Раньше я не любил убивать. Когда в детстве все мальчишки издевались над кузнечиками, а особо смелые мучали кошек и собак, я заступался за бедных животных, за что нередко оказывался побитым. Жизнь — это святой дар, которым никто не в праве распоряжаться, кроме его хозяина…
23 мин, 51 сек 1004
Иными словами, каждый сам является хозяином своей жизни. Так я думал тогда, и думал еще на протяжении нескольких лет. Но с тех пор в моей жизни произошло много разных событий, повлиявших не только на мое мышление, но и на отношение к жизни. Когда кто-то сверху приказывает тебе перерезать горло десятилетнему мальчику, у тебя есть только два варианта: подчиниться и выполнить приказ, или воспротивиться, повернуться лицом к тому ничтожеству, которое отдало такое бесчеловечное распоряжение. Первый вариант лишает тебя частички души, второй приводит к неминуемой смерти от рук товарищей и граждан твоего же государства. Конечно, ты можешь сказать «нет», потом достать Люгер и сделать пару выстрелов по своим, возможно смертельных. В любом случае, рано или поздно, тебя найдут и уничтожат. И останется только молиться, чтобы смерть была легкой и быстрой.
Возможно, потому что своей смерти я боялся куда больше, чем смерти чужих, незнакомых мне людей, в тот первый раз, после недолгих раздумий я выбрал именно первый вариант. Я не знаю, как звали того парнишку, но его взгляд (эти животные не позволили даже накинуть на его голову мешок), взгляд полный абсолютной ненависти и презрения и совсем чуть-чуть — страха, я вспоминаю каждый раз, когда закрываю глаза перед сном. Еще час назад он бегал по полю и, несмотря на творящийся в мире хаос, радовался жизни, мечтая стать солдатом, защищающим свою родину. А мой палец, спустивший курок пистолета, в одно мимолетное мгновение отправил смертоносную пулю ему в голову, навсегда остановив молодое сердце, а вместе с ним и юные светлые мечты. Он был первым, но после было много других: как взрослых, так и детей. Сначала я считал каждого, в глубине души глупо надеясь, что этот подсчет как-то поможет избежать того ада, который я непременно заслужил. Когда их стало слишком много, я стал считать только детей, но и их количество росло с таким быстрым темпом, что я вскоре сбился со счета и, в конце концов, смирился со своей участью вечных мук в преисподней. А взгляд того мальчишки до сих пор всплывает в моей памяти за секунды до сна. Как я уже говорил, первый вариант лишает тебя частички души. У меня души больше не осталось. Слишком часто я выбирал первый вариант. Однако, как известно, наши действия не всегда исходят от души или разума — зачастую мы делаем неосознанный выбор, не подкрепленный какими-либо доводами или убеждениями. Если хотите, считайте это моей версией теории хаоса. Именно из-за нее в тот день произошло нечто, кардинально изменившее мою жизнь.
Шел июль сорок первого, наш «штурм» вошел в очередную советскую деревню. Мы не встретили никакого сопротивления, не считая пары сумасшедших дедов, схватившихся за вилы и возомнивших себя героями-спасителями родного края. Их тощие трупы бросили у дороги, на въезде в деревню.
Через пятнадцать минут по моему приказу на центральной улице были построены все жители деревни. К тому времени меня уже повысили до гауптштурмфюрера. В нашем штурме на тот момент было 86 человек. Примерно половину из них я отправил по домам для тщательного обыска. Остальные смотрели за русскими, чтобы никто не убежал и ничего не натворил. В деревне оказалось всего тридцать жителей, среди которых были женщины, старики, дети и несколько молоденьких девушек. Стояла невыносимая жара, пот заливал глаза, воздух был настолько горяч, что любое резкое движение вызывало жжение на коже и головокружение. Из алюминиевого ковша я отпил ледяной колодезной воды, поморщился от ломоты в зубах и неторопливо прошелся вдоль шатающихся от палящего солнца жителей. Они все стояли, опустив головы и уставившись в землю под ногами. Тогда мне показалось, что в воздухе запахло страхом и чем-то похожим на ненависть. Сейчас я уже и сам не могу понять и объяснить это чувство, но оно совершенно точно ощущалось в тот день, в той деревне. Как выяснилось позже, эта деревня вообще была слегка необычной, но лучше обо всем рассказать по порядку… Так было принято, что в нашем штурме обязательно был один русский, выполняющий роль переводчика. Удивительно, но практически в каждой деревне, в любом захолустье находился хотя бы один знаток немецкого языка. Молодой переводчик, которого мы взяли с собой пару недель назад (кажется, его звали Михаил) по моему приказу вышел вперед и стал переводить мои слова, обращенные к жителям деревни:
— Мы не собираемся никому причинять вреда. Мы всего лишь зачищающий отряд. Иными словами, мы подготавливаем вас к тому, что через день-другой к вам прибудет отряд, который официально объявит вас территориальной единицей Третьего Рейха. А пока запомните одно единственное правило: выполняйте любые наши приказы без промедлений и возражений, и все останутся живы. А теперь, если у кого-то возникли какие-либо вопросы, самое время их задать.
