Хороший нюх необходим на любой охоте. Кого бы ты не ловил. Я почуял этот запах издалека, и, к счастью, успел вовремя. Девушка стояла за полосой безопасности, у самого края платформы. Типичная ЭМО, с первого же взгляда: короткие волосы выкрашены под вороново крыло, ядовито — розовая помада, черные джинсы, антрацитовая куртка, розовые кроссовочки а-ля кукла Барби.
Добавить в моё избранное
6 мин, 18 сек 12894
В темном дуле тоннеля заблистал желтый отсвет прожектора. Через несколько секунд на простор станции с драконьим ревом врывается грязно — зеленая громада поезда. Девушка ЭМО подается вперед… И замирает. В ее затылок влетел посланный мной импульс. Я быстро подхожу, подхватываю девушку под руку. Ее тело парализовано, может потерять равновесие в любую секунду. Шепчу ей на ухо:
— Не ново. Лев Толстой в позапрошлом веке Аню под паровоз бросил, последовательниц было много. И не эстетично. Думаешь дорожникам интересно твои раздавленные кишки надцать метров оттирать?
Она с трудом поворачивает заторможенную импульсом голову, в мыслях страх и подростковое упрямство.
— Я все равно…
— Дура.
— Да ты кто такой?
Вместо ответа я врываюсь в ее глаза и подчиняю волю:
— Иди за мной.
Она с покорностью автомата топает следом.
У эскалатора нас останавливает милиционер. Надо же, глазастый, заметил странности.
— Ваши документы.
Я молча подаю паспорт, он внимательно изучает его, сверяя взглядом фото с моим лицом.
— А девушка? — спрашивает он.
— Моя ученица, — теперь я протягиваю пластиковую карточку, внушая, что это удостоверение учителя. Поясняю:
— У нее нервный срыв. Понимаете, у подростков такое бывает. Весна, гормоны, несчастная любовь…
— Ты в какой школе учишься? — спрашивает мент девушку.
— Скажи, — даю я команду.
— В сто двадцать шестой… — медленно отвечает она.
Милиционер колебался, но у него ничего нет, кроме догадок и моего легкого гипнотического давления: «отпустить».
— Ладно, идите, — он отдал документы.
Я увлекаю девушку за собой. Мы поднимаемся, минуем турникеты, я вывожу ее на улицу. Вот моя машина, послушно откликается брелоку сигнализации, моргнув габаритами. Я вталкиваю девушку внутрь, на заднее сидение, сажусь следом. Никаких сомнений, запах отчетливый, тот самый. И кое что из ее мозгов я уже выудил. Частично расторможиваю несостоявшуюся самоубийцу. Сразу же проявляется любопытство, смешанное с страхом:
— Вы у нас в школе не преподаете, откуда у вас удостоверение?
Обрываю ее довольно резко:
— Спрашивать буду я. Макс Лиходеев. Где он?
— Я такого не знаю…
Краснеет. Еще не научилась обманывать, честно глядя в глаза.
— Врешь.
— Вы из милиции?
Бедняга, а мыслишки то как вертятся. И сердце в пятках.
— Хуже.
— Не надо его трогать…
— Это почему? — с усмешкой спрашиваю я.
— Он прикольный… хороший…
Да… Щедра Россия на влюбчивых дур.
— А ведь ты из-за него под поезд собралась.
— Неважно… А откуда вы знаете?
— Важно! Чего ради то? Молодая, здоровая…
— А что мне делать… — сдали таки у нее нервишки, плачет, — Я некрасивая… Он только раз на меня посмотрел, и все потом… — она уже рыдает, закрывая лицо ладонями, размазывая потекшую тушь.
— Так он, наверное, каждую неделю девчонок меняет. Ведь так? Знаю я этих «кросавчегов».
Она еще больше рыдает, но кивает головой.
Все это время, пока мы шли к машине, и потом словесно общались, я перебирал информацию в ее голове, откладывая нужное. В общем, что было необходимо, я уже нашел. Дальнейший разговор требовался лишь для логического завершения.
— Так все таки, где Макс? — спрашиваю я.
Девчонка отворачивает от меня лицо, уставившись в дальний угол, куда то за передние кресла. После недлинной паузы говорит:
— Он у Нинки… на даче. Они там ночевали и… переспали… Нинка час назад похвасталась… — она шмыгает носом, но больше не плачет, это хороший признак.
— Знаешь адрес дачи? — спрашиваю я. Она называет. Все, формальности выполнены.
— Тебя куда отвезти, домой?
Она вздыхает, бросив на меня взгляд покрасневших от слез глаз.
— А вы не боитесь, что я еще раз попытаюсь?
— Нет. Ты этого теперь не сделаешь. В ближайшее время точно не сделаешь.
Еще бы, думаю про себя, всю твою дурь я только что вычистил.
— Домой… — просит она.
