошатнувшейся верой. И ты имеешь наглость утверждать, что справишься со всеми нами?
Толпа бесновалась, как штормящее море, старик с жестокой улыбкой отступил в сторону, и все разом бросилась на девушку…
На тюремных нарах лежал человек. Его жизнь подходила к концу: смертный был вынесен приговор за все его прегрешения. Одиночная камера давила мрачностью, и редко заглядывало солнце в крошечное оконце. Преступник плакал. Влага, оросившая его щеки, была неожиданной гостьей: давно распрощался с ней грешник, еще в далеком детстве. Он хорошо помнил тот день. День, когда он запер Любовь в самом темном уголке своей души, запечатав оковы каплями слез. Восьмилетний мальчуган бежал по залитой солнцем улице, сжимая в руке игрушечный кораблик. Сегодня мать проснулась в хорошем настроении, что случалось нечасто, и, накормив его завтраком, милостиво разрешила погулять. Весна была в самом разгаре: ласково припекало солнышко, и приветливо шумели ручейки. За сквером простиралась огромная лужа, прозванная окрестными мальчишками морем за свои невероятные размеры. По морю можно было пускать корабли, указывая курс веточкой. Можно было создавать ветер, дуя на суда во всю мощь своих легких. Можно было, помогая себе листочками, устраивать заторы кораблям и водяные круговерти. Море предлагало массу возможностей, которые наполняли мальчишечье сердце светлой весенней радостью. Однако у моря имелся один недостаток: как ни широко оно раскинулось, все равно не вмещало всех желающих на свои берега. Мальчик еще издали заприметил толпу капитанов-конкурентов, занявших самые выгодные позиции. Он робко подошел к морю, постоял в сторонке, наблюдая, как весело бегут, подпрыгивая на искусственных волнах, чужие суда. Выбрал крохотное, совсем неудобное местечко и запустил свой кораблик.
— Куда прёшь? Не видишь-занято, — зло сказал высоченный Толик.
— Как же занято?— попытался оправдаться мальчик. — Тут никого не было.
— Какой не было?! Да я тут с самого утра! Иди отсюда!
— Тут никого не было, — упрямо повторил ребенок, не сводя глаз с покачивающегося на воде кораблика.
— Ах, не было?!— взвился Толик и со злостью наступил на судно мальчика, припечатав его ко дну толстой подошвой резинового сапога. Хрустнула легкая пластмасса, разлетелись тонкие деревянные рейки.
Страница
1 из 2
1 из 2