Все персонажи и события — вымышленные. Любое сходство с реально существующими людьми или событиями — случайно.
7 мин, 0 сек 7281
У вампиров свои забавы, непонятные смертным. Кто из смертных, например, в холодную и дождливую, весеннюю ночь нашел бы забавным висеть на раскачивающемся от ветра тополе, вцепившись ногтями в кору дерева, а взглядом — в окно напротив? Никто. А я вот висел, смеясь беззвучно.
Охотиться можно по-разному. Весной можно влететь в окно к пятнадцатилетней девственнице, сознание которой заполонено сновидениями о будущих постельных битвах и нежным, почти безболезненным поцелуем насытить свою жажду, ощущая, как под ловкими пальцами тело жертвы изгибается в оргазме; летом можно очаровать какую-нибудь даму в самоцветах, сидящую за столиком кафе, вызваться проводить ее по темным аллеям, и там, в страстном объятии, продлить свою жизнь. Вампиры ведь не всегда убивают… Убийство — это другое. Убийство поддерживает не только нашу жизнь, но и наши сверхъестественные силы. Может быть, это покажется вам глупым, но, отнимая жизнь какого-нибудь бомжа; разрывая сердце подонка, поднявшего руку на припозднившуюся женщину, я чувствую себя эдаким «санитаром» людского племени. Ведь мы редко убиваем тех, кто здоров и полноценен. Бомжи, наркоманы, алкоголики, «ночные бабочки» — вот наши основные блюда. Я знавал вампиров, убивающих ВИЧ-инфицированных людей… есть и такое.
Но сегодня необычный случай. Сегодня я убью здорового человека. Или двоих, не решил пока. Время подумать есть, пока за темным окном, напротив которого я вишу на пальцах, эти двое кувыркаются в постели. Свет погашен, но что такое их стыдливая темнота для моих глаз? Я вижу слегка поскрипывающую кровать: простыни скомканы, одеяло отброшено к стене. Мужчина в неплохой форме, для своих пятидесяти с хвостиком, но время берет свое, и я четко вижу печать неотвратимости Хроноса на дряхлеющих ягодицах, ритмично движущихся туда-сюда.
Как мне весело! Я поднимаю лицо к небу, навстречу дождю. Славный, яростный, органичный и бессмысленный мир, где престарелые самцы людей могут иметь самок, годящихся им в дочери, я снова часть тебя. Пусть мертвая часть, зато какая!
Мужчина не был жертвой, хоть я, возможно, убью и его. Моя цель, вожделенная кровь, лежала сейчас под ним, разведя в стороны сильные, полные ноги; ее длинные ногти впивались в кожу мужчины, но осторожно, дабы не оставить следов. Еще бы, старикашка-то женат, а тигры в здешних краях не водятся. А ведь, если б водились, как легко было бы мужчинам объяснять своим благоверным царапины на спинах. Вот, дескать, с тигром схлестнулся… ха… Даже отсюда я чувствовал ее запах. Запах крови, дико танцующей по артериям и венам; запах соков ее лона, пробудивших во мне воспоминания из той, предыдущей, человеческой жизни; вкус приправленного водкой дыхания.
Мужчина уже начинал уставать, об этом говорил сбившийся звук дыхания и судорожность, появившаяся в движениях. Он уже давно кончил, и теперь доводил до оргазма свою молодую партнершу. Наивный, хотя, если подумать — сорок минут ведь пилит ее… и это в его-то возрасте. Молодец… Кончай, Танюша, — не выдержал он.
— Кончай, родная… Ответом ему стало участившееся дыхание партнерши, через пару минут она застонала, стоны перешли в крики; пальцы сжали простыню и расслабились — Таня кончила. Довольный собой, мужчина свалился на простыню рядом с ней.
Теперь я могу видеть ее лицо. Заглядываю в ее зеленые глаза и, на миг, мне кажется, будто она тоже видит меня. Но это иллюзия. Таня перекидывает руку через своего любовника и тянет на себя одеяло. Так они лежат несколько минут, потом он встает и начинает собираться. Одевается, достает бумажник.
Танюш, — говорит он.
— Я тут узнал, что у тебя трудности с деньгами. Вот, возьми немножко… Триста долларов падают на стол. Таня встает, накидывает белый с красными розами халат:
Спасибо, Санечка, — говорит она и прижимается к нему.
— Спасибо, котик.
Они целуются и выходят из комнаты. Сейчас он выйдет из подъезда. Пора.
Машина Санечки стоит прямо под деревом, на котором я сижу. Разжимаю пальцы и бесшумно опускаюсь рядом с дорогой «ауди». Мысленным взором нахожу сигнализацию и отключаю ее, щелкает центральный замок — я в машине.
Он выходит из подъезда через пару минут. Торопится, почти бежит к машине, открывает дверь и падает на сидение.
От моего мысленного приказа щелкает центральный замок. Он вздрагивает.
Привет, Санечка, — говорю я тихо.
Он замечает меня только сейчас. Похоже, мысль, что кто-то может незаметно пробраться в машину, никогда не приходила ему в голову. А теперь в глазах плещется ужас… Ты кто?
Все зависит от того, кто спрашивает, — отвечаю я, чувствуя, как где-то в мозгу разгорается пламя.
— К примеру, для тебя, Санечка, я — смерть.