Я высадил ее в полусотне метров от дома, на прощание еще раз проникнув в сознание и ликвидировав лишнюю информацию о нашей встрече, вроде моей внешности, номере машины и тому подобного. Только отъехав, понял, перерыв девчонке все мозги, я так и не полюбопытствовал как ее зовут. Что-то становлюсь совсем бесчувственно — прагматичным. Минут через пятьдесят я притормозил у ворот дачного кооператива. Собственно, можно было обнаглеть и просто проехать — решетчатые ворота из арматурных прутьев распахнуты, и шлагбаум, перемотанный полосатой пластиковой лентой, какой огораживают опасные места на стройке, поднят. Но я дождался, пока из облезлой, когда-то зеленой будки приковыляет дедок сторож, в старой, линялой гимнастерке и синих трикошниках «чайна адидас», растянутых на коленях.
— Не ново. Лев Толстой в позапрошлом веке Аню под паровоз бросил, последовательниц было много. И не эстетично. Думаешь дорожникам интересно твои раздавленные кишки надцать метров оттирать?
Она с трудом поворачивает заторможенную импульсом голову, в мыслях страх и подростковое упрямство.
— Я все равно…
— Дура.
— Да ты кто такой?
Вместо ответа я врываюсь в ее глаза и подчиняю волю:
— Иди за мной.
Она с покорностью автомата топает следом.
У эскалатора нас останавливает милиционер. Надо же, глазастый, заметил странности.
— Ваши документы.
Я молча подаю паспорт, он внимательно изучает его, сверяя взглядом фото с моим лицом.
— А девушка? — спрашивает он.
— Моя ученица, — теперь я протягиваю пластиковую карточку, внушая, что это удостоверение учителя. Поясняю:
— У нее нервный срыв. Понимаете, у подростков такое бывает. Весна, гормоны, несчастная любовь…
— Ты в какой школе учишься? — спрашивает мент девушку.
— Скажи, — даю я команду.
— В сто двадцать шестой… — медленно отвечает она.
Милиционер колебался, но у него ничего нет, кроме догадок и моего легкого гипнотического давления: «отпустить».
— Ладно, идите, — он отдал документы.
Я увлекаю девушку за собой. Мы поднимаемся, минуем турникеты, я вывожу ее на улицу. Вот моя машина, послушно откликается брелоку сигнализации, моргнув габаритами. Я вталкиваю девушку внутрь, на заднее сидение, сажусь следом. Никаких сомнений, запах отчетливый, тот самый. И кое что из ее мозгов я уже выудил. Частично расторможиваю несостоявшуюся самоубийцу. Сразу же проявляется любопытство, смешанное с страхом:
— Вы у нас в школе не преподаете, откуда у вас удостоверение?
Обрываю ее довольно резко:
— Спрашивать буду я. Макс Лиходеев. Где он?
— Я такого не знаю…
Краснеет. Еще не научилась обманывать, честно глядя в глаза.
— Врешь.
— Вы из милиции?
Бедняга, а мыслишки то как вертятся. И сердце в пятках.
— Хуже.
— Не надо его трогать…
— Это почему? — с усмешкой спрашиваю я.
— Он прикольный… хороший…
Да… Щедра Россия на влюбчивых дур.
— А ведь ты из-за него под поезд собралась.
— Неважно… А откуда вы знаете?
— Важно! Чего ради то? Молодая, здоровая…
— А что мне делать… — сдали таки у нее нервишки, плачет, — Я некрасивая… Он только раз на меня посмотрел, и все потом… — она уже рыдает, закрывая лицо ладонями, размазывая потекшую тушь.
— Так он, наверное, каждую неделю девчонок меняет. Ведь так? Знаю я этих «кросавчегов».
Она еще больше рыдает, но кивает головой.
Все это время, пока мы шли к машине, и потом словесно общались, я перебирал информацию в ее голове, откладывая нужное. В общем, что было необходимо, я уже нашел. Дальнейший разговор требовался лишь для логического завершения.
— Так все таки, где Макс? — спрашиваю я.
Девчонка отворачивает от меня лицо, уставившись в дальний угол, куда то за передние кресла. После недлинной паузы говорит:
— Он у Нинки… на даче. Они там ночевали и… переспали… Нинка час назад похвасталась… — она шмыгает носом, но больше не плачет, это хороший признак.
— Знаешь адрес дачи? — спрашиваю я. Она называет. Все, формальности выполнены.
— Тебя куда отвезти, домой?
Она вздыхает, бросив на меня взгляд покрасневших от слез глаз.
— А вы не боитесь, что я еще раз попытаюсь?
— Нет. Ты этого теперь не сделаешь. В ближайшее время точно не сделаешь.
Еще бы, думаю про себя, всю твою дурь я только что вычистил.
— Домой… — просит она.
Я высадил ее в полусотне метров от дома, на прощание еще раз проникнув в сознание и ликвидировав лишнюю информацию о нашей встрече, вроде моей внешности, номере машины и тому подобного. Только отъехав, понял, перерыв девчонке все мозги, я так и не полюбопытствовал как ее зовут. Что-то становлюсь совсем бесчувственно — прагматичным. Минут через пятьдесят я притормозил у ворот дачного кооператива. Собственно, можно было обнаглеть и просто проехать — решетчатые ворота из арматурных прутьев распахнуты, и шлагбаум, перемотанный полосатой пластиковой лентой, какой огораживают опасные места на стройке, поднят. Но я дождался, пока из облезлой, когда-то зеленой будки приковыляет дедок сторож, в старой, линялой гимнастерке и синих трикошниках «чайна адидас», растянутых на коленях.
Страница
1 из 2
1 из 2
