Cотки

— На колени, ты, придурок! Будешь искренен — может, еще получишь свою шавку назад… При условии, что я больше ее не увижу!

Сосед тяжело дышал, пуча глаза и не решаясь подойти к корчащейся собаке.

— Ну что? — поторопила я его.

— Вы… что делаете… права не имеете… я в милицию… Он не мог видеть мистера Черепа и соображал еще медленней обычного; это раздражало.

— Два с половиной… Три! — Я картинно взмахнула рукой, и мистер Череп свернул псине шею.

— Finita la comedia. Memento о моменто mori, придурок.

Прошел десяток секунд, не меньше, прежде, чем сосед осознал произошедшее. То есть — ошибочно предположил, что осознал.

— Как, что ты… Да я тебя… — Он сжал кулаки и шагнул ко мне, но споткнулся и против воли грохнулся на колени, опутанный невидимой веревкой: к грубой физической силе таланты мистера Черепа не сводились.

— Ты, меня? Ну-ка посмотрим! — Я подошла к соседу вплотную и заглянула в глаза.

— Что-то не похоже, чтобы у тебя могло получиться, тебе так не кажется?

Руки мистера Черепа сомкнулись на его горле, и во взгляде его проступило уже знакомое мне выражение животного ужаса. Как бы он ни был глуп, смертельную хватку он почувствовал и сообразил-таки, что может в любую секунду разделить незавидную судьбу своей обожаемой псины.

— Я тут подумала — с собачкой твоей я погорячилась малость. Пусть она с рождения дурная, но все же. Собаки хозяев не выбирают. Это ведь не сама она такая выросла — это ты ее такой воспитал. Ты! — Я пнула его в пах; он, взвыв, рухнул на бок.

— Это тебе за твою собаку. Понял, придурок? А это — за всех, кого она подрала, кому приходилось от нее драпать, нюхать ее дерьмо! — Я пнула его еще раз, но попала по бедру; пришлось повторить.

— Скажи спасибо, не заставляю языком тут все начисто вылизать! Считай, сегодня тебе повезло… Но мой добрый тебе совет — не заводи больше собак.

Мистер Череп отодвинул его с прохода, ткнув носом в лужу собачей мочи, и я поспешила подняться к себе: хлопнула дверь подъезда, а присутствие зрителей на этом небольшом спектакле было для меня нежелательно.

Мистер Череп, конечно, пошел со мной. С того дня он всегда был со мной.

Ночью мы сидели на кухне, глядя друг на друга. Я сожалела о том, что он не может говорить. Со спины, как и на сотке, мистер Череп выглядел невысоким мужчиной средних лет, простоватым видом и манерой держаться располагающим к себе. Округлый затылок укрывали короткие темные волосы — но лицом служила голая кость: это был не обман, не иллюзия, не маска. В непроницаемой темноте пустых глазниц мне чудился вопрос: «А у тебя — что под кожей?» Какова моя изнанка, моя оборотная сторона? Взгляд мистера Черепа — невероятный, требовательный, мудрый — щекотал нервы; мой сегодняшний ответ был ясен, но не достаточен… Мне он не казался достаточным.

Мы долго сидели так. За шкафом и в ящике стола шуршали картоном демоны и зомби, упыри и мумии, все самые невероятные уродцы, каких только смогла породить фантазия производителей соток. Я знала, что, стоит мне приказать — и монстры обретут реальность, но молча сидела над стаканом с остывшим чаем до того часа, как за окном начало светать. Сидела и смотрела на мистера Черепа. Неясное недовольство, какое-то неудовлетворенное желание теснилось в груди, но я не вполне понимала, чего мне хочется.

За следующие три месяца случилось многое.

Влад, получивший после разыгранной мной комбинации место начальника отдела, отнесся к своему назначению без энтузиазма, даже с подозрением, хотя я ничего не говорила ему о своей в том роли. Отношения наши портились с каждым днем, пока не закончились полным разрывом; мы перестали даже здороваться, сталкиваясь в офисе. Это, вопреки моим ожиданиями, серьезно задело меня — оказалось, я успела привязаться к нему сильнее, чем думала. Пытаясь отвлечься, я углубилась в работу, но в нашей шарашкиной конторе дела шли вяло, так что при первой возможности я переметнулась к конкурентам. Провернула для них несколько рискованных сделок, об обстоятельствах которых до сих пор предпочтительнее будет умолчать, перескочила, таким образом, пару ступеней карьерной лестницы и, добавив старые накопления, поменяла машину на приличествующую новому статусу модель. Но, что бы я ни делала, чувство смутной неудовлетворенности только росло.

Влад был не единственным, в отношениях с кем настала перемена. Коллеги и друзья, даже дядя — все они избегали ссориться, но, казалось, старались иметь со мной дело как можно реже. Это когда огорчало меня, а когда, напротив, радовало — так больше времени оставалось для работы; но чаще всего — злило, и лишь только моя лень уберегла некоторых из моих бывших приятелей от тесного знакомства с мистером Черепом.

Я сама… Не могу сказать, чтобы я вовсе не замечала в себе изменений: кое-что замечала.