— А потом она у тебя пить попросит, и тогда зажмуривайся и беги, — Юки покачивал ногой, задевая листья кувшинок и ряску. Тепло растеклось по деревянным мосткам, впиталось в них и делилось с нами — а воздух и земля вокруг были еще холодными. Мышонок Чен дремал, полуприкрыв веки, и норовил упасть на меня, и я то и дело пихала его плечом…
6 мин, 47 сек 5584
Неподалеку озерный тростник заканчивался, и начинался лес.
В лесу пряталась Женщина с Длинными рукавами. Про нее рассказала Тетушка Тыква, и Мышонку едва не влетело, когда он начал расспрашивать родителей, что да как. Мы только посмеялись над ним — взрослых нельзя спрашивать, они ничего не знают или делают вид. Мне было проще, чем Мышонку, многому научил старший брат.
— Лю, — говорил он, — Пойми, у всех свои игры. Когда вырастаешь, начинаешь забывать одни правила и перенимать другие. Есть короткое время, когда еще ничего не забыл, и новые игры еще не стали твоей плотью и кровью.
Он уехал, так и не сумев — или не успев — принять новые правила; все говорили — учиться, но я-то знала истину. Но так же я знала, что мир взрослых догонит его все равно — от себя не убежишь, как всегда говорил отец. Рано или поздно брат начнет играть по новым правилам, и, когда он вернется, все будет уже в прошлом. Сказки ночью под одним одеялом, выманивание червячков из норки, чтобы они передали привет умершим предкам, золото в коконах шелкопряда. Ничего этого не будет у нас, я стану маленькой глупой сестренкой, хранящей воспоминания.
Но пока у нас — Юки, меня и Мышонка — было свое время и свои земли, на которые не давалось допуска прочим. Была чаща, куда нам запрещали ходить, хоровод обнявшихся деревьев и заросли тростника.
В зарослях все становилось острым — и тени, и длинные плотные листья норовили разрезать кожу, и даже голос пересмешника, доносившийся из глубины леса, менялся — тот будто подражал точильщику ножей, самим ножам, издавая холодный скрежет и лязг. Стоило вынырнуть на опушку, и все прекращалось; тростник вновь становился гибким, податливым, безобидным, и птица, покашливая, хихикала над нашими страхами.
Пугаться было приятно, у страхов были свои правила — не нарушай их, и все будет в порядке. Если ухнет филин, надо ненадолго стать на одну ногу, для защиты от озерного духа надо носить в кармане щепотку соли, а Женщине с Длинными рукавами нельзя ничего давать и нельзя заговаривать с ней.
Все наши дни и ночи были пронизаны солнцем, поиском приключений и приятными страхами.
В один из таких дней — нам оставалось не так много времени до новых правил, и мы хотели успеть — Юки сказал, что хочет найти эту женщину, раз уж она появилась снова и кое-кто видел ее. Я заявила, что пойду с ним, он попытался пройтись насчет девчонок, трусих и обузы, после этого чуть не полетел с мостка барахтаться в ряске, а проснувшийся Мышонок кинулся нас разнимать, в итоге в ряске мы оказались все трое. Но, выбравшись, уже знали, не произнося лишних слов — в чащу отправимся вместе.
Юки готовился как заправский следопыт. Он раздобыл разбитый компас, ветровые спички, флягу, плед, чтобы спать, если заблудимся и ночь застанет нас в чаще. Мышонок притащил два пакета орехов и нацепил талисман из дырявого камешка. Я не взяла ничего.
— А как мы узнаем, что это она? — в сотый раз спрашивал Мышонок, и в сотый раз получал ответ.
— У нее длинные рукава, — говорил Юки. — Как на старинных полотнах. Если присмотреться, видно, что они не приминают траву.
Тетушка Тыква говорила, что Женщина — призрак, что когда-то она умерла в этом лесу от несчастной любви. Но Юки был уверен, что она живая — по крайней мере, материальная. Во всяком случае, один из угольщиков, ее видевших, ухитрился ее ухватить за подол.
Я была уверена, что ухватил он кого-то другого. Мало ли какая жительница соседней деревни забрела далеко в лес.
Естественно, мы никому не сказали; со старшим братом я поделилась бы обязательно, но такие возможности могла получить только в сказке. Так что я, как обычно, всего лишь пошептала на ветер, попросив передать ему наши планы и мой привет.
Отправились мы с утра, пока солнце еще не начало печь наши макушки — и нырнули в чащу раньше, чем воздух успел как следует прогреться. Птицы нас не боялись, треща и свистя на разные голоса. Мышонок устал первым. Вскоре, проголодавшись, стал ныть о привале, но Юки сурово пресек его жалобы. Я хихикнула, глядя, как тот изображает из себя капитана, и подмигнула Мышонку. Теперь он шагал, то и дело ощупывая в сумке кульки с орехами, но достать лакомство не решался. Мы выбрали звериную тропу — так ее назвал Юки, и была это едва заметная стежка, временами пропадавшая вовсе. Лесных призраков или духов на ищут на всем известных дорогах — так решили мы трое.
Сколько мы прошли? Вряд ли так уж далеко, но и немало, когда Юки соизволил наконец разрешить привал на краю полянки. Оставив меня караулить их барахло — с припасами Мышонок так и не расстался, — они удалились в кусты. Я удалилась в другую сторону, рассудив, что какие бы тут ни водились духи и призраки, человеческая еда нужна им, как прошлогодний снег.