Я оглядел жителей, бездумно разглядывающих свои ноги, и уже собрался продолжить речь, как один сморщенный старик с красными слезящимися глазами на шатающихся ногах вышел вперед и поднял голову, посмотрев мне в глаза.
Возможно, потому что своей смерти я боялся куда больше, чем смерти чужих, незнакомых мне людей, в тот первый раз, после недолгих раздумий я выбрал именно первый вариант. Я не знаю, как звали того парнишку, но его взгляд (эти животные не позволили даже накинуть на его голову мешок), взгляд полный абсолютной ненависти и презрения и совсем чуть-чуть — страха, я вспоминаю каждый раз, когда закрываю глаза перед сном. Еще час назад он бегал по полю и, несмотря на творящийся в мире хаос, радовался жизни, мечтая стать солдатом, защищающим свою родину. А мой палец, спустивший курок пистолета, в одно мимолетное мгновение отправил смертоносную пулю ему в голову, навсегда остановив молодое сердце, а вместе с ним и юные светлые мечты. Он был первым, но после было много других: как взрослых, так и детей. Сначала я считал каждого, в глубине души глупо надеясь, что этот подсчет как-то поможет избежать того ада, который я непременно заслужил. Когда их стало слишком много, я стал считать только детей, но и их количество росло с таким быстрым темпом, что я вскоре сбился со счета и, в конце концов, смирился со своей участью вечных мук в преисподней. А взгляд того мальчишки до сих пор всплывает в моей памяти за секунды до сна. Как я уже говорил, первый вариант лишает тебя частички души. У меня души больше не осталось. Слишком часто я выбирал первый вариант. Однако, как известно, наши действия не всегда исходят от души или разума — зачастую мы делаем неосознанный выбор, не подкрепленный какими-либо доводами или убеждениями. Если хотите, считайте это моей версией теории хаоса. Именно из-за нее в тот день произошло нечто, кардинально изменившее мою жизнь.
Шел июль сорок первого, наш «штурм» вошел в очередную советскую деревню. Мы не встретили никакого сопротивления, не считая пары сумасшедших дедов, схватившихся за вилы и возомнивших себя героями-спасителями родного края. Их тощие трупы бросили у дороги, на въезде в деревню.
Через пятнадцать минут по моему приказу на центральной улице были построены все жители деревни. К тому времени меня уже повысили до гауптштурмфюрера. В нашем штурме на тот момент было 86 человек. Примерно половину из них я отправил по домам для тщательного обыска. Остальные смотрели за русскими, чтобы никто не убежал и ничего не натворил. В деревне оказалось всего тридцать жителей, среди которых были женщины, старики, дети и несколько молоденьких девушек. Стояла невыносимая жара, пот заливал глаза, воздух был настолько горяч, что любое резкое движение вызывало жжение на коже и головокружение. Из алюминиевого ковша я отпил ледяной колодезной воды, поморщился от ломоты в зубах и неторопливо прошелся вдоль шатающихся от палящего солнца жителей. Они все стояли, опустив головы и уставившись в землю под ногами. Тогда мне показалось, что в воздухе запахло страхом и чем-то похожим на ненависть. Сейчас я уже и сам не могу понять и объяснить это чувство, но оно совершенно точно ощущалось в тот день, в той деревне. Как выяснилось позже, эта деревня вообще была слегка необычной, но лучше обо всем рассказать по порядку… Так было принято, что в нашем штурме обязательно был один русский, выполняющий роль переводчика. Удивительно, но практически в каждой деревне, в любом захолустье находился хотя бы один знаток немецкого языка. Молодой переводчик, которого мы взяли с собой пару недель назад (кажется, его звали Михаил) по моему приказу вышел вперед и стал переводить мои слова, обращенные к жителям деревни:
— Мы не собираемся никому причинять вреда. Мы всего лишь зачищающий отряд. Иными словами, мы подготавливаем вас к тому, что через день-другой к вам прибудет отряд, который официально объявит вас территориальной единицей Третьего Рейха. А пока запомните одно единственное правило: выполняйте любые наши приказы без промедлений и возражений, и все останