Добавить в моё избранное
24 мин, 2 сек 6872
В комнате давно включили свет, принесли воды, любимого медведя и горшок, а Виктор всё плакал и наотрез отказывался ложиться в свою старую и такую знакомую кровать. В конце концов, надувные матрасы были перенесены в детскую, и измученное семейство забылось беспокойным тяжёлым сном. Если у Мамы и Папы были другие планы на эту ночь — о них пришлось забыть!
Прошло несколько недель. И хотя Виктор по-прежнему просыпался по ночам с плачем и после долго не мог уснуть, Мама перестала бросаться на крик с выражением панического ужаса на лице. Оно сменилось усталой усмешкой, словно говорящей «Опять проснулся, глупыш!». Семейный врач, которому всё же показали ребёнка, ничего не нашёл. «Новый дом, — сказал он, сдвинув очки на кончик длинного носа и поглядывая на взволнованных родителей исподлобья, — новая мебель, новые запахи… Новые друзья! Новая жизнь — и чего же вы ждали? Уделите ему больше внимания, и всё пройдет само собой!». И семья уделяла маленькому Виктору столько внимания, сколько могла себе позволить. Они посетили все интересные выставки и представления города, каждые выходные выбирались в лес — поиграть в футбол и бадминтон. Даже невозмутимая и, в общем-то, совсем не ласковая Луиза стала мягче относиться к брату, не позволяя новым знакомым задирать его. Плач по ночам становился всё реже, пока не прекратился вовсе.
Девятилетняя Луиза пошла в новую школу, которой была довольна, и неизменно радовала родителей хорошими отметками. Брат занимался дома с репетиторами и вроде бы совсем забыл прежние страхи. Однако в его поведении появились некоторые странности — он отказывался заходить в тёмную комнату, прося родителей или сестру прежде включить свет, и соглашался засыпать только с зажжённым ночником и отдёрнутыми со всех окон шторами. «Страх темноты присущ каждому ребёнку на определенном этапе развития, — философски заметил тот же врач, — пройдет и это!». И только Луиза заметила, что страхи Виктора касаются не всех, но всего лишь одной комнаты в доме — их собственной спальни.
У них с братом не было секретов друг от друга. Она спросила его напрямую, ожидая услышать ответ. Но он изменился в лице и убежал прочь. И с тех пор тщательно избегал любых разговоров на эту тему: делал вид, что не слышит вопросов, или принимался оглушительно визжать и носиться по дому. Однако Луиза могла быть очень настойчивой. И, в конце концов, из скрытых намеков, недосказанных фраз и испуганных взглядов брата она выяснила, что кто-то прячется под его кроватью и пугает по ночам, показывая дурные сны. Непонятные, невнятные и неприятные сны, в которых происходит нечто ужасное. Сначала она пожалела его. Честное слово, он был таким жалким и слабым, её маленький братик! Потом начала высмеивать — для его же пользы. Луиза, несмотря на свой нежный возраст, была сильной личностью, и терпеть не могла, когда распускают нюни или боятся выдуманного чудовища. Со свойственной ей настойчивостью она заговаривала с братом на неприятную тему и заставляла отвечать. Как ни странно, такая тактика возымела действие — он перестал переживать свои ужасы в одиночестве и даже научился говорить о них спокойно. Но — только с сестрой. Некто, якобы поселившийся под кроватью маленького Виктора, стал общей тайной, сделавшей их ещё ближе друг к другу.
Время шло. Дом приобретал новые черты, облагородившие его суровый и несколько тяжеловесный вид. Бутоны гераней взрывались фейерверками на подоконниках сияющих чистотой окон, светлая мебель была достаточно солидной, чтобы отразить состояние счёта хозяев, и в меру модерновой, чтобы лишний раз напомнить, что в этом доме обитают люди отнюдь не консервативного образа мышления. Огромная детская, напичканная новейшими и постоянно обновляющимися игрушками, стала притчей во языцех для всей малышни квартала.
В один из бледных осенних дней дети сидели каждый за своим столом в этой волшебной комнате, где вместо потолка было нарисовано звёздное небо, а на стене напротив окон — огромный пегас, расправивший крылья. Стол Луизы представлял собой уменьшенную копию стола из отцовского кабинета. На нём тоже стояло несколько телефонов (из них два — настоящих, на кухню и в гостиную), канцелярский набор и ноутбук. Предполагалось, что Луиза делает уроки, но вместо этого она старательно выковыривала глаз велюровому медведю.
Стол Виктора был сделан в виде рыцарского замка — на крыше-столешнице возносились башни с книгами и игрушками. В боковых приделах хранились тысячи мелочей, знакомых каждому мальчишке, а ноги следовало протягивать через высокую арку замковых врат. Стул выглядел точной копией кресла Короля Артура. Другой стол — собственно, королевский круглый стол, был придвинут к одному из окон. На нём, сваленные непочтительной грудой, валялись игрушечные мечи, копья и даже алебарды.
