Добавить в моё избранное
24 мин, 2 сек 6878
Вашим псам мы тоже бросаем кости… Виктор смотрел на нее, и его пальцы слабели, словно не плоть он держал в них, а призрачный обрывок плоти. Очень осторожно он положил её кисть на столешницу, на мгновенье накрыл своей и выпустил. Будто прощался.
— Если ты веришь в Бога, Луиза, значит, это дьявол! — тихо сказал он.
— На обломках прошлого нельзя ничего построить.
Луиза пожала плечами.
— Ты глуп, братец. Империю можно построить только на обломках. Самый крепкий фундамент — на крови.
Виктор дёрнулся, как от пощёчины. И совсем по-детски воскликнул:
— Мама!
— Да, мой маленький! — мурлыкнула Луиза, подражая интонациям той, что уже четыре часа, как гнила в земле.
В доме воцарились тишина и покой. Отец беспробудно спал наверху. Он не будет помехой на пути. Больше не будет. Конечно, его опыт и ум ещё пригодятся ей, но теперь Папа не более чем статист с подносом, стакан воды на котором будет поднесён приме на сцене.
Виктор медленно поднялся, тяжело опёрся об стол. Луиза молча наблюдала. Казалось, он сейчас бросится на неё. Начнёт душить? Или колоть приборами столового серебра, рыбьей чешуёй блещущими на столе в свете огромной люстры? Ох, непросто рвать паутину тому, кто уже давно и безнадежно спелёнут ей в кокон.
Она совсем не боялась. Наоборот, какое-то беззаботное, свободное хулиганство растекалось по венам, лунно мерцало в зрачках, жгло подушечки пальцев. «Простые истины для непростых людей, — весело подумала Луиза, — Власть над человеками — это ещё не вся возможная власть!».
Виктор отшатнулся от неё, закрываясь руками. Заметался огромной летучей мышью, потерявшей ориентиры в пространстве. Наткнулся на дверной проем, толкнул створку и исчез в темноте — словно выпал из её, Луизиной, жизни.
Двигаясь спокойно и размеренно, Луиза заперла за ним дверь, нашарила в кармане пальто пачку сигарет — соскучилась по ней, как по близкому другу. Закурила, ощущая себя подростком, которому наконец-то разрешили смотреть взрослые фильмы. Прошлась по комнате, остановилась напротив серванта, где стояла фотография Мамы в траурной рамке. Заботливо поправила чёрную ленточку на трогательном веночке. Прислушалась к чему-то, улыбнулась. Верный путь — не путь веры. Путь веры — путь сомнений в себе самом, а ей они не свойственны! Как там сказал маленький Вик? Примерный Вик, проницательный Вик… Если ты веришь в бога — значит, это дьявол… Сейчас она поднимется наверх, разденется и ляжет в его кровать. В холодную кровать своего любимого братца. Темнота заполнит все отверстия и поры совершенного тела, вызывая сладостные видения, расчерчивая ежедневник сознания чётким планом создаваемой вселенной. Ее, Луизиной, мировой паутины. Виктор глуп и слаб, раз отказался от подобного могущества. Может быть, именно за это она любит его до сих пор… Под утро дом заполыхал. Занялся быстро и мощно, ярко и жарко, бездымно. Словно засветился гигантский единорог, вставший на дыбы, погибая в пламени собственного величия. Оперативно подъехавшие пожарные успели увидеть, как в дверь с криком метнулся человек в чёрном. Сразу два расчета бросились следом — пламя ещё не подкосило мощные балки перекрытий, черепица только начала щелкать — был шанс спасти жильцов, и пожарные сделали всё, что было в их силах. Молодого мужчину с ожогом восьмидесяти процентов кожи увезла скорая. Он не мог говорить, только плакал без слез, беззвучно повторяя одно и то же. Если бы окружающие умели читать по губам, услышали бы беспрестанно повторяемые фразы: «Огонь сжигает паутину»… и «Сестра».
Едва солнце оторвалось от горизонта, крыша просела. Кажущиеся раскалёнными стены треснули по центру, словно их разрубил некто надвое огромным топором, попадали кусками крошащегося пирога. Дом развернулся многоцветным бутоном в ладонях чёрной, обугленной земли и распался на части, забросав камнями свой и соседские респектабельные дворы. К вечеру закончили разбор завалов. Были найдены останки предположительно двух человек. Хлюпая в жирной грязи огромными сапогами, пожарные сматывали брандспойты. Перед тем, как сесть на своё место рядом с водителем, командир расчёта замешкался. Оглянулся на развалины. Дурная привычка — оглядываться, но за долгие годы работы он знал — деяниям пламени надо отдавать должное. Ведь огонь — страшный враг. Коварный. Хитрый. Непредсказуемый. Но достойный.
Среди закопчённых останков, в центре, стояла удивительным образом сохранившаяся железная кровать, рухнувшая со второго этажа вместе с куском перекрытия. Оплавленные столбики чёртовыми пальцами тыкали в небеса… Командиру показалась, или под разорванным сетчатым основанием что-то шевельнулось?
Темнота?
Он прищурился.
Нет, показалось.
— Если ты веришь в Бога, Луиза, значит, это дьявол! — тихо сказал он.
— На обломках прошлого нельзя ничего построить.
Луиза пожала плечами.
— Ты глуп, братец. Империю можно построить только на обломках. Самый крепкий фундамент — на крови.
Виктор дёрнулся, как от пощёчины. И совсем по-детски воскликнул:
— Мама!
— Да, мой маленький! — мурлыкнула Луиза, подражая интонациям той, что уже четыре часа, как гнила в земле.
В доме воцарились тишина и покой. Отец беспробудно спал наверху. Он не будет помехой на пути. Больше не будет. Конечно, его опыт и ум ещё пригодятся ей, но теперь Папа не более чем статист с подносом, стакан воды на котором будет поднесён приме на сцене.
Виктор медленно поднялся, тяжело опёрся об стол. Луиза молча наблюдала. Казалось, он сейчас бросится на неё. Начнёт душить? Или колоть приборами столового серебра, рыбьей чешуёй блещущими на столе в свете огромной люстры? Ох, непросто рвать паутину тому, кто уже давно и безнадежно спелёнут ей в кокон.
Она совсем не боялась. Наоборот, какое-то беззаботное, свободное хулиганство растекалось по венам, лунно мерцало в зрачках, жгло подушечки пальцев. «Простые истины для непростых людей, — весело подумала Луиза, — Власть над человеками — это ещё не вся возможная власть!».
Виктор отшатнулся от неё, закрываясь руками. Заметался огромной летучей мышью, потерявшей ориентиры в пространстве. Наткнулся на дверной проем, толкнул створку и исчез в темноте — словно выпал из её, Луизиной, жизни.
Двигаясь спокойно и размеренно, Луиза заперла за ним дверь, нашарила в кармане пальто пачку сигарет — соскучилась по ней, как по близкому другу. Закурила, ощущая себя подростком, которому наконец-то разрешили смотреть взрослые фильмы. Прошлась по комнате, остановилась напротив серванта, где стояла фотография Мамы в траурной рамке. Заботливо поправила чёрную ленточку на трогательном веночке. Прислушалась к чему-то, улыбнулась. Верный путь — не путь веры. Путь веры — путь сомнений в себе самом, а ей они не свойственны! Как там сказал маленький Вик? Примерный Вик, проницательный Вик… Если ты веришь в бога — значит, это дьявол… Сейчас она поднимется наверх, разденется и ляжет в его кровать. В холодную кровать своего любимого братца. Темнота заполнит все отверстия и поры совершенного тела, вызывая сладостные видения, расчерчивая ежедневник сознания чётким планом создаваемой вселенной. Ее, Луизиной, мировой паутины. Виктор глуп и слаб, раз отказался от подобного могущества. Может быть, именно за это она любит его до сих пор… Под утро дом заполыхал. Занялся быстро и мощно, ярко и жарко, бездымно. Словно засветился гигантский единорог, вставший на дыбы, погибая в пламени собственного величия. Оперативно подъехавшие пожарные успели увидеть, как в дверь с криком метнулся человек в чёрном. Сразу два расчета бросились следом — пламя ещё не подкосило мощные балки перекрытий, черепица только начала щелкать — был шанс спасти жильцов, и пожарные сделали всё, что было в их силах. Молодого мужчину с ожогом восьмидесяти процентов кожи увезла скорая. Он не мог говорить, только плакал без слез, беззвучно повторяя одно и то же. Если бы окружающие умели читать по губам, услышали бы беспрестанно повторяемые фразы: «Огонь сжигает паутину»… и «Сестра».
Едва солнце оторвалось от горизонта, крыша просела. Кажущиеся раскалёнными стены треснули по центру, словно их разрубил некто надвое огромным топором, попадали кусками крошащегося пирога. Дом развернулся многоцветным бутоном в ладонях чёрной, обугленной земли и распался на части, забросав камнями свой и соседские респектабельные дворы. К вечеру закончили разбор завалов. Были найдены останки предположительно двух человек. Хлюпая в жирной грязи огромными сапогами, пожарные сматывали брандспойты. Перед тем, как сесть на своё место рядом с водителем, командир расчёта замешкался. Оглянулся на развалины. Дурная привычка — оглядываться, но за долгие годы работы он знал — деяниям пламени надо отдавать должное. Ведь огонь — страшный враг. Коварный. Хитрый. Непредсказуемый. Но достойный.
Среди закопчённых останков, в центре, стояла удивительным образом сохранившаяся железная кровать, рухнувшая со второго этажа вместе с куском перекрытия. Оплавленные столбики чёртовыми пальцами тыкали в небеса… Командиру показалась, или под разорванным сетчатым основанием что-то шевельнулось?
Темнота?
Он прищурился.
Нет, показалось.
Страница
7 из 7
7 из 7
