Я подумал вначале, что это маленькие градины. А потом пригляделся, и понял, что это такие камушки. Даже наклонился, взял один перламутровый плевочек в руки…
Добавить в моё избранное
24 мин, 23 сек 16203
Ничего себе! Вся дорожка от проржавевшей калитки до самого крыльца засыпана мелкими жемчужинами. Я ещё хотел спросить, какого фига не золотом дорожка залита, чего мелочиться-то, но промолчал, оглядывая мрачную картину: маленький пустой двор — ни тебе скамейки, ни деревца — высокий забор и деревянный дом посередине с двумя тёмными окнами.
Хорошо ещё, что до крыльца было недалеко! Я как-то не привык топтать драгоценности, да и выдержать хруст мертвенно скалящихся жемчужин под ногами никаких сил не хватало: мне чудилось, что это зубы устилают всю землю. Зубы всех, кто сгорел в этом доме.
В доме нас поджидал покойник. Там же имелась печка специальной конструкции, а всем тонкостям ремесла крематора меня должен был научить Харя. Так все его звали. Я спросил, настоящее это имя, или как. А он ехидно так выдал: «Или как… Настоящего имени у меня нет. Да и у тебя скоро не будет. А для всего остального — любое сойдёт, хоть Горшок.» С того разговора он меня только так и называл. Так что, теперь вы знаете, как меня зовут.
Квадратный дом, неопрятно выкрашенный красным, в зимних сумерках гляделся ободранной тушей мамонта. Так мне в тот, первый, день показалось. Чуть не блеванул прямо на дорожку, вот как проникся! Да оно и понятно, я о такой работе впервые задумался. Не, я, конечно, знал, про всякие морги-крематории, только никогда не думал, что самому придётся этим заняться.
Харя долго возился с замёрзшим замком, а я топтался на нижней ступеньке, разглядывая порванный ватник на его спине и размышляя о всяком-таком, вроде странностей судьбы. Вообще-то я не слабонервный, поэтому мне Харя эту работу и предложил. Устраиваться как-то надо было на новом месте, а никакого другого занятия не подвернулось. Грузчиком хотел в универмаг — не взяли, внешность не шибко располагающая, что ли? Как и у Хари, впрочем. Вот и досталась мне такая работа.
Внутри мне понравилось больше. На полу, возле печки, плясали оранжевые отблески из-за неплотно прикрытой заслонки. И освещение мне напомнило новогоднее что-то: когда свет и веселье, а ты из тёмной комнаты через щёлочку пытаешься выследить Деда Мороза. Харя чем-то там почиркал и зажёг несколько свечей на полках. В комнате стало совсем светло, я разглядел стол посередине, где громоздился труп, пару ветхих стульев рядом, шкафы с облезшей белой краской на боках. А на всех стенах висели такие… О! Я таких никогда и не видел. Их глаза загадочно блестели, руки, обвитые драгоценными браслетами, звали к себе и показывали, и… А одежда у них была… волшебная, совсем не такая, как у меня или у Хари, или у продавщицы, например. Я засмотрелся на фей, чувствуя, как что-то горячее поднимается к горлу… Что, понравились? — хохотнул Харя, заметив, как я на них уставился.
Красный вихрь отпустил мою голову, продолжая кружить где-то рядом. Я вдохнул; в горле, словно наглотался песку, что-то сдавило.
Мои девочки, знакомься! — Харя удивлённо покачал головой, — Вот уж не думал, — пробормотал он себе под нос.
Я продолжал разглядывать фотографии на стенах. Там были не только феи, были и страшные старухи, и ещё какие-то мужики, одетые не по-нашему. Я никак не мог понять, чего тут не так: словно бы и не из фильма про каких-нибудь эльфов, а вот в натуре эти люди ходили тут… Странные такие фотографии. На одной мужик в плаще мне показался ужасно знакомым, я напрягся, пытаясь вспомнить, но меня отвлёк Харя.
Давай-давай, поворачивайся! Работать надо… Вишь, уже воняет. А то будешь тут таращиться до полуночи!— неожиданно рассвирепел он.
А ч-что делать-то? — с трудом отрываясь от созерцания, включился я.
Понимать надо: мне другой работы вовек не сыскать. Харя меня выручил, можно сказать, поэтому сердить его я не собирался.
Что-что! Тащи вон тот противень… Вон тот, здоровый… В углу, за шкафом… — командовал Харя, громыхая заслонкой и чертыхаясь, когда обжигался.
А я пёр огромный почерневший «противень» с маленькими железными колёсиками.
Ага, ставь здесь пока… Из шкафа… Да не из этого! Бутылочку видишь? На самой верхней, да! Сюда давай! — и я волок здоровую тяжеленную бутыль в липких потёках чего-то горючего.
Наконец покойник был водружён на «противень», щедро полит из бутылки, и мы, кряхтя, подняли его на уровень топки. Харя ловко пристроил передние колёсики на специальные рельсы внутри и с грохотом закатил в нестерпимо жаркое нутро печки моего «первого клиента», как он выразился. Потом закрыл топку и заложил железным засовом. До предела открыл два поддувала. В печке и в трубе сразу загудело, завыло. Мне аж жутко сделалось. А Харя, склонив голову набок, прислушался и удовлетворённо кивнул:
Хорошо горит. Ну, что ж… Помянем… — и он зашурудил в спортивной сумке, выставляя на стол три бутылки водки, буханку хлеба, батон колбасы, лук, очищенный и четвертинками нарезанный, огурцы солёные в полиэтиленовом пакетике, капусту квашеную, тоже в пакете, и стеклянную банку с салатом оливье, — Родственники угостили, — пояснил он, кивая на печку, из которой доносились жуткие звуки, совсем не похожие на обычное гудение в трубе.
