Иностранный сотрудник

Надя присела на стул где-то рядом. Никольский узнал духи. Она положила руку ему на лоб. Почувствовал знакомые пальцы. Надя резко оторвала руку.

Валерий, — он теплый. Он — теплый, — повторила она, — потрогайте сами!

Не может быть, Надежда Михайловна, это тепло от свечи. Он уж больше чем два дня как мертвый.

Тихий шум платья, легкий всхип.

Валера, не сейчас!

«Ах ты, гад! Полез к ней. Я всегда знал, что это прохиндей не прост!»

Петр Сергеевич представил себе нижний рад гнилых зубов соседа и почувствовал позыв к рвоте.

«Так, начинает получаться. Попробую пошевелить пальцами ног. Черт, жесткие ботинки не дают. А ну-ка рукой. Нет, не получается. Что за звук? Эти начали целоваться! Не вынесши меня из дому! Ой! Ой! А это что? Эрекция, что ли? Точно, она. Сейчас я вам покажу, какой я мертвый! Враги мои прикормленные! А-а-а!»

Теплая слеза вытекла из заклеенного глаза.

Ой, смотрите, Валерий, из него жидкости выходят!

Лето-жара! Хорошо, что мы не стали держать его три дня. Сёба, идите сюда, принесите свой бальзам. Соки пошли из нашего благодетеля.

«Чем-то мажут. Слушай-ка, глаза открываются. Сёба! Сёба! Я живой! Не слышит гад. А я его спасал. Подонок, тоже меня предал. Себа! Они меня живым закопать хотят! Эти враги меня хотят заживо. Боже, что же происходит. Ну-ка, согну колени. Гнутся! Себа, смотри!»

Надежда Михайловна, — голос Сёбы, — я говорил вам, давайте держать его в холодильнике до самых похорон. Смотрите, вон ноги сгибаются, жидкости вытекают. Вот-вот бальзам растает.

Сёба, это ж тебе не Африка твоя. Его вчера всю ночь отпевали. Не в леднике же это делать.

Не знаю, но началось разложение. Боюсь, до часу не дотянет. Загниет совсем.

Не должен, — это уже Золотухин. Осталось полчаса. Да и внутри-то ничего не осталось? Все потроха уже вытащили и заспиртовали. Только глаза настоя…

Валерий, прекратите. Я все же его жена.

Вы уже вдова.

Прекратите идиотничать, я не могу переносить этого. Особенно сейчас.

«Что это они говорят? Какие потроха? Я жив. Вот сейчас повернусь. Не получается. Надо слегка отдохнуть. Если выкручусь, то все, больше не пью! И Сёбу этого к чертям!»

Пазик во дворе громко скрипнул дверью, выпуская провожающих. Зал наполнился шумом причитающих голосов.

«Сейчас-сейчас. Я повернусь и сяду! Посмотрим сколько из вас это переживет!»

Товарищи, потише ходите! Уроните Петра Сергеича.

«Опять смрад. Вот они подходят к столу. Поднимают меня! А я поворачиваюсь набок. Я сейчас сяду!»

Несите осторожней, мать вашу! Вон он уже повернулся!

Сейчас поставим, и я положу его на место!

«Стойте, не надо, я почти уже сел!»

Смотри каков! Говорю тебе, это неспроста. Может он живой?

Какой там живой. Трупее не бывает! Крышку давай!

«Накрыли. Темно. Стучат молотком. Поворачиваюсь. Я сейчас встану. Пока только один гвоздь! Я еще успею! Вот я уже на коленях, вот, я выталкиваю крышку. Что это сыплется? Земля. Быстрее давить крышку кверху. Встаю, встаю, вижу свет!»

Толик, подай-ка мне колышек, я заготовил для него. Не бойсь, братва. Да не этот тонкий, а осиновый! Этих кремлевских без кола не угомонить. Лом, кстати, не помогает… Особенно, как вот тот черный у них появился. Иностранный сотрудник, мать его!

Да уж, понаехали в Москву. Гастарбайтеры!

И не говори, того и гляди, для нас места не останется.

Ну, все. Забил. Теперь уже не вылезет!

Ну что, налегай на лопаты. Успеть бы к поминкам.