Аркадий Семенович Мальков медленно шел с автобусной остановки в больницу. Быстро идти нельзя — могут возникнуть проблемы с сердцем. Эту истину он твердо знал и почитал. Он никогда не прибегал к физическим упражнениям, по лестнице поднимался медленно, делая передышки почти на каждой площадке, — одним словом берег своё здоровье.
Добавить в моё избранное
6 мин, 42 сек 6027
Визиты к врачам давались ему с трудом. Аркадия Семеновича раздражали все эти, якобы умные, советы врачей. Попробовали бы они сами пожить с таким сердцем! Вот и в этот раз Мальков шел в больницу с большой, если не сказать с огромной, неохотой.
Вчера он делал кардиограмму и еще тогда, по выражению лица медсестры, он понял, что опять предстоит выслушать много гадостей о своем бесценном сердце. Сегодняшний день выдался пасмурным и, по сравнению со вчерашним, выглядел как перепад настроения Аркадия Семеновича. Он шел по улице, все так же медленно и был все таким же хмурым. Он пытался приказать себе не нервничать — ведь это могло плохо сказаться на его сердце, но от таких приказов начинал нервничать еще больше.
Где-то слева громыхнул гром, и Аркадия Семеновича передернуло — ему показалось, что это разрывается его сердце. Остановившись, прислушавшись к сердцебиению, он перекрестился и двинулся дальше, благо больница была уже рядом, а свалиться на землю от инфаркта Аркадий Семенович предпочел бы поближе к ней, где были нелюбимые, но все-таки врачи.
Гром, раскатившийся по небу совсем недавно, дал начало мелкому дождю, а пелена туч стала еще более плотной. Мальков поморщился: он не любил такую погоду. Еще он не любил безответственных людей. Например тех, которые чинили крыльцо больницы, но с первыми каплями дождя куда-то исчезли, оставив за собой, прикрытую куском целлофана, табличку «Вход со двора». Ему даже не столько обидно было за одежду, медленно намокающую под все крепчающим дождем, а за своё драгоценное сердце, для которого путешествие в обход выливалось в дополнительную работу.
Что за больница?! Сплошные унижения, причем начинаются они уже от входа, затем издевательства врачей, объяснения, что у него какое-то «неправильное» сердце… Жуть…
Мальков поморщился и представил себя, умирающего в луже от инфаркта… И ведь никто не увидит! Никто не поможет! Был раб божий, да сплыл…
От неприятных мыслей стало по-настоящему покалывать в сердце. Аркадий Семенович, уловив первые порывы боли, замедлил шаг. Вот уже и калитка, через которую можно попасть в двор больницы, но бежать нельзя, никак нельзя напрягать своё родное сердце.
Приходилось смотреть под ноги, что бы не наступить в одну из новоявленных луж, приходилось прислушиваться к стуку сердца и обращать внимание на все покалывания в груди. Темнота, принесенная тучами, мешала Малькову аккуратно лавировать между лужами, и пару раз он все-таки искупал свои ботинки. Почти перед самым носом Аркадия Семеновича скрипнула калитка и медленно распахнулась. Мальков в свою очередь обошел очередную лужу и только тогда поднял глаза.
Все, как и должно быть. Все на месте. Сердце стало покалывать чаще. Все как написано в книгах и как показано в фильмах. Сердце стучит громче. Ошибки быть не может. Жуткая картина…
Этот балахон невозможно не узнать, эти костлявые руки так и хотят прикоснуться к тебе, это лицо, затененное капюшоном, так и буравит тебя невидимым взглядом. И… И самый главный… Самый главный атрибут…
Аркадий Семенович боялся произнести это слово даже про себя, в своих мыслях. Сердце неестественно стукнуло и Малькову показалось, что говорит оно, а не его мысли: «Коса… Костлявые руки держат косу»…
— Чего под ливнем стоишь, болезный? Так и заболеть не долго, а затем и до земельки сырой рукой подать. Думаешь кто станет спасать умирающего из лужи? — голос был мужской и немного усмехающийся.
Аркадий Семенович не нашелся что ответить, да и если бы нашелся, то все равно не ответил, слишком уж сильно были сжаты его дрожащие челюсти. А страшный собеседник, выждав секундную паузу, продолжил:
— Пошли со мной! — тут Аркадий Семенович закашлялся и, собрав свои немногочисленные силы, немного разжал челюсти и выдавил из себя:
— Куда?
— Ко мне… Коморка у меня тут совсем рядом, при больнице. По двору все равно не пройдешь, слякоть там стоит беспролазная. Пошли! О жизни потолкуем…
Аркадий Семенович чувствовал, как ему в ботинки начинает затекать дождь, но уходить совершенно не хотелось. Человек с косой, в свою очередь, продолжил настаивать:
— Да тебе верно уже худо, так что не стой. Пойдем, чаю выпьем. Жизнь она, конечно, короткая штука, но смерть от простуды это не слишком красиво — Жнец улыбнулся и показал жестом в сторону своей коморки.
Мальков почему-то не смог устоять чарам говорившего и поплёлся, уже не обращая внимания на лужи, прямо к маленькому домику, куда и было указано.
