За пределом нашей Вселенной. Бесконечны просторы Тьмы. Мы уйдем туда непременно, Ведь мы были там рождены. Падший ангел чернее ночи Позовет нас вслед за собой. Но и там, где тени хохочут, Мы не сможем забыть свою боль.
Добавить в моё избранное
6 мин, 34 сек 15454
Сквозь леса, сумрак чей ему с детства знаком, юный рыцарь стремительно мчится верхом, и угрюмые тени старинных легенд из ночной темноты смотрят всаднику вслед.
Вот и мост позади. Близок замок отца… Рыцарь пот вытирает устало с лица, но не в силах тревоги и страха он скрыть, потому что домой возвратился он мстить.
Было некогда так: молодой дворянин, приближенный к двору короля паладин, свое войско повел через множество стран ради битвы с исламом в ущельях Балкан.
Дворянину сам черт был, как видно, не брат — в стольких схватках сражался французский отряд, что прозвали их турки «Иблисова рать», опасаясь их в поле открытом встречать.
В скором времени вождь, молодой паладин, целым краем стал править — и править один, никому не давая об этом отчет и жестоко сводя с непокорными счет.
В позаброшенных замках магнатов былых над листами склонялся он хроник и книг, и крестьянин иной его часто видал на дорогах к пещерам, лежащих меж скал.
И угрюмою стала отважная рать, и никто никому не решался сказать, что нашел предводитель средь римских руин, когда с факелом ночью бродил там один… А потом он, по карте сверяя свой ход, поднял войско в нежданный и тайный поход в глубину трансильванских ущелий и круч, для старинных мистерий найти жаждя ключ.
В одиночестве он возвратился назад и сказал, будто в битве погиб весь отряд.
Был он бледен и худ, словно при смерти был, лишь в глазах был заметен неистовый пыл.
Вновь коня своего в ту же ночь оседлав и приказов своих никому не отдав, он покинул Балканы, вернувшись домой — наградил его титулом графа король.
Граф с тех пор избегать окружающих стал, навсегда удалившись в родную Шампань — слух пошел про него в замках и деревнях, будто стал каббалистом он в дальних краях.
Вскоре в землях, которыми граф тот владел, мор неведомый ужасом стал душ и тел — слух о призраках черных пошел меж крестьян, что пьют кровь из на горле зияющих ран.
И у графа семья вся в могилу сошла — дочь преставилась, после же дочки — жена, и летел над Шампанью звон колоколов, словно к Небу немому отчаянный зов.
Графский сын не попал в эту смертную тень, до похода отправленный в дальний Лоррейн, а потом граф про сына как будто забыл, и домой возвратиться его не просил.
«Что ж, отец! Твое право меня не любить, твое право меня и наследства лишить»… - так подумал сын графа, и жить продолжал, пока час тот печальный и злой не настал.
В его дверь постучался скиталец-монах в пыльной рясе, с молитвой святой на губах: «Только, юноша, ты злу положишь конец — ибо Дьяволу душу твой продал отец!
Я по косвенным признакам смог разузнать, что принес в жертву Аду он верную рать, и теперь кровь людскую, как воду, он пьет: ведь служа Сатане, он вовек не умрет!
Многих я обошел — но мешает им страх бросить вызов вампиру с оружьем в руках… Если, юноша, рыцарь ты в сердце своем, отправляйся в Шампань ты с надежным мечом, и сруби нечестивую голову с плеч, коли душу свою ты желаешь сберечь, ибо волю Небес отвергая, любой заключает невольный контракт с Сатаной.» … Рыцарь спрыгнул с коня, обнажил свой клинок - он готов с корнем вырвать бесовский порок!
До центрального зала прошел — и застыл, услыхав хриплый голос: «Я ждал тебя, сын»… II.
Были окна в том зале завешены все, в нишах факелы тлели, и в сумрачной мгле, неприступнее Гадеса дьявольских скал, перед юношей граф нечестивый предстал.
Сталь мелькнула, как молния, метя в врага, и столкнувшись со сталью, она замерла.
Юный рыцарь ударил опять, и опять - граф удары его успевал отбивать.
И почувствовал рыцарь тогда, что вампир его жизнь молодую зачем-то щадил, хоть и мог бы покончить ударом одним в этом сумрачном зале с врагом со своим… Вновь столкнулись клинки их стальные. Затем прочь у юноши меч в темноту отлетел.
Безоружным остался он перед отцом, и тому закричал, изменившись лицом:
«Будь ты проклят, губитель и изверг, вовек!
От клинка боевого ты смерти избег, но страшись кары Господа — близко она!
Не спасет от расплаты тебя Сатана!
Ну! Руби! Я не дрогну, мне смерть не страшна!» - гордо он и с презреньем смотрел на отца.
С лязгом в ножны вернул граф надежную сталь, сослужившую службу, и хрипло сказал:
«Не грози карой Божьей, единственный сын!
Я служил ему долго, ведь я — паладин… Но теперь я прозрел, и восстал на того, кто взложил на людей гнет ярма своего.
