Добавить в моё избранное
24 мин, 18 сек 19218
Распухшее, покрытое сеткой зеленоватых трупных пятен и плёнкой тины, в которой копошились водяные блохи… Зрелище это было настолько чудовищно, настолько невыносимо, что я тотчас почувствовал дурноту, покачнулся, но устоял и даже нашёл в себе силы выдавить:
— Максимыч… твою мать… что это?!… — Это? — переспросил Максимыч, небрежно кивнув на труп.
— Это еда… Понимаешь, Витя, он свежатинку-то не ест… Ему с душком подавай!
Максимыч присел, засунул руку в рюкзак и вытащил оттуда ножовку.
— Целиком-то мне не нести! — буднично пояснил он.
— Староват уж для такой ноши! А он, Витя, растёт! Всё время растёт!… Бежать! Сейчас же! Немедленно!
И я побежал. И бежал до самого села. Только поравнявшись с первым домом, позволил себе отдышаться, а потом отправился прямиком к нашему участковому, Серёге Паньжину.
Я рассказал ему всё, начиная с того момента, как решил пойти в лес. Окончив рассказ, я поднял голову и посмотрел Серёге в глаза, пытаясь понять, верит он мне или нет. Впоследствии, вспоминая выражение глаз нашего участкового уполномоченного, я представил образ весов, на одной чаше которых лежит «верю», а на другой — «не верю». И чаши эти ходят то вверх, то вниз и совсем не собираются обрести равновесие. Впрочем, я ничуть этому не удивляюсь. Я ставлю себя на Серёгино место и думаю: а что подумал бы я, если б ко мне заявился директор школы (человек, в общем-то, уважаемый) с бледным лицом и бегающими глазами, и принялся рассказывать, что его старый приятель и коллега, Александр Максимович (человек не менее уважаемый), расчленяет в лесу полуразложившийся труп?
Как бы то ни было, но, в конце концов, Серёга встал из-за стола, сунул в кобуру табельный пистолет и сказал: «Ладно, поехали!». Мы доехали с ним до опушки леса, оставили служебную «Ниву» и пошли к Пузиковскому болоту. Откровенно говоря, я отчаянно трусил. Во-первых, меня совсем не прельщало увидеть мертвеца, распиленного на кусочки, во-вторых, учитывая то, что Максимыч сошёл с ума, кто мог дать гарантию, что он не притаился где-нибудь за деревом, ожидая удобного момента перерезать нам глотки? Присутствие Серёги с «макаровым» меня нисколько не успокаивало.
Когда мы вышли к проклятому озерцу, там, естественно, не было ни трупа, ни Максимыча. Серёга взялся осматривать место происшествия, а я нервно озирался по сторонам, поминутно вздрагивая.
Всё, что обнаружил участковый, это потёртости на коре осины — следы от верёвок, и примятый мох на берегу, свидетельствовавший о том, что на нём лежало что-то большое и тяжёлое. И ничего больше. Я высказал предположение, что Максимыч столкнул тело обратно в озеро, и что там должно лежать теперь два тела, потому как веревок было две. В ответ Серёга вслепую пошарил в воде палкой, но ничего не нащупал.
— Эх, багор бы сюда! — посетовал он.
Некоторое время мы молча стояли на берегу. Паньжин выкурил сигарету и бросил окурок в воду.
— Пошли, Виктор, обратно, — сказал он.
— Я с этим делом разберусь, ты не беспокойся.
Потом он хмыкнул:
— Вот ведь, едрит твою! Маньяков-то у нас ещё не заводилось!
Он довёз меня до дома и перед тем, как уехать, добавил:
— Ты это… Запрись как следует на ночь! Звони, если что… А я к Максимычу сейчас наведаюсь!
Я последовал его совету, но спокойствия это мне не добавило. Эта ночь была самой длинной и жуткой. Мысли мои вертелись вокруг Максимыча. Я не сомневался, что он распрощался с рассудком. Не сомневался, что виденный мной на берегу озерка труп принадлежит старухе Егоровне. Не сомневался и в том, что за всеми странными смертями и исчезновениями односельчан стоит именно он. Всю ночь я не гасил свет: стоило опуститься темноте, как память тотчас услужливо рисовала где-нибудь на полу посреди комнаты обезображенное разлагающееся тело. Но вот от чего волосы и впрямь вставали дыбом, так это от фразочек «Он свежатинку-то не ест» и «Он растёт, всё время растёт!». Кто — он? Воображение являло совершенно чудовищный образ — огромного упыря, покрытого спутанной, с засохшими комьями могильной земли, шерстью, с горящими кроваво-красным огнём глазами и смрадной слюнявой пастью. Тьфу!
Я сидел на кухне, пил одну чашку кофе за другой, пытался переключить мысли на что-то другое, думать о работе, но всё было тщетно. Упырь оказался сильнее. Меня бил озноб.
Хмурым воскресным утром позвонил Паньжин и сообщил, что Максимыч дома не ночевал да и под утро не появился. Не появился он ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Что любопытно, за эти дни больше никаких таинственных исчезновений и странных пожаров в селе не произошло. По поводу пропажи Максимыча ползли разные слухи, но мы с участковым хранили молчание. Постепенно воспоминания о жутком походе на Пузиковские болота отошли на второй план, вытесненные рутиной школьной жизни. Теперь меня больше волновал вопрос, где взять учителя биологии и географии.
— Максимыч… твою мать… что это?!… — Это? — переспросил Максимыч, небрежно кивнув на труп.
— Это еда… Понимаешь, Витя, он свежатинку-то не ест… Ему с душком подавай!
Максимыч присел, засунул руку в рюкзак и вытащил оттуда ножовку.
— Целиком-то мне не нести! — буднично пояснил он.
— Староват уж для такой ноши! А он, Витя, растёт! Всё время растёт!… Бежать! Сейчас же! Немедленно!
И я побежал. И бежал до самого села. Только поравнявшись с первым домом, позволил себе отдышаться, а потом отправился прямиком к нашему участковому, Серёге Паньжину.
Я рассказал ему всё, начиная с того момента, как решил пойти в лес. Окончив рассказ, я поднял голову и посмотрел Серёге в глаза, пытаясь понять, верит он мне или нет. Впоследствии, вспоминая выражение глаз нашего участкового уполномоченного, я представил образ весов, на одной чаше которых лежит «верю», а на другой — «не верю». И чаши эти ходят то вверх, то вниз и совсем не собираются обрести равновесие. Впрочем, я ничуть этому не удивляюсь. Я ставлю себя на Серёгино место и думаю: а что подумал бы я, если б ко мне заявился директор школы (человек, в общем-то, уважаемый) с бледным лицом и бегающими глазами, и принялся рассказывать, что его старый приятель и коллега, Александр Максимович (человек не менее уважаемый), расчленяет в лесу полуразложившийся труп?
Как бы то ни было, но, в конце концов, Серёга встал из-за стола, сунул в кобуру табельный пистолет и сказал: «Ладно, поехали!». Мы доехали с ним до опушки леса, оставили служебную «Ниву» и пошли к Пузиковскому болоту. Откровенно говоря, я отчаянно трусил. Во-первых, меня совсем не прельщало увидеть мертвеца, распиленного на кусочки, во-вторых, учитывая то, что Максимыч сошёл с ума, кто мог дать гарантию, что он не притаился где-нибудь за деревом, ожидая удобного момента перерезать нам глотки? Присутствие Серёги с «макаровым» меня нисколько не успокаивало.
Когда мы вышли к проклятому озерцу, там, естественно, не было ни трупа, ни Максимыча. Серёга взялся осматривать место происшествия, а я нервно озирался по сторонам, поминутно вздрагивая.
Всё, что обнаружил участковый, это потёртости на коре осины — следы от верёвок, и примятый мох на берегу, свидетельствовавший о том, что на нём лежало что-то большое и тяжёлое. И ничего больше. Я высказал предположение, что Максимыч столкнул тело обратно в озеро, и что там должно лежать теперь два тела, потому как веревок было две. В ответ Серёга вслепую пошарил в воде палкой, но ничего не нащупал.
— Эх, багор бы сюда! — посетовал он.
Некоторое время мы молча стояли на берегу. Паньжин выкурил сигарету и бросил окурок в воду.
— Пошли, Виктор, обратно, — сказал он.
— Я с этим делом разберусь, ты не беспокойся.
Потом он хмыкнул:
— Вот ведь, едрит твою! Маньяков-то у нас ещё не заводилось!
Он довёз меня до дома и перед тем, как уехать, добавил:
— Ты это… Запрись как следует на ночь! Звони, если что… А я к Максимычу сейчас наведаюсь!
Я последовал его совету, но спокойствия это мне не добавило. Эта ночь была самой длинной и жуткой. Мысли мои вертелись вокруг Максимыча. Я не сомневался, что он распрощался с рассудком. Не сомневался, что виденный мной на берегу озерка труп принадлежит старухе Егоровне. Не сомневался и в том, что за всеми странными смертями и исчезновениями односельчан стоит именно он. Всю ночь я не гасил свет: стоило опуститься темноте, как память тотчас услужливо рисовала где-нибудь на полу посреди комнаты обезображенное разлагающееся тело. Но вот от чего волосы и впрямь вставали дыбом, так это от фразочек «Он свежатинку-то не ест» и «Он растёт, всё время растёт!». Кто — он? Воображение являло совершенно чудовищный образ — огромного упыря, покрытого спутанной, с засохшими комьями могильной земли, шерстью, с горящими кроваво-красным огнём глазами и смрадной слюнявой пастью. Тьфу!
Я сидел на кухне, пил одну чашку кофе за другой, пытался переключить мысли на что-то другое, думать о работе, но всё было тщетно. Упырь оказался сильнее. Меня бил озноб.
Хмурым воскресным утром позвонил Паньжин и сообщил, что Максимыч дома не ночевал да и под утро не появился. Не появился он ни в понедельник, ни во вторник, ни в среду. Что любопытно, за эти дни больше никаких таинственных исчезновений и странных пожаров в селе не произошло. По поводу пропажи Максимыча ползли разные слухи, но мы с участковым хранили молчание. Постепенно воспоминания о жутком походе на Пузиковские болота отошли на второй план, вытесненные рутиной школьной жизни. Теперь меня больше волновал вопрос, где взять учителя биологии и географии.
Страница
4 из 7
4 из 7
