На самом деле, он меня создал. А я подсматривала его сны, пока не научилась дышать. Случается, я до сих пор так делаю. Тихонько, босиком пробираюсь по холодному полу. Претворив за собой дверь, забираюсь в его кровать, чувствую его самого. Я прикрываю глаза и до утра охраняю его покой.
Добавить в моё избранное
7 мин, 6 сек 10919
Но знаю, теперь ему ничего не снится.
Я не помню, когда и где его встретила. Кажется, там было шумно, играла музыка и сновало множество людей. Не уверена. Помню только его лицо: бледное пятно, оттеняемое черной рубашкой. Он улыбался уголками губ и предлагал мне выпить. Я не знаю, как оказалась в том месте, но к тому моменту была довольно пьяна. И мне хотелось еще. Я приняла бокал из его рук, и, наверное, именно это можно считать началом.
Позже он говорил, что-то случилось с моей памятью. Он рассказывал, как нашел меня на дороге: я попала в какую-то аварию и ударилась головой. Не понимаю, почему он не захотел говорить мне правду. Но я знаю, не было никакой аварии. Все началось в тот шумный вечер, когда я была пьяна и встретила его.
Но он прав, что-то случилось с моей памятью. Я четко помню каждый день, проведенный в его доме. С того момента, как открыла глаза на большой кровати, а он сидел рядом и заботливо спросил, как я себя чувствую. Все, что было до того утра, рассыпалось пылью, унесло ветром. От моей памяти остались только ошметки — лохмотья, что представляются снами.
В этих туманных мечтах есть небольшая квартира и чьи-то лица. Есть молодой темноволосый человек, который, видимо, что-то значил для меня. Теперь его лицо не вызывает никаких эмоций. Я даже не могу четко вспомнить этого лица, только расплывчатый образ и большие глаза. И еще какие-то картины… яркая одежда, магазины, вечеринки, большой стол и множество номеров одного и того же журнала. Теперь все это не больше, чем сны.
Иногда я вижу в них расплывчатые кадры того вечера, когда впервые его встретила. Иногда мелькают смутные картины большого дома, к которому мы подъезжаем, белые простыни, шприцы и запах лекарств.
— Ты будешь моей куклой.
Может быть, он говорил это. А может, это мои кошмары.
Четко помню то утро. Я была испугана и не помнила ничего. А он взял меня за руку и негромко рассказал об аварии и о том, что я потеряла память. Она наверняка вернется, надо только подождать. Он предложил мне какое-то лекарство и стакан воды. Сказал, я могу пожить у него, пока не восстановится память. Собственно, выбора не оставалось: я не помнила, куда мне возвращаться.
Его дом был поистине великолепен. Большой, старинный. Я знала, что он стоит на окраине города: из окон не видно ничего, кроме дороги и заднего двора. Там я бывать любила: среди бурных зарослей и пения птиц. Когда я попросила, он поставил в тени липы массивные качели. Но сам редко бывал во дворе.
Он вообще не любил выходить из дома. Только пару раз в неделю уходил рано утром, пока не встало солнце, и возвращался ближе к ночи. Он говорил, что работал. И привозил все, что бы я не попросила. У меня не было нужды выходить за пределы дома и сада. По большому счету, я до сих пор не имею представления, что творится за крепким деревянным забором.
Он был врачом. На первом этаже дома, точно за лестницей, располагалась его медицинская комната — единственная, куда мне запрещалось входить. Пару раз я все-таки заглядывала: многочисленные колбы, таблетки, шприцы… оттуда он приносил и мои лекарства.
Но я так ничего и не вспоминала. Наоборот, прошлое все больше казалось мне сном. Придуманным и нереальным. Моя настоящая жизнь была здесь, в этом доме. И он тоже это знал.
Это случилось однажды вечером. Мы сидели в гостиной, и я читала книгу, с ногами забравшись в кресло. Его не было весь день. С работы он приехал усталый и немного разочарованный — угадывать его настроение я научилась прекрасно. Он дал мне таблетки, а потом сел напротив. Я знала, что пока читала книгу, его глаза не отрывались от меня.
Неожиданно он поднялся и исчез из поля зрения.
— Ты моя, ведь так? — его голос раздался из-за моей спины.
Я положила книгу на колени, но не оборачивалась.
— Да.
— Мне всегда этого хотелось.
Его рука провела по моей шее до подбородка.
— Живая кукла, — пробормотал он. — Красивый комнатный цветок.
Его рука скользнула ниже, на грудь.
— Всегда моя.
Той ночью он забрал меня в свою комнату — раньше мне запрещалось туда входить. Раздел и уложил на кровать. Ему нравилось прикасаться к моему телу, ласкать его, овладевать им. Я делала все так, как он хотел. Мне нравилось удовлетворять его желания.
С тех пор каждую ночь я проводила в его комнате. Он никогда не включал свет, не любил разговаривать. Иногда я не засыпала до самого рассвета: слушала его дыхание и смотрела его сны.
У меня были книги, которые я любила, и множество альбомов по искусству, которые любил он. С тех пор, как я стала ночевать вместе с ним, он стал куда более приветливым и словоохотливым. Мы могли часами сидеть в гостиной и пить чашку за чашкой чая, обсуждая литературу или искусство. У нас не было только телевизора, потому что он не любил новости и говорил, что мне совсем не обязательно знать, что происходит.
