— Дед Михей, долго нам еще? — спросила я, кутаясь в теплую кофту. Было уже далеко за полночь, и холодный мокрый ветер прорывался сквозь дырки рыхлой вязки моей одежды. Луна тускло освещала дорогу, уступая первенство в свечении многочисленным звездам. Август.
7 мин, 32 сек 18494
Я приехала ночным автобусом из города и привезла книги и канцелярские принадлежности для деревенской школы. Сидя в автобусе, я очень рассчитывая на то, что за мной пришлют машину, но за мной прислали деда Михея с его древней телегой. Ну что тут поделать, хорошо хоть с тяжелыми сумками не надо идти десять километров пешком, и на том спасибо нашему правлению.
— Глафира, маленько осталось. Потерпи. Аккурат часа за два доберемся, — бодро произнёс дед Михей прервав мои размышления.
— Дед, а быстрее никак нельзя?
— Нет, Глафира, нельзя. От спешки все неприятности. Вон все в городе спешат, и что?
— И что?
— А то, живут быстро и умирают тоже быстро, — ответил мне дед Михей, потрясая в воздухе плёткой.
— Тогда пока мы едем в твоей колымаге, расскажи историю какую-нибудь, а-то трястись молча несподручно, — попросила я. Дед Михей наша знаменитость, он по части сказания всяких там разных небылиц и сказок большой мастер. И ведь помнит он все свои сказки, ни разу не повторился.
— Отчего не рассказать, расскажу, — ухмыльнулся дед и посмотрел на луну, что замерла на небе как большой фонарь. Вот и пойми его, толи мне улыбнулся, толи этой самой луне.
— Дело давно было, так давно что и не помнит никто. Жила была в нашей деревне девка одна и звали ее Любавой, — начал свой рассказ дед Михей, а я пододвинулась поближе, чтобы насладиться повествованием.
— Девка та, была весёлая да смышлёная, аккурат, как ты по возрасту. Идет по деревне и песни поёт, скотину доит и улыбается. Всё в руках спорится, за что не возьмется. И посватался к ней сын старосты, самый богатый парень в нашей деревне. Звали его Иван. Про него много всякого в деревне рассказывали, лихой был человек, с червоточиной. Уж как Любава переживала, что супружества этого не избежать, так она горевала. Да неспроста, слёзы то ее, ведь любила она кузнеца деревенского Захара пуще самой жизни. К венцу пошла Любава с Иваном и всё у алтаря стояла опустив глаза. Может горе своё казать никому не хотела, а может видеть печальный взгляд кузнеца сил не было. Отыграли свадебку и зажили молодые в просторных хоромах Ваньки, да только жизнь эту ладной назвать нельзя. Ванька как был дурень, дурнем так и остался. Промучилась Любава с ним зиму, а по весне Ванька на ярмарку поехал в город. Неделю Ваньки не было, всю ту неделю Любава цвела и пела. Вот уж срок подходит и муж вернуться должен. В самый канун приезда мужа встретила баба своего ненаглядного, потолковали они о разном. Жениться ведь шельмец надумал, на дочке батрака Ванькиного. Кинулась Любава в слёзы, а Захар ее успокаивает, мол как женится на батрачке, так они чаще видеться будут. Плакала всю ночь Любава, а на утро пошла в лес, чтоб травок насобирать для отвара, что силу восстанавливает. Сама идет, слёзы льет и рукавом рубахи вытирает, не заметила, как добрела до Пригожина болота. Уселась на траву мягкую, поставила корзинку рядом и на болотную жижу глядит. Вдруг слышит она чей-то голос, будто плачет кто-то и на жизнь жалуется. Оглянулась туда и сюда, нет никого, только берёзы да травы вокруг шумят и к землице клонятся. Ветра нет, а они пригибаются. Чудно. Сидит баба и раздумывает, как бы ей с мужем поступить, не мил он ей, опостылел.
— Эй, — окликнул кто-то Любаву. Та поворотилась, и посмотрела в ту сторону, откуда, значит, голос тот раздался. Глядь, а там девка, да такая ладная, что глаз отвесть нету мочиньки.
— Ты заплутала, что-ли, девка? — задала вопрос Любава, а сама сидит и с девки той глаз не сводит. Девка идет, а волосы чернявые по плечам как собольи хвосты распущены. Глаза голубые, губы алые, красота да и только.
— Доброго здоровьица, — отвесила поклон девка, будто Любава барыня какая. Польстило это бабе, грусть немного отошла.
— И тебе не хворать. Заблудилась? Могу проводить до деревни. Из какой ты? — предложила баба и начала подниматься с травы.
— Засиделась я тут, пойдем.
— Спасибо тебе, Любава.
— Откуда как звать меня знаешь? — удивилась Любава.
— Я много чего знаю и то, как зовут тебя и подавно. Здесь я живу, ты на пороге дома моего сидишь. За доброту твою и за заботу исполню я два твоих желания. Что хочешь?
Смекнула Любава, что не простая девка с ней разговаривает, ни кто другой как дух болота, глаза то потупила и отвечает:
— Да всё у меня есть, девка, жизни вот только нету. С мужем живу, а по любимому тоскую. Жениться он собрался, на дочери батрака нашего. Свадьба состоится в начале Ревуна.
— Могу избавить тебя от постылого и от соперницы тоже могу.
— Избавь, девка, избавь! Нет жизни без Захара. Помоги.