Понял я — нет на свете ни Зла, ни Добра, и не ради служения жизнь нам дана!» «Лжешь, проклятый! От Бога нисходит Добро, а из Ада из мрачного — Зло лишь одно!» Усмехнулся граф: «Ты так уверен, что смог различить таким образом, что есть порок и что есть добродетель для этой Земли… Но словам Посвященного все же внемли:
Нет ни Зла, ни Добра, что едины для всех!
Вот и мост позади. Близок замок отца… Рыцарь пот вытирает устало с лица, но не в силах тревоги и страха он скрыть, потому что домой возвратился он мстить.
Было некогда так: молодой дворянин, приближенный к двору короля паладин, свое войско повел через множество стран ради битвы с исламом в ущельях Балкан.
Дворянину сам черт был, как видно, не брат — в стольких схватках сражался французский отряд, что прозвали их турки «Иблисова рать», опасаясь их в поле открытом встречать.
В скором времени вождь, молодой паладин, целым краем стал править — и править один, никому не давая об этом отчет и жестоко сводя с непокорными счет.
В позаброшенных замках магнатов былых над листами склонялся он хроник и книг, и крестьянин иной его часто видал на дорогах к пещерам, лежащих меж скал.
И угрюмою стала отважная рать, и никто никому не решался сказать, что нашел предводитель средь римских руин, когда с факелом ночью бродил там один… А потом он, по карте сверяя свой ход, поднял войско в нежданный и тайный поход в глубину трансильванских ущелий и круч, для старинных мистерий найти жаждя ключ.
В одиночестве он возвратился назад и сказал, будто в битве погиб весь отряд.
Был он бледен и худ, словно при смерти был, лишь в глазах был заметен неистовый пыл.
Вновь коня своего в ту же ночь оседлав и приказов своих никому не отдав, он покинул Балканы, вернувшись домой — наградил его титулом графа король.
Граф с тех пор избегать окружающих стал, навсегда удалившись в родную Шампань — слух пошел про него в замках и деревнях, будто стал каббалистом он в дальних краях.
Вскоре в землях, которыми граф тот владел, мор неведомый ужасом стал душ и тел — слух о призраках черных пошел меж крестьян, что пьют кровь из на горле зияющих ран.
И у графа семья вся в могилу сошла — дочь преставилась, после же дочки — жена, и летел над Шампанью звон колоколов, словно к Небу немому отчаянный зов.
Графский сын не попал в эту смертную тень, до похода отправленный в дальний Лоррейн, а потом граф про сына как будто забыл, и домой возвратиться его не просил.
«Что ж, отец! Твое право меня не любить, твое право меня и наследства лишить»… - так подумал сын графа, и жить продолжал, пока час тот печальный и злой не настал.
В его дверь постучался скиталец-монах в пыльной рясе, с молитвой святой на губах: «Только, юноша, ты злу положишь конец — ибо Дьяволу душу твой продал отец!
Я по косвенным признакам смог разузнать, что принес в жертву Аду он верную рать, и теперь кровь людскую, как воду, он пьет: ведь служа Сатане, он вовек не умрет!
Многих я обошел — но мешает им страх бросить вызов вампиру с оружьем в руках… Если, юноша, рыцарь ты в сердце своем, отправляйся в Шампань ты с надежным мечом, и сруби нечестивую голову с плеч, коли душу свою ты желаешь сберечь, ибо волю Небес отвергая, любой заключает невольный контракт с Сатаной.» … Рыцарь спрыгнул с коня, обнажил свой клинок - он готов с корнем вырвать бесовский порок!
До центрального зала прошел — и застыл, услыхав хриплый голос: «Я ждал тебя, сын»… II.
Были окна в том зале завешены все, в нишах факелы тлели, и в сумрачной мгле, неприступнее Гадеса дьявольских скал, перед юношей граф нечестивый предстал.
Сталь мелькнула, как молния, метя в врага, и столкнувшись со сталью, она замерла.
Юный рыцарь ударил опять, и опять - граф удары его успевал отбивать.
И почувствовал рыцарь тогда, что вампир его жизнь молодую зачем-то щадил, хоть и мог бы покончить ударом одним в этом сумрачном зале с врагом со своим… Вновь столкнулись клинки их стальные. Затем прочь у юноши меч в темноту отлетел.
Безоружным остался он перед отцом, и тому закричал, изменившись лицом:
«Будь ты проклят, губитель и изверг, вовек!
От клинка боевого ты смерти избег, но страшись кары Господа — близко она!
Не спасет от расплаты тебя Сатана!
Ну! Руби! Я не дрогну, мне смерть не страшна!» - гордо он и с презреньем смотрел на отца.
С лязгом в ножны вернул граф надежную сталь, сослужившую службу, и хрипло сказал:
«Не грози карой Божьей, единственный сын!
Я служил ему долго, ведь я — паладин… Но теперь я прозрел, и восстал на того, кто взложил на людей гнет ярма своего.
Понял я — нет на свете ни Зла, ни Добра, и не ради служения жизнь нам дана!» «Лжешь, проклятый! От Бога нисходит Добро, а из Ада из мрачного — Зло лишь одно!» Усмехнулся граф: «Ты так уверен, что смог различить таким образом, что есть порок и что есть добродетель для этой Земли… Но словам Посвященного все же внемли:
Нет ни Зла, ни Добра, что едины для всех!
Страница
1 из 2
1 из 2
