Когда свободу обретем

Закадровый смех натужно подсказывал, где смеяться, а от тусклого света абажура клонило в сон. Отец писал за стенкой, тарабаня пальцами по старой пишущей машинке, и то и дело прикладывался к бутылке. Тинн с каким-то отрешенным спокойствием ждала, когда он выбросит пустую бутылку и, хлопнув дверью, пойдет встречать маму с поздней смены. Но на этот раз все было спокойно. Тупой смех из телевизора заставил ее вздрогнуть и подобрать под себя ноги. Старые диванные пружины скрипнули, словно раненый дельфин. А затем стало очень тихо. Абажур мигнул и погас. Тинн не испугалась, потому что перепады напряжения случались часто. Она ждала, что в комнату пойдет папа и зажжет свечи, но он не пришел. Лишь звякнула машинка.

Тинн сидела в темноте, сжимая пульт в руках, и чувствовала, что должно случиться что-то ужасное.

— Пап? — робко позвала она. Но папа не отозвался, продолжая печатать.

Слезть с дивана и взять свечу она не могла. Казалось, что если она опустит ногу, то кто-нибудь непременно схватит за лодыжку. Мэл потом сказал, что детский страх спас ей жизнь.

Она переползла на правый край дивана и нащупала телефонную трубку. Гудки словно вернули ее к жизни. Но куда она позвонит? В полицию? И скажет, что боится слезть с дивана и взять свечу? Тинн положила трубку обратно на рычаг. И тут из-за туч выглянула круглая, полная луна, словно глаз бога (или длань отца Мириэля), и осветила кусок утренней газеты с объявлениями: отец опять пытался искать работу.

«Библиотекари на дом!

Если вы уверены, что полиция Вам не поможет, что Вас посчитают сумасшедшим, звоните в городскую Библиотеку им. Эдгара По по тел»….

Тинн схватила трубку и набрала номер.

— Библиотека! — пропел приятный женский голос.

— Отдел миропрядцев. Чем могу помочь?

У Тинн пересохло в горле.

— Свет! — прохрипела она.

— Свет отключился. Я боюсь… там папа один… он молчит.

Даже для нее самой это прозвучало очень глупо и по-детски. Казалось, добрый женский голос сейчас отругает ее.

— Говорите адрес, — вдруг сказал голос.

— Миропрядцы уже в пути.

А дальше случилось то, из-за чего Тинн получила свою работу. Папа вышел из комнаты, чуть пошатываясь, словно пьяный. Луна высвечивала его взлохмаченные волосы и криво сидящие очки. Он нелепо вытянул руки, словно намериваясь схватить дочь. На его кулаках сидело по маленькой мохнатой твари со множеством паучьих ног, которые беспрестанно шевелились, направляя действия марионетки. За отцом волочился черный след: не то кровь, не то слизь.

Тинн открыла рот и громко закричала, закрывая уши ладонями. Она не могла отвести глаз от того, во что превратился ее отец. Она кричала и кричала, а он тянулся к ней своими паучьими руками.

Пространство между ними лопнуло, отбрасывая Тинн за диван, а отца в сторону коридора.

— Уходи, уходи, уходи, уходи… — как заведенная, забормотала она, а ее ноги захлестывала черная жижа.

— Тебя нет, тебя нет, тебя нет, тебя нет, тебя нет… Отец наклонился над ней, и Тинн взмахнула руками, словно захотел вырезать его из комнаты, переместить туда, где он ее не достанет. И у нее это получилось. Она отбросила отца в кухню. Всхлипывая, Тинн отползла в прихожую и забилась в шкаф между зимними куртками. Пахло пылью, мамиными духами и шариками от моли.

Вскоре в дверь раздался звонок, а затем кто-то вошел в квартиру. Голоса, топот, — все слилось в единый комок ужаса. И, когда дверца шкафа распахнулась, и в тусклом свете лампочки на нее взглянуло уставшее, изборожденное морщинами лицо начальника отдела миропрядцев Мэла Кинга, Тинн поняла, что плакать — самое естественное занятие на свете.

— Приехали! — пропел Ксандер, заглушая мотор. Это был крупный мужчина лет сорока, немного похожий на злого редактора из комиксов про Человека-паука, только в два раза толще.

Тинн застонала, предвидя ту кучу бумажной работы, а еще пару десятков объяснительных, которые предстоит написать в ближайшие дни.

— Эй! — хрипло окликнули откуда-то снизу.

— Это ты — Тинн Океншильд? — Голос был какой-то ненастоящий, словно пытался говорить синтезатор речи.

— Я здесь.

Наконец Тинн взглянула вниз. Перед ней сидел тощий черный пес, дворовая помесь овчарки, ретривера и куджо. Тинн для надежности, что не тронулась умом, взглянула наверх. Полная луна. Тогда это объясняло то, что пес заговорил с человеком.

— Да это я. А ты кто такой?

— Я Лорд.

— Пес произнес это своим механическим голосом, но с явным оттенком гордости.

Тинн постаралась не засмеяться. Не Хвостик, не Лохматик и даже не Нюх. Лорд.

— Что ты хотел, Лорд? Должно быть, что-то очень важное, раз ты тратишь свои часы разговора на меня.

— Да. Мой хозяин ждет тебя завтра в десять утра в соборе на пятой улице.

Выплюнув это, пес взглянул на нее и растворился в темноте.