Хорошо ещё, что до крыльца было недалеко! Я как-то не привык топтать драгоценности, да и выдержать хруст мертвенно скалящихся жемчужин под ногами никаких сил не хватало: мне чудилось, что это зубы устилают всю землю. Зубы всех, кто сгорел в этом доме.
В доме нас поджидал покойник. Там же имелась печка специальной конструкции, а всем тонкостям ремесла крематора меня должен был научить Харя. Так все его звали. Я спросил, настоящее это имя, или как. А он ехидно так выдал: «Или как… Настоящего имени у меня нет. Да и у тебя скоро не будет. А для всего остального — любое сойдёт, хоть Горшок.» С того разговора он меня только так и называл. Так что, теперь вы знаете, как меня зовут.
Квадратный дом, неопрятно выкрашенный красным, в зимних сумерках гляделся ободранной тушей мамонта. Так мне в тот, первый, день показалось. Чуть не блеванул прямо на дорожку, вот как проникся! Да оно и понятно, я о такой работе впервые задумался. Не, я, конечно, знал, про всякие морги-крематории, только никогда не думал, что самому придётся этим заняться.
Харя долго возился с замёрзшим замком, а я топтался на нижней ступеньке, разглядывая порванный ватник на его спине и размышляя о всяком-таком, вроде странностей судьбы. Вообще-то я не слабонервный, поэтому мне Харя эту работу и предложил. Устраиваться как-то надо было на новом месте, а никакого другого занятия не подвернулось. Грузчиком хотел в универмаг — не взяли, внешность не шибко располагающая, что ли? Как и у Хари, впрочем. Вот и досталась мне такая работа.
Внутри мне понравилось больше. На полу, возле печки, плясали оранжевые отблески из-за неплотно прикрытой заслонки. И освещение мне напомнило новогоднее что-то: когда свет и веселье, а ты из тёмной комнаты через щёлочку пытаешься выследить Деда Мороза. Харя чем-то там почиркал и зажёг несколько свечей на полках. В комнате стало совсем светло, я разглядел стол посередине, где громоздился труп, пару ветхих стульев рядом, шкафы с облезшей белой краской на боках. А на всех стенах висели такие… О! Я таких никогда и не видел. Их глаза загадочно блестели, руки, обвитые драгоценными браслетами, звали к себе и показывали, и… А одежда у них была… волшебная, совсем не такая, как у меня или у Хари, или у продавщицы, например. Я засмотрелся на фей, чувствуя, как что-то горячее поднимается к горлу… Что, понравились? — хохотнул Харя, заметив, как я на них уставился.
Красный вихрь отпустил мою голову, продолжая кружить где-то рядом. Я вдохнул; в горле, словно наглотался песку, что-то сдавило.
Мои девочки, знакомься! — Харя удивлённо покачал головой, — Вот уж не думал, — пробормотал он себе под нос.
Я продолжал разглядывать фотографии на стенах. Там были не только феи, были и страшные старухи, и ещё какие-то мужики, одетые не по-нашему. Я никак не мог понять, чего тут не так: словно бы и не из фильма про каких-нибудь эльфов, а вот в натуре эти люди ходили тут… Странные такие фотографии. На одной мужик в плаще мне показался ужасно знакомым, я напрягся, пытаясь вспомнить, но меня отвлёк Харя.
Давай-давай, поворачивайся! Работать надо… Вишь, уже воняет. А то будешь тут таращиться до полуночи!— неожиданно рассвирепел он.
А ч-что делать-то? — с трудом отрываясь от созерцания, включился я.
Понимать надо: мне другой работы вовек не сыскать. Харя меня выручил, можно сказать, поэтому сердить его я не собирался.
Что-что! Тащи вон тот противень… Вон тот, здоровый… В углу, за шкафом… — командовал Харя, громыхая заслонкой и чертыхаясь, когда обжигался.
А я пёр огромный почерневший «противень» с маленькими железными колёсиками.
Ага, ставь здесь пока… Из шкафа… Да не из этого! Бутылочку видишь? На самой верхней, да! Сюда давай! — и я волок здоровую тяжеленную бутыль в липких потёках чего-то горючего.
Наконец покойник был водружён на «противень», щедро полит из бутылки, и мы, кряхтя, подняли его на уровень топки. Харя ловко пристроил передние колёсики на специальные рельсы внутри и с грохотом закатил в нестерпимо жаркое нутро печки моего «первого клиента», как он выразился. Потом закрыл топку и заложил железным засовом. До предела открыл два поддувала. В печке и в трубе сразу загудело, завыло. Мне аж жутко сделалось. А Харя, склонив голову набок, прислушался и удовлетворённо кивнул:
Хорошо горит. Ну, что ж… Помянем… — и он зашурудил в спортивной сумке, выставляя на стол три бутылки водки, буханку хлеба, батон колбасы, лук, очищенный и четвертинками нарезанный, огурцы солёные в полиэтиленовом пакетике, капусту квашеную, тоже в пакете, и стеклянную банку с салатом оливье, — Родственники угостили, — пояснил он, кивая на печку, из которой доносились жуткие звуки, совсем не похожие на обычное гудение в трубе.
Страница
1 из 7
1 из 7
