Равновесие

Я знаю, что в пакете среди цветных упаковок с пельменями, спагетти, крекерами и прочей снедью лежат памперсы. Вероника покупает их уже в течение четырех лет. Нет у нее не больной диареей ребенок, у них с Валерой его просто — нет. Не может быть. Покупка памперсов, всего лишь обреченная сублимация. Из-за этого, взгляд у Вероники не такой, как у других покупательниц, которые, одурев от навязчивой музыки в чреве супермаркета, отоварились, довольные спешили домой, зажав как птицы в клювах пакеты с провизией, спешили к своим детям, во все времена нуждающимся в пище.

В который раз я вижу, как Валера обнимет жену, шепчет ей, что нужно купить собаку, что тогда станет легче, в который раз Вероника закусывает губу, и ее боль достигает моего сердца. В окружении безликих покупателей, продавцов, охранников, Вероника и Валера стоят на крыльце еще одну долгую секунду, а потом вдруг вспоминают, что нужно садиться в машину, хлопать ее дверцами, выжимать сцепление, трогаться с места, ехать домой, варить спагетти, смотреть телевизор — жить.

Сегодня Валера не встречал жену — он был в командировке.

Вероника вышла на крыльцо, — в руках белый пакет с продуктами и упаковкой памперсов, в глазах влажная от осеннего дождя печаль, которая так оживляла весь ее облик. Без этого взгляда — Вероника всего лишь органическая, сексуально привлекательная особь; длинные ноги, хороший маникюр…

У входных стеклянных дверей, топтался бомж неопределенного возраста. Он был настолько безлик, что сливался с асфальтом, и охранники его не замечали, игнорировали. Спускаясь, Вероника вдруг почувствовала его спиной, и будто что-то внутри ее приказало обернуться, распахнуть лакированную сумочку, достать сотню долларов и протянуть бомжу. Тот сощурился, взял купюру, вдруг всхлипнул и начал бормотать:

— Ради Христа, спасибо, дай тебе Бог. Дай всего.

— Всего? — горько усмехнулась Вероника, защелкнула сумочку и отвернулась. — Да вроде у меня все есть…

Бомж перестал бормотать. На темном его лице пронзительно блеснули глаза.

— Разве, матушка, все? А зачем же тебе памперсы?

Вероника, уже спускавшаяся к машине, вдруг резко остановилась, лицо ее вспыхнуло алым, она вопросительно посмотрела на бомжа. Тот бережно сложил стодолларовую бумажку, спрятал ее в своих темных, мокрых одеждах и проговорил:

— Ты помогла убогому, матушка, я тебе тоже помогу. Хочешь?

От бомжа неприятно пахло, казалось, что его черные густые волосы шевелятся от вшей. Вероника поморщилась.

— Ты матушка не смотри что снаружи, ты внутрь смотри.

Вероника сделала робкий шаг навстречу.

— Ты меня не называй матушкой. Как ты мне поможешь?

Бомж приблизился к Веронике, аккуратно взял ее за локоть черными пальцами и глухо вымолвил:

— Как же, мне тебя матушкой-то не называть? Ты, душа моя, родишь скоро богатыря, красавца сына, и расти он будет не по дням, а по часам, как в сказке.

Вероника смутилась, и не обращая на вонь исходившую от собеседника взволновано проговорила:

— Но это невозможно. Но, врачи, сказали, что…

— А ты матушка, не слушай врачей, ты меня слушай. Пойдем со мной, я тебе скажу, что делать надо.

Бомж легонько подтолкнул Веронику и она поддалась, пошла с ним.

— Вот, что скажу тебе я, матушка. У кого-то рождаются дети, у кого нет. У кого-то слишком их много рождается, а у кого-то не рождается совсем. Не справедлив Бог скажешь?

— Не справедливо, — поддакнула Вероника уже не пытаясь отстраниться от бомжа и, лишь стараясь не угодить в черные лужи новыми туфлями с острыми каблуками.

— То-то, не справедливо! Но, ведь, Божья справедливость есть?

— Есть.

— То-то, душа моя, есть! Вот мы и найдем сейчас божию справедливость.

Бомж с Вероникой зашел во двор, в котором ровными грязно-желтыми прямоугольниками были расставлены совдеповские хрущовки, подвел ее к мусорным контейнерам, у почерневших от времени мокрых сараек. Там, в перевернутой картонной коробке сидела одноглазая кошка, с пятью котятами. Мать и ее отпрыски были покрыты розовыми пятнами, а местами уже кровоточащими хрунами, лишая. Увидев бомжа кошка зашипела, котята плотнее прижались к ней.

— Вот они. Видишь? — прошептал бомж Веронике. — Видишь, вот она. У нее пять детей у тебя ни одного.

Веронику внезапно стал душить кашель. Бомж похлопал ее по спине.

— И что? — спросила Вероника, доставая платочек из сумки.

— Нужно вернуть равновесие, — ответил бомж. — Ты должна убить котят.

Лицо Вероники исказило выражение брезгливости. От дождя, или от того, что у нее глаза вдруг стали слезиться, черная тонкая струйка туши потекла вниз по щеке.

— У меня аллергия на кошек, — сказала Вероника и аккуратно приложила платочек к глазу. — Может ты убьешь? Я заплачу.