Он вскидывается и поворачивается ко мне. На миг наши глаза встречаются — и все. Сила моего взгляда заставляет свернуться кровь в его теле. Далее следует короткая агония… Еще через полчаса машина сброшена в овраг, а я снова лечу к Таниному дому.
Охотиться можно по-разному. Весной можно влететь в окно к пятнадцатилетней девственнице, сознание которой заполонено сновидениями о будущих постельных битвах и нежным, почти безболезненным поцелуем насытить свою жажду, ощущая, как под ловкими пальцами тело жертвы изгибается в оргазме; летом можно очаровать какую-нибудь даму в самоцветах, сидящую за столиком кафе, вызваться проводить ее по темным аллеям, и там, в страстном объятии, продлить свою жизнь. Вампиры ведь не всегда убивают… Убийство — это другое. Убийство поддерживает не только нашу жизнь, но и наши сверхъестественные силы. Может быть, это покажется вам глупым, но, отнимая жизнь какого-нибудь бомжа; разрывая сердце подонка, поднявшего руку на припозднившуюся женщину, я чувствую себя эдаким «санитаром» людского племени. Ведь мы редко убиваем тех, кто здоров и полноценен. Бомжи, наркоманы, алкоголики, «ночные бабочки» — вот наши основные блюда. Я знавал вампиров, убивающих ВИЧ-инфицированных людей… есть и такое.
Но сегодня необычный случай. Сегодня я убью здорового человека. Или двоих, не решил пока. Время подумать есть, пока за темным окном, напротив которого я вишу на пальцах, эти двое кувыркаются в постели. Свет погашен, но что такое их стыдливая темнота для моих глаз? Я вижу слегка поскрипывающую кровать: простыни скомканы, одеяло отброшено к стене. Мужчина в неплохой форме, для своих пятидесяти с хвостиком, но время берет свое, и я четко вижу печать неотвратимости Хроноса на дряхлеющих ягодицах, ритмично движущихся туда-сюда.
Как мне весело! Я поднимаю лицо к небу, навстречу дождю. Славный, яростный, органичный и бессмысленный мир, где престарелые самцы людей могут иметь самок, годящихся им в дочери, я снова часть тебя. Пусть мертвая часть, зато какая!
Мужчина не был жертвой, хоть я, возможно, убью и его. Моя цель, вожделенная кровь, лежала сейчас под ним, разведя в стороны сильные, полные ноги; ее длинные ногти впивались в кожу мужчины, но осторожно, дабы не оставить следов. Еще бы, старикашка-то женат, а тигры в здешних краях не водятся. А ведь, если б водились, как легко было бы мужчинам объяснять своим благоверным царапины на спинах. Вот, дескать, с тигром схлестнулся… ха… Даже отсюда я чувствовал ее запах. Запах крови, дико танцующей по артериям и венам; запах соков ее лона, пробудивших во мне воспоминания из той, предыдущей, человеческой жизни; вкус приправленного водкой дыхания.
Мужчина уже начинал уставать, об этом говорил сбившийся звук дыхания и судорожность, появившаяся в движениях. Он уже давно кончил, и теперь доводил до оргазма свою молодую партнершу. Наивный, хотя, если подумать — сорок минут ведь пилит ее… и это в его-то возрасте. Молодец… Кончай, Танюша, — не выдержал он.
— Кончай, родная… Ответом ему стало участившееся дыхание партнерши, через пару минут она застонала, стоны перешли в крики; пальцы сжали простыню и расслабились — Таня кончила. Довольный собой, мужчина свалился на простыню рядом с ней.
Теперь я могу видеть ее лицо. Заглядываю в ее зеленые глаза и, на миг, мне кажется, будто она тоже видит меня. Но это иллюзия. Таня перекидывает руку через своего любовника и тянет на себя одеяло. Так они лежат несколько минут, потом он встает и начинает собираться. Одевается, достает бумажник.
Танюш, — говорит он.
— Я тут узнал, что у тебя трудности с деньгами. Вот, возьми немножко… Триста долларов падают на стол. Таня встает, накидывает белый с красными розами халат:
Спасибо, Санечка, — говорит она и прижимается к нему.
— Спасибо, котик.
Они целуются и выходят из комнаты. Сейчас он выйдет из подъезда. Пора.
Машина Санечки стоит прямо под деревом, на котором я сижу. Разжимаю пальцы и бесшумно опускаюсь рядом с дорогой «ауди». Мысленным взором нахожу сигнализацию и отключаю ее, щелкает центральный замок — я в машине.
Он выходит из подъезда через пару минут. Торопится, почти бежит к машине, открывает дверь и падает на сидение.
От моего мысленного приказа щелкает центральный замок. Он вздрагивает.
Привет, Санечка, — говорю я тихо.
Он замечает меня только сейчас. Похоже, мысль, что кто-то может незаметно пробраться в машину, никогда не приходила ему в голову. А теперь в глазах плещется ужас… Ты кто?
Все зависит от того, кто спрашивает, — отвечаю я, чувствуя, как где-то в мозгу разгорается пламя.
— К примеру, для тебя, Санечка, я — смерть.
Он вскидывается и поворачивается ко мне. На миг наши глаза встречаются — и все. Сила моего взгляда заставляет свернуться кровь в его теле. Далее следует короткая агония… Еще через полчаса машина сброшена в овраг, а я снова лечу к Таниному дому.
Страница
1 из 2
1 из 2