Я не помню, когда и где его встретила. Кажется, там было шумно, играла музыка и сновало множество людей. Не уверена. Помню только его лицо: бледное пятно, оттеняемое черной рубашкой. Он улыбался уголками губ и предлагал мне выпить. Я не знаю, как оказалась в том месте, но к тому моменту была довольно пьяна. И мне хотелось еще. Я приняла бокал из его рук, и, наверное, именно это можно считать началом.
Позже он говорил, что-то случилось с моей памятью. Он рассказывал, как нашел меня на дороге: я попала в какую-то аварию и ударилась головой. Не понимаю, почему он не захотел говорить мне правду. Но я знаю, не было никакой аварии. Все началось в тот шумный вечер, когда я была пьяна и встретила его.
Но он прав, что-то случилось с моей памятью. Я четко помню каждый день, проведенный в его доме. С того момента, как открыла глаза на большой кровати, а он сидел рядом и заботливо спросил, как я себя чувствую. Все, что было до того утра, рассыпалось пылью, унесло ветром. От моей памяти остались только ошметки — лохмотья, что представляются снами.
В этих туманных мечтах есть небольшая квартира и чьи-то лица. Есть молодой темноволосый человек, который, видимо, что-то значил для меня. Теперь его лицо не вызывает никаких эмоций. Я даже не могу четко вспомнить этого лица, только расплывчатый образ и большие глаза. И еще какие-то картины… яркая одежда, магазины, вечеринки, большой стол и множество номеров одного и того же журнала. Теперь все это не больше, чем сны.
Иногда я вижу в них расплывчатые кадры того вечера, когда впервые его встретила. Иногда мелькают смутные картины большого дома, к которому мы подъезжаем, белые простыни, шприцы и запах лекарств.
— Ты будешь моей куклой.
Может быть, он говорил это. А может, это мои кошмары.
Четко помню то утро. Я была испугана и не помнила ничего. А он взял меня за руку и негромко рассказал об аварии и о том, что я потеряла память. Она наверняка вернется, надо только подождать. Он предложил мне какое-то лекарство и стакан воды. Сказал, я могу пожить у него, пока не восстановится память. Собственно, выбора не оставалось: я не помнила, куда мне возвращаться.
Его дом был поистине великолепен. Большой, старинный. Я знала, что он стоит на окраине города: из окон не видно ничего, кроме дороги и заднего двора. Там я бывать любила: среди бурных зарослей и пения птиц. Когда я попросила, он поставил в тени липы массивные качели. Но сам редко бывал во дворе.
Он вообще не любил выходить из дома. Только пару раз в неделю уходил рано утром, пока не встало солнце, и возвращался ближе к ночи. Он говорил, что работал. И привозил все, что бы я не попросила. У меня не было нужды выходить за пределы дома и сада. По большому счету, я до сих пор не имею представления, что творится за крепким деревянным забором.
Он был врачом. На первом этаже дома, точно за лестницей, располагалась его медицинская комната — единственная, куда мне запрещалось входить. Пару раз я все-таки заглядывала: многочисленные колбы, таблетки, шприцы… оттуда он приносил и мои лекарства.
Но я так ничего и не вспоминала. Наоборот, прошлое все больше казалось мне сном. Придуманным и нереальным. Моя настоящая жизнь была здесь, в этом доме. И он тоже это знал.
Это случилось однажды вечером. Мы сидели в гостиной, и я читала книгу, с ногами забравшись в кресло. Его не было весь день. С работы он приехал усталый и немного разочарованный — угадывать его настроение я научилась прекрасно. Он дал мне таблетки, а потом сел напротив. Я знала, что пока читала книгу, его глаза не отрывались от меня.
Неожиданно он поднялся и исчез из поля зрения.
— Ты моя, ведь так? — его голос раздался из-за моей спины.
Я положила книгу на колени, но не оборачивалась.
— Да.
— Мне всегда этого хотелось.
Его рука провела по моей шее до подбородка.
— Живая кукла, — пробормотал он. — Красивый комнатный цветок.
Его рука скользнула ниже, на грудь.
— Всегда моя.
Той ночью он забрал меня в свою комнату — раньше мне запрещалось туда входить. Раздел и уложил на кровать. Ему нравилось прикасаться к моему телу, ласкать его, овладевать им. Я делала все так, как он хотел. Мне нравилось удовлетворять его желания.
С тех пор каждую ночь я проводила в его комнате. Он никогда не включал свет, не любил разговаривать. Иногда я не засыпала до самого рассвета: слушала его дыхание и смотрела его сны.
У меня были книги, которые я любила, и множество альбомов по искусству, которые любил он. С тех пор, как я стала ночевать вместе с ним, он стал куда более приветливым и словоохотливым. Мы могли часами сидеть в гостиной и пить чашку за чашкой чая, обсуждая литературу или искусство. У нас не было только телевизора, потому что он не любил новости и говорил, что мне совсем не обязательно знать, что происходит.
Страница
1 из 2
1 из 2
