Добавить в моё избранное
23 мин, 55 сек 1793
И тут снова раздались шорохи. Михаил покрепче ухватился за выдранный подоконник, подложил под него предплечье поврежденной руки, и, используя как таран, принялся бить в перекрестье оконной рамы.
Каждый удар отзывался в раненной кисти огненной вспышкой боли, но Михаил, до скрежета сжимая зубы, продолжал пробивать себе выход из этого кошмарного дома. Сначала, с дребезжанием, вылетели стекла. Чтобы выбить рамы потребовался не один десяток точных ударов, но, наконец, громоздкая деревянная конструкция, треснув, опрокинулась наружу, воткнувшись углом в землю. Михаил отшвырнул подоконник, высунулся в окно, и, используя раму, как лестницу, спустился на траву.
Он несколько раз вдохнул полной грудью прохладный и влажный воздух осеннего утра, освобождая легкие от пыльной атмосферы ночного кошмара. И вдруг, за спиной, в стене, послышался приближающийся шорох. Подобравшись совсем близко, шуршание затихло, и, спустя секунды, раздался душераздирающий, полный безраздельной тоски, вой.
«Добрался до трупа, сволочь! Это вам мой подарок на долгую память», ― зло подумал Миша. И тут же с трудом подавил позыв к рвоте, когда услышал, как стихший вой сменился громким чавканьем, урчаньем, и треском разрываемой зубами плоти. «Да что же это за мерзость такая?» ― Миша сплюнул под ноги, освободив рот от заполнившей его горько-тягучей слюны, и пошел прочь, к дороге.
Он едва добрёл до перекрёстка, где сел на потрескавшийся бордюрный камень, опустив голову на колени — сказывалась напряженная ночь без сна. Миша не смог бы точно сказать, сразу, или, спустя какое-то время, рядом остановилась машина, хлопнула дверь, и раздался голос Алика:
― Мишка, ты чего — напился? Ты нам всё дело завалишь. Чего ты здесь расселся?
Михаил поднял голову, дав Алику возможность рассмотреть покрывающий лицо орнамент из кровоточащих ссадин.
― Алик, у тебя аптечка в машине есть?
― Да, сейчас принесу.
Мишка, закусив губу, вылил на кисть руки флакон зелёнки, и замотал раны бинтом. Беспокойно топтавшийся рядом Алик, решил, что самое время сострить:
― Ты чё, Мишаня, неудачно побрился? — и принялся зычно ржать над собственной шуткой.
Михаил встал с бордюра, и, сжав в кулак здоровую руку, резко, на выдохе, нанёс удар прямо в распахнутый, смеющийся рот. Он вложил в удар всю силу и ярость, и Алик, хлопнувшись задом на асфальт, схватился за лицо и застонал.
Миша обшарил его карманы, и достал несколько купюр.
― Это тебе благодарность за шикарный ночлег. Деньги — мне на обратную дорогу. Буду работу искать, найду, заработаю и верну. А в налёте сам иди участвуй. Я в такие дела больше не лезу. Я пошёл. И не вздумай меня уговаривать, ― Миша помахал на прощанье кулаком под носом у Алика, развернулся, и побрел вдоль дороги, в надежде поймать такси до вокзала.
Мелкий осенний дождик холодными, освежающими струйками смывал с лица следы страшной ночи. Михаил ускорил шаг, оставляя за спиной гнездовье уродливых, плотоядных тварей. Теперь он решил так же поступить с собственными ребячливым безрассудством и опрометчивостью, которые, как билетики в лотерейном барабане спутали всю его прежнюю, понапрасну растраченную, жизнь.
Каждый удар отзывался в раненной кисти огненной вспышкой боли, но Михаил, до скрежета сжимая зубы, продолжал пробивать себе выход из этого кошмарного дома. Сначала, с дребезжанием, вылетели стекла. Чтобы выбить рамы потребовался не один десяток точных ударов, но, наконец, громоздкая деревянная конструкция, треснув, опрокинулась наружу, воткнувшись углом в землю. Михаил отшвырнул подоконник, высунулся в окно, и, используя раму, как лестницу, спустился на траву.
Он несколько раз вдохнул полной грудью прохладный и влажный воздух осеннего утра, освобождая легкие от пыльной атмосферы ночного кошмара. И вдруг, за спиной, в стене, послышался приближающийся шорох. Подобравшись совсем близко, шуршание затихло, и, спустя секунды, раздался душераздирающий, полный безраздельной тоски, вой.
«Добрался до трупа, сволочь! Это вам мой подарок на долгую память», ― зло подумал Миша. И тут же с трудом подавил позыв к рвоте, когда услышал, как стихший вой сменился громким чавканьем, урчаньем, и треском разрываемой зубами плоти. «Да что же это за мерзость такая?» ― Миша сплюнул под ноги, освободив рот от заполнившей его горько-тягучей слюны, и пошел прочь, к дороге.
Он едва добрёл до перекрёстка, где сел на потрескавшийся бордюрный камень, опустив голову на колени — сказывалась напряженная ночь без сна. Миша не смог бы точно сказать, сразу, или, спустя какое-то время, рядом остановилась машина, хлопнула дверь, и раздался голос Алика:
― Мишка, ты чего — напился? Ты нам всё дело завалишь. Чего ты здесь расселся?
Михаил поднял голову, дав Алику возможность рассмотреть покрывающий лицо орнамент из кровоточащих ссадин.
― Алик, у тебя аптечка в машине есть?
― Да, сейчас принесу.
Мишка, закусив губу, вылил на кисть руки флакон зелёнки, и замотал раны бинтом. Беспокойно топтавшийся рядом Алик, решил, что самое время сострить:
― Ты чё, Мишаня, неудачно побрился? — и принялся зычно ржать над собственной шуткой.
Михаил встал с бордюра, и, сжав в кулак здоровую руку, резко, на выдохе, нанёс удар прямо в распахнутый, смеющийся рот. Он вложил в удар всю силу и ярость, и Алик, хлопнувшись задом на асфальт, схватился за лицо и застонал.
Миша обшарил его карманы, и достал несколько купюр.
― Это тебе благодарность за шикарный ночлег. Деньги — мне на обратную дорогу. Буду работу искать, найду, заработаю и верну. А в налёте сам иди участвуй. Я в такие дела больше не лезу. Я пошёл. И не вздумай меня уговаривать, ― Миша помахал на прощанье кулаком под носом у Алика, развернулся, и побрел вдоль дороги, в надежде поймать такси до вокзала.
Мелкий осенний дождик холодными, освежающими струйками смывал с лица следы страшной ночи. Михаил ускорил шаг, оставляя за спиной гнездовье уродливых, плотоядных тварей. Теперь он решил так же поступить с собственными ребячливым безрассудством и опрометчивостью, которые, как билетики в лотерейном барабане спутали всю его прежнюю, понапрасну растраченную, жизнь.
Страница
7 из 7
7 из 7