— Интересно, — рассуждал Виктор, рисуя в альбоме круг, а в круге два вытянутых овала, — он под кроватью прячется или скрывается?
Прошло несколько недель. И хотя Виктор по-прежнему просыпался по ночам с плачем и после долго не мог уснуть, Мама перестала бросаться на крик с выражением панического ужаса на лице. Оно сменилось усталой усмешкой, словно говорящей «Опять проснулся, глупыш!». Семейный врач, которому всё же показали ребёнка, ничего не нашёл. «Новый дом, — сказал он, сдвинув очки на кончик длинного носа и поглядывая на взволнованных родителей исподлобья, — новая мебель, новые запахи… Новые друзья! Новая жизнь — и чего же вы ждали? Уделите ему больше внимания, и всё пройдет само собой!». И семья уделяла маленькому Виктору столько внимания, сколько могла себе позволить. Они посетили все интересные выставки и представления города, каждые выходные выбирались в лес — поиграть в футбол и бадминтон. Даже невозмутимая и, в общем-то, совсем не ласковая Луиза стала мягче относиться к брату, не позволяя новым знакомым задирать его. Плач по ночам становился всё реже, пока не прекратился вовсе.
Девятилетняя Луиза пошла в новую школу, которой была довольна, и неизменно радовала родителей хорошими отметками. Брат занимался дома с репетиторами и вроде бы совсем забыл прежние страхи. Однако в его поведении появились некоторые странности — он отказывался заходить в тёмную комнату, прося родителей или сестру прежде включить свет, и соглашался засыпать только с зажжённым ночником и отдёрнутыми со всех окон шторами. «Страх темноты присущ каждому ребёнку на определенном этапе развития, — философски заметил тот же врач, — пройдет и это!». И только Луиза заметила, что страхи Виктора касаются не всех, но всего лишь одной комнаты в доме — их собственной спальни.
У них с братом не было секретов друг от друга. Она спросила его напрямую, ожидая услышать ответ. Но он изменился в лице и убежал прочь. И с тех пор тщательно избегал любых разговоров на эту тему: делал вид, что не слышит вопросов, или принимался оглушительно визжать и носиться по дому. Однако Луиза могла быть очень настойчивой. И, в конце концов, из скрытых намеков, недосказанных фраз и испуганных взглядов брата она выяснила, что кто-то прячется под его кроватью и пугает по ночам, показывая дурные сны. Непонятные, невнятные и неприятные сны, в которых происходит нечто ужасное. Сначала она пожалела его. Честное слово, он был таким жалким и слабым, её маленький братик! Потом начала высмеивать — для его же пользы. Луиза, несмотря на свой нежный возраст, была сильной личностью, и терпеть не могла, когда распускают нюни или боятся выдуманного чудовища. Со свойственной ей настойчивостью она заговаривала с братом на неприятную тему и заставляла отвечать. Как ни странно, такая тактика возымела действие — он перестал переживать свои ужасы в одиночестве и даже научился говорить о них спокойно. Но — только с сестрой. Некто, якобы поселившийся под кроватью маленького Виктора, стал общей тайной, сделавшей их ещё ближе друг к другу.
Время шло. Дом приобретал новые черты, облагородившие его суровый и несколько тяжеловесный вид. Бутоны гераней взрывались фейерверками на подоконниках сияющих чистотой окон, светлая мебель была достаточно солидной, чтобы отразить состояние счёта хозяев, и в меру модерновой, чтобы лишний раз напомнить, что в этом доме обитают люди отнюдь не консервативного образа мышления. Огромная детская, напичканная новейшими и постоянно обновляющимися игрушками, стала притчей во языцех для всей малышни квартала.
В один из бледных осенних дней дети сидели каждый за своим столом в этой волшебной комнате, где вместо потолка было нарисовано звёздное небо, а на стене напротив окон — огромный пегас, расправивший крылья. Стол Луизы представлял собой уменьшенную копию стола из отцовского кабинета. На нём тоже стояло несколько телефонов (из них два — настоящих, на кухню и в гостиную), канцелярский набор и ноутбук. Предполагалось, что Луиза делает уроки, но вместо этого она старательно выковыривала глаз велюровому медведю.
Стол Виктора был сделан в виде рыцарского замка — на крыше-столешнице возносились башни с книгами и игрушками. В боковых приделах хранились тысячи мелочей, знакомых каждому мальчишке, а ноги следовало протягивать через высокую арку замковых врат. Стул выглядел точной копией кресла Короля Артура. Другой стол — собственно, королевский круглый стол, был придвинут к одному из окон. На нём, сваленные непочтительной грудой, валялись игрушечные мечи, копья и даже алебарды.
— Интересно, — рассуждал Виктор, рисуя в альбоме круг, а в круге два вытянутых овала, — он под кроватью прячется или скрывается?
Страница
2 из 7
2 из 7
