23 мин, 52 сек 7074
Шайка озверевших лоботрясов, промышляющих обыкновенным собирательством… И домогательством, — добавила она, заскрипев кроватью.
— Не хочешь, не надо, — спокойно проговорил Рустам.
— Мы и без тебя справимся. Будешь очаг охранять, пока не вернемся. И чтоб спать не вздумала, на рации сиди.
— Эх, на кой черт я с вами поехала? — сказала Ида.
— В Москве нужно было оставаться, с Ленкой. Хоть младшая сестра, все едино умней оказалась. Лежит сейчас в теплой ванне, слушает музыку, никто ее не достает. Или пригласила своих институтских — соседям соскучиться не дает, центр музыкальный насилует.
Тусклый луч света выскользнул из фонаря и прилип к потолку.
— Твою мать! — выкрикнул Женя.
— Ты что вытворяешь?!
— Светило раздобыл, — ответил я, — в компактной форме, щадящем режиме. Между прочим, каждый год пользуемся, и каждый раз ты спрашиваешь: что? кто? откуда? Скоро кипятка лишать будем, память стимулировать.
— Мозговую деятельность стимулируют шоколадом, — задумчиво сказала Ида.
— Помните, рекламу по телевизору крутили? Или по радио?
— Не помним, — мрачно проговорил Женя.
— Не знаем. Не видели.
Поднявшись с кровати, я принялся шарить фонариком по избе.
Рустам сидел возле стола на большом дубовом табурете, подобрав под себя ноги, и закрывался от света дрожащей ладонью. Во второй руке он держал кружку с отбитой по краям эмалью, стараясь поймать стремительно уходящее тепло. С полудня и до самого вечера Рустам пропадал в лесу — поначалу казалось: все, потеряли, без спасателей не обойтись, — а когда вернулся, долго отпаивали горячим чаем, сдирали задубевшие куртку и штаны, закутывали в пуховое одеяло, укладывали отогреваться поближе к «буржуйке». Вернулся с пустыми руками, но главное — вернулся. Теперь по отметкам — толстым желтым полосам вокруг сосновых стволов — можно будет забраться дальше в чащу. Правда, делать это придется в ближайшие дни, иначе снегу наметет по пояс, а через такую толщину мох не просвечивает. В первые дни вообще по проталинам ориентировались, днем без утайки ходили… — Пойдем, — я навел фонарик на Женю и стал с ухмылкой наблюдать, как он пытается вылезти из продавленной чуть ли не до пола раскладушки.
— Предлагаю Рустама тоже оставить. Чего доброго, свалится на полпути, потом тащи его. Смотри, туша какая.
— Моя туша, сам понесу, — обиделся Рустам.
— Кто вам лыжню прокладывать будет?
— Сами проложим, безногие, что ли? — сказал я.
— Тем более, вдоль высоковольтки сначала пойдем, там: во-первых, не потеряемся, во-вторых… — Не волнуйся, Макс, — перебил меня Женя, — раз боров уверен, боров осилит. Ну, подморозило его чуток, так сразу в гроб класть? Не позорь здоровяка перед женщиной.
Я плотно стиснул зубы, однако ничего не ответил. Вот ведь гад! Если Рустам и думал оставаться, теперь его ни за что не переубедить. Даже Идины слова не возымеют должной силы. Но Ида, не желая ввязываться в бесполезный спор, молчала. Или уже крепко спала.
— Одеваемся, — глухо сказал Рустам. Он с сожалением глянул на сохнущую подле печки одежду и полез в шкаф за старой курткой, да видавшими виды потертыми штанами.
— Погуляем! — Женя радостно потер руки.
— Чувствую, к утру пакет мха наберем. Приедем в Москву, от покупателей отбоя не будет. Где они еще свежачок найдут?
— Каждый вечер гуляем, не надоело еще? — спросил я.
— Напоремся когда-нибудь на деда, мигом мозги на место вставит. Говорю ведь: удочки сматывать пора, и так складывать этот мох уже некуда. На халяву долго не протянешь.
— Паникеров — за борт, — сказал Женя.
— Еще денек-другой с нами проведешь, крысы с судна побег устроят… Разлагающий элемент, вот ты кто.
— Так, — Рустам загородил собою Женю, и луч фонарика уперся ему в грудь, — знаки на лыжах обновлять пора. От медведей по-любому не спасут, а волки чуют, когда слабину дашь. Краска у тебя осталась?
— В банке на шкафу посмотри, — сказал я.
— Правда, хватит от силы на два раза. В деревню надо идти, запасы пополнять.
Кивнув, Рустам ушел в темноту. Послышался шорох, звон, недовольное бормотание. Что-то громко стукнуло об пол и покатилось.
— Давай обычной краской рисовать, — засмеялся Женя.
— Стыдно для мелких знаков столь драгоценную вещь тратить. Да и фигня это полная. Кто, интересно, сказал, что они помогают? Деньги с нас, лопухов, содрали, а мы радуемся, за мхом вразвалочку ходим.
— На лыжах, положим, вразвалочку не походишь, — заметил я.
— Образно выражаясь, — уточнил Женя.
— Об-раз-но. Рисовать образы научился, попробуй ими мыслить.
Вернулся раскрасневшийся Рустам со стеклянной банкой в руках.
— Ну, все, — сказал он, — выходим.