— Заходи, болезный. Садись на стульчик сюда. Он жестковат чуток, да не серчай, тебе ж все равно тут недолго сидеть осталось, — коса была отставлена в угол, а человек (хотя все-таки и не человек) выглянул на улицу в микроскопическое окошко.
В коморке было темно, свисающее с потолка подобие светильника было лишено лампочки, и Мальков, даже если бы на улице посветлело, все равно не смог бы разглядел лица под капюшоном.
Вчера он делал кардиограмму и еще тогда, по выражению лица медсестры, он понял, что опять предстоит выслушать много гадостей о своем бесценном сердце. Сегодняшний день выдался пасмурным и, по сравнению со вчерашним, выглядел как перепад настроения Аркадия Семеновича. Он шел по улице, все так же медленно и был все таким же хмурым. Он пытался приказать себе не нервничать — ведь это могло плохо сказаться на его сердце, но от таких приказов начинал нервничать еще больше.
Где-то слева громыхнул гром, и Аркадия Семеновича передернуло — ему показалось, что это разрывается его сердце. Остановившись, прислушавшись к сердцебиению, он перекрестился и двинулся дальше, благо больница была уже рядом, а свалиться на землю от инфаркта Аркадий Семенович предпочел бы поближе к ней, где были нелюбимые, но все-таки врачи.
Гром, раскатившийся по небу совсем недавно, дал начало мелкому дождю, а пелена туч стала еще более плотной. Мальков поморщился: он не любил такую погоду. Еще он не любил безответственных людей. Например тех, которые чинили крыльцо больницы, но с первыми каплями дождя куда-то исчезли, оставив за собой, прикрытую куском целлофана, табличку «Вход со двора». Ему даже не столько обидно было за одежду, медленно намокающую под все крепчающим дождем, а за своё драгоценное сердце, для которого путешествие в обход выливалось в дополнительную работу.
Что за больница?! Сплошные унижения, причем начинаются они уже от входа, затем издевательства врачей, объяснения, что у него какое-то «неправильное» сердце… Жуть…
Мальков поморщился и представил себя, умирающего в луже от инфаркта… И ведь никто не увидит! Никто не поможет! Был раб божий, да сплыл…
От неприятных мыслей стало по-настоящему покалывать в сердце. Аркадий Семенович, уловив первые порывы боли, замедлил шаг. Вот уже и калитка, через которую можно попасть в двор больницы, но бежать нельзя, никак нельзя напрягать своё родное сердце.
Приходилось смотреть под ноги, что бы не наступить в одну из новоявленных луж, приходилось прислушиваться к стуку сердца и обращать внимание на все покалывания в груди. Темнота, принесенная тучами, мешала Малькову аккуратно лавировать между лужами, и пару раз он все-таки искупал свои ботинки. Почти перед самым носом Аркадия Семеновича скрипнула калитка и медленно распахнулась. Мальков в свою очередь обошел очередную лужу и только тогда поднял глаза.
Все, как и должно быть. Все на месте. Сердце стало покалывать чаще. Все как написано в книгах и как показано в фильмах. Сердце стучит громче. Ошибки быть не может. Жуткая картина…
Этот балахон невозможно не узнать, эти костлявые руки так и хотят прикоснуться к тебе, это лицо, затененное капюшоном, так и буравит тебя невидимым взглядом. И… И самый главный… Самый главный атрибут…
Аркадий Семенович боялся произнести это слово даже про себя, в своих мыслях. Сердце неестественно стукнуло и Малькову показалось, что говорит оно, а не его мысли: «Коса… Костлявые руки держат косу»…
— Чего под ливнем стоишь, болезный? Так и заболеть не долго, а затем и до земельки сырой рукой подать. Думаешь кто станет спасать умирающего из лужи? — голос был мужской и немного усмехающийся.
Аркадий Семенович не нашелся что ответить, да и если бы нашелся, то все равно не ответил, слишком уж сильно были сжаты его дрожащие челюсти. А страшный собеседник, выждав секундную паузу, продолжил:
— Пошли со мной! — тут Аркадий Семенович закашлялся и, собрав свои немногочисленные силы, немного разжал челюсти и выдавил из себя:
— Куда?
— Ко мне… Коморка у меня тут совсем рядом, при больнице. По двору все равно не пройдешь, слякоть там стоит беспролазная. Пошли! О жизни потолкуем…
Аркадий Семенович чувствовал, как ему в ботинки начинает затекать дождь, но уходить совершенно не хотелось. Человек с косой, в свою очередь, продолжил настаивать:
— Да тебе верно уже худо, так что не стой. Пойдем, чаю выпьем. Жизнь она, конечно, короткая штука, но смерть от простуды это не слишком красиво — Жнец улыбнулся и показал жестом в сторону своей коморки.
Мальков почему-то не смог устоять чарам говорившего и поплёлся, уже не обращая внимания на лужи, прямо к маленькому домику, куда и было указано.
— Заходи, болезный. Садись на стульчик сюда. Он жестковат чуток, да не серчай, тебе ж все равно тут недолго сидеть осталось, — коса была отставлена в угол, а человек (хотя все-таки и не человек) выглянул на улицу в микроскопическое окошко.
В коморке было темно, свисающее с потолка подобие светильника было лишено лампочки, и Мальков, даже если бы на улице посветлело, все равно не смог бы разглядел лица под капюшоном.
Страница
1 из 2
1 из 2