— Только вот исполнить смогу одно желание, а за второе ты мне отдай что-нибудь.
— Всё что приглянется тебе, все забирай, — упрашивала Любава, красавицу.
— Всё не надо. Отдай мне то, что первое найдешь у колодца на следующий день, как весть услышишь, что сгинул твой муж.
— Глафира, маленько осталось. Потерпи. Аккурат часа за два доберемся, — бодро произнёс дед Михей прервав мои размышления.
— Дед, а быстрее никак нельзя?
— Нет, Глафира, нельзя. От спешки все неприятности. Вон все в городе спешат, и что?
— И что?
— А то, живут быстро и умирают тоже быстро, — ответил мне дед Михей, потрясая в воздухе плёткой.
— Тогда пока мы едем в твоей колымаге, расскажи историю какую-нибудь, а-то трястись молча несподручно, — попросила я. Дед Михей наша знаменитость, он по части сказания всяких там разных небылиц и сказок большой мастер. И ведь помнит он все свои сказки, ни разу не повторился.
— Отчего не рассказать, расскажу, — ухмыльнулся дед и посмотрел на луну, что замерла на небе как большой фонарь. Вот и пойми его, толи мне улыбнулся, толи этой самой луне.
— Дело давно было, так давно что и не помнит никто. Жила была в нашей деревне девка одна и звали ее Любавой, — начал свой рассказ дед Михей, а я пододвинулась поближе, чтобы насладиться повествованием.
— Девка та, была весёлая да смышлёная, аккурат, как ты по возрасту. Идет по деревне и песни поёт, скотину доит и улыбается. Всё в руках спорится, за что не возьмется. И посватался к ней сын старосты, самый богатый парень в нашей деревне. Звали его Иван. Про него много всякого в деревне рассказывали, лихой был человек, с червоточиной. Уж как Любава переживала, что супружества этого не избежать, так она горевала. Да неспроста, слёзы то ее, ведь любила она кузнеца деревенского Захара пуще самой жизни. К венцу пошла Любава с Иваном и всё у алтаря стояла опустив глаза. Может горе своё казать никому не хотела, а может видеть печальный взгляд кузнеца сил не было. Отыграли свадебку и зажили молодые в просторных хоромах Ваньки, да только жизнь эту ладной назвать нельзя. Ванька как был дурень, дурнем так и остался. Промучилась Любава с ним зиму, а по весне Ванька на ярмарку поехал в город. Неделю Ваньки не было, всю ту неделю Любава цвела и пела. Вот уж срок подходит и муж вернуться должен. В самый канун приезда мужа встретила баба своего ненаглядного, потолковали они о разном. Жениться ведь шельмец надумал, на дочке батрака Ванькиного. Кинулась Любава в слёзы, а Захар ее успокаивает, мол как женится на батрачке, так они чаще видеться будут. Плакала всю ночь Любава, а на утро пошла в лес, чтоб травок насобирать для отвара, что силу восстанавливает. Сама идет, слёзы льет и рукавом рубахи вытирает, не заметила, как добрела до Пригожина болота. Уселась на траву мягкую, поставила корзинку рядом и на болотную жижу глядит. Вдруг слышит она чей-то голос, будто плачет кто-то и на жизнь жалуется. Оглянулась туда и сюда, нет никого, только берёзы да травы вокруг шумят и к землице клонятся. Ветра нет, а они пригибаются. Чудно. Сидит баба и раздумывает, как бы ей с мужем поступить, не мил он ей, опостылел.
— Эй, — окликнул кто-то Любаву. Та поворотилась, и посмотрела в ту сторону, откуда, значит, голос тот раздался. Глядь, а там девка, да такая ладная, что глаз отвесть нету мочиньки.
— Ты заплутала, что-ли, девка? — задала вопрос Любава, а сама сидит и с девки той глаз не сводит. Девка идет, а волосы чернявые по плечам как собольи хвосты распущены. Глаза голубые, губы алые, красота да и только.
— Доброго здоровьица, — отвесила поклон девка, будто Любава барыня какая. Польстило это бабе, грусть немного отошла.
— И тебе не хворать. Заблудилась? Могу проводить до деревни. Из какой ты? — предложила баба и начала подниматься с травы.
— Засиделась я тут, пойдем.
— Спасибо тебе, Любава.
— Откуда как звать меня знаешь? — удивилась Любава.
— Я много чего знаю и то, как зовут тебя и подавно. Здесь я живу, ты на пороге дома моего сидишь. За доброту твою и за заботу исполню я два твоих желания. Что хочешь?
Смекнула Любава, что не простая девка с ней разговаривает, ни кто другой как дух болота, глаза то потупила и отвечает:
— Да всё у меня есть, девка, жизни вот только нету. С мужем живу, а по любимому тоскую. Жениться он собрался, на дочери батрака нашего. Свадьба состоится в начале Ревуна.
— Могу избавить тебя от постылого и от соперницы тоже могу.
— Избавь, девка, избавь! Нет жизни без Захара. Помоги.
— Только вот исполнить смогу одно желание, а за второе ты мне отдай что-нибудь.
— Всё что приглянется тебе, все забирай, — упрашивала Любава, красавицу.
— Всё не надо. Отдай мне то, что первое найдешь у колодца на следующий день, как весть услышишь, что сгинул твой муж.
Страница
1 из 2
1 из 2