Да… пожалуй, теперь я помню больше подробностей, чем успела заметить тогда. Помню сине-зеленый лишайник на гладком стволе — я покорябала его пальцем, пытаясь создать фигурку.
В лесу пряталась Женщина с Длинными рукавами. Про нее рассказала Тетушка Тыква, и Мышонку едва не влетело, когда он начал расспрашивать родителей, что да как. Мы только посмеялись над ним — взрослых нельзя спрашивать, они ничего не знают или делают вид. Мне было проще, чем Мышонку, многому научил старший брат.
— Лю, — говорил он, — Пойми, у всех свои игры. Когда вырастаешь, начинаешь забывать одни правила и перенимать другие. Есть короткое время, когда еще ничего не забыл, и новые игры еще не стали твоей плотью и кровью.
Он уехал, так и не сумев — или не успев — принять новые правила; все говорили — учиться, но я-то знала истину. Но так же я знала, что мир взрослых догонит его все равно — от себя не убежишь, как всегда говорил отец. Рано или поздно брат начнет играть по новым правилам, и, когда он вернется, все будет уже в прошлом. Сказки ночью под одним одеялом, выманивание червячков из норки, чтобы они передали привет умершим предкам, золото в коконах шелкопряда. Ничего этого не будет у нас, я стану маленькой глупой сестренкой, хранящей воспоминания.
Но пока у нас — Юки, меня и Мышонка — было свое время и свои земли, на которые не давалось допуска прочим. Была чаща, куда нам запрещали ходить, хоровод обнявшихся деревьев и заросли тростника.
В зарослях все становилось острым — и тени, и длинные плотные листья норовили разрезать кожу, и даже голос пересмешника, доносившийся из глубины леса, менялся — тот будто подражал точильщику ножей, самим ножам, издавая холодный скрежет и лязг. Стоило вынырнуть на опушку, и все прекращалось; тростник вновь становился гибким, податливым, безобидным, и птица, покашливая, хихикала над нашими страхами.
Пугаться было приятно, у страхов были свои правила — не нарушай их, и все будет в порядке. Если ухнет филин, надо ненадолго стать на одну ногу, для защиты от озерного духа надо носить в кармане щепотку соли, а Женщине с Длинными рукавами нельзя ничего давать и нельзя заговаривать с ней.
Все наши дни и ночи были пронизаны солнцем, поиском приключений и приятными страхами.
В один из таких дней — нам оставалось не так много времени до новых правил, и мы хотели успеть — Юки сказал, что хочет найти эту женщину, раз уж она появилась снова и кое-кто видел ее. Я заявила, что пойду с ним, он попытался пройтись насчет девчонок, трусих и обузы, после этого чуть не полетел с мостка барахтаться в ряске, а проснувшийся Мышонок кинулся нас разнимать, в итоге в ряске мы оказались все трое. Но, выбравшись, уже знали, не произнося лишних слов — в чащу отправимся вместе.
Юки готовился как заправский следопыт. Он раздобыл разбитый компас, ветровые спички, флягу, плед, чтобы спать, если заблудимся и ночь застанет нас в чаще. Мышонок притащил два пакета орехов и нацепил талисман из дырявого камешка. Я не взяла ничего.
— А как мы узнаем, что это она? — в сотый раз спрашивал Мышонок, и в сотый раз получал ответ.
— У нее длинные рукава, — говорил Юки. — Как на старинных полотнах. Если присмотреться, видно, что они не приминают траву.
Тетушка Тыква говорила, что Женщина — призрак, что когда-то она умерла в этом лесу от несчастной любви. Но Юки был уверен, что она живая — по крайней мере, материальная. Во всяком случае, один из угольщиков, ее видевших, ухитрился ее ухватить за подол.
Я была уверена, что ухватил он кого-то другого. Мало ли какая жительница соседней деревни забрела далеко в лес.
Естественно, мы никому не сказали; со старшим братом я поделилась бы обязательно, но такие возможности могла получить только в сказке. Так что я, как обычно, всего лишь пошептала на ветер, попросив передать ему наши планы и мой привет.
Отправились мы с утра, пока солнце еще не начало печь наши макушки — и нырнули в чащу раньше, чем воздух успел как следует прогреться. Птицы нас не боялись, треща и свистя на разные голоса. Мышонок устал первым. Вскоре, проголодавшись, стал ныть о привале, но Юки сурово пресек его жалобы. Я хихикнула, глядя, как тот изображает из себя капитана, и подмигнула Мышонку. Теперь он шагал, то и дело ощупывая в сумке кульки с орехами, но достать лакомство не решался. Мы выбрали звериную тропу — так ее назвал Юки, и была это едва заметная стежка, временами пропадавшая вовсе. Лесных призраков или духов на ищут на всем известных дорогах — так решили мы трое.
Сколько мы прошли? Вряд ли так уж далеко, но и немало, когда Юки соизволил наконец разрешить привал на краю полянки. Оставив меня караулить их барахло — с припасами Мышонок так и не расстался, — они удалились в кусты. Я удалилась в другую сторону, рассудив, что какие бы тут ни водились духи и призраки, человеческая еда нужна им, как прошлогодний снег.
Да… пожалуй, теперь я помню больше подробностей, чем успела заметить тогда. Помню сине-зеленый лишайник на гладком стволе — я покорябала его пальцем, пытаясь создать фигурку.
Страница
1 из 2
1 из 2