— Да, да, да, — Женя вдруг заторопился.
— Не хочешь, не надо, — спокойно проговорил Рустам.
— Мы и без тебя справимся. Будешь очаг охранять, пока не вернемся. И чтоб спать не вздумала, на рации сиди.
— Эх, на кой черт я с вами поехала? — сказала Ида.
— В Москве нужно было оставаться, с Ленкой. Хоть младшая сестра, все едино умней оказалась. Лежит сейчас в теплой ванне, слушает музыку, никто ее не достает. Или пригласила своих институтских — соседям соскучиться не дает, центр музыкальный насилует.
Тусклый луч света выскользнул из фонаря и прилип к потолку.
— Твою мать! — выкрикнул Женя.
— Ты что вытворяешь?!
— Светило раздобыл, — ответил я, — в компактной форме, щадящем режиме. Между прочим, каждый год пользуемся, и каждый раз ты спрашиваешь: что? кто? откуда? Скоро кипятка лишать будем, память стимулировать.
— Мозговую деятельность стимулируют шоколадом, — задумчиво сказала Ида.
— Помните, рекламу по телевизору крутили? Или по радио?
— Не помним, — мрачно проговорил Женя.
— Не знаем. Не видели.
Поднявшись с кровати, я принялся шарить фонариком по избе.
Рустам сидел возле стола на большом дубовом табурете, подобрав под себя ноги, и закрывался от света дрожащей ладонью. Во второй руке он держал кружку с отбитой по краям эмалью, стараясь поймать стремительно уходящее тепло. С полудня и до самого вечера Рустам пропадал в лесу — поначалу казалось: все, потеряли, без спасателей не обойтись, — а когда вернулся, долго отпаивали горячим чаем, сдирали задубевшие куртку и штаны, закутывали в пуховое одеяло, укладывали отогреваться поближе к «буржуйке». Вернулся с пустыми руками, но главное — вернулся. Теперь по отметкам — толстым желтым полосам вокруг сосновых стволов — можно будет забраться дальше в чащу. Правда, делать это придется в ближайшие дни, иначе снегу наметет по пояс, а через такую толщину мох не просвечивает. В первые дни вообще по проталинам ориентировались, днем без утайки ходили… — Пойдем, — я навел фонарик на Женю и стал с ухмылкой наблюдать, как он пытается вылезти из продавленной чуть ли не до пола раскладушки.
— Предлагаю Рустама тоже оставить. Чего доброго, свалится на полпути, потом тащи его. Смотри, туша какая.
— Моя туша, сам понесу, — обиделся Рустам.
— Кто вам лыжню прокладывать будет?
— Сами проложим, безногие, что ли? — сказал я.
— Тем более, вдоль высоковольтки сначала пойдем, там: во-первых, не потеряемся, во-вторых… — Не волнуйся, Макс, — перебил меня Женя, — раз боров уверен, боров осилит. Ну, подморозило его чуток, так сразу в гроб класть? Не позорь здоровяка перед женщиной.
Я плотно стиснул зубы, однако ничего не ответил. Вот ведь гад! Если Рустам и думал оставаться, теперь его ни за что не переубедить. Даже Идины слова не возымеют должной силы. Но Ида, не желая ввязываться в бесполезный спор, молчала. Или уже крепко спала.
— Одеваемся, — глухо сказал Рустам. Он с сожалением глянул на сохнущую подле печки одежду и полез в шкаф за старой курткой, да видавшими виды потертыми штанами.
— Погуляем! — Женя радостно потер руки.
— Чувствую, к утру пакет мха наберем. Приедем в Москву, от покупателей отбоя не будет. Где они еще свежачок найдут?
— Каждый вечер гуляем, не надоело еще? — спросил я.
— Напоремся когда-нибудь на деда, мигом мозги на место вставит. Говорю ведь: удочки сматывать пора, и так складывать этот мох уже некуда. На халяву долго не протянешь.
— Паникеров — за борт, — сказал Женя.
— Еще денек-другой с нами проведешь, крысы с судна побег устроят… Разлагающий элемент, вот ты кто.
— Так, — Рустам загородил собою Женю, и луч фонарика уперся ему в грудь, — знаки на лыжах обновлять пора. От медведей по-любому не спасут, а волки чуют, когда слабину дашь. Краска у тебя осталась?
— В банке на шкафу посмотри, — сказал я.
— Правда, хватит от силы на два раза. В деревню надо идти, запасы пополнять.
Кивнув, Рустам ушел в темноту. Послышался шорох, звон, недовольное бормотание. Что-то громко стукнуло об пол и покатилось.
— Давай обычной краской рисовать, — засмеялся Женя.
— Стыдно для мелких знаков столь драгоценную вещь тратить. Да и фигня это полная. Кто, интересно, сказал, что они помогают? Деньги с нас, лопухов, содрали, а мы радуемся, за мхом вразвалочку ходим.
— На лыжах, положим, вразвалочку не походишь, — заметил я.
— Образно выражаясь, — уточнил Женя.
— Об-раз-но. Рисовать образы научился, попробуй ими мыслить.
Вернулся раскрасневшийся Рустам со стеклянной банкой в руках.
— Ну, все, — сказал он, — выходим.
— Да, да, да, — Женя вдруг заторопился.
Страница
2 из 8
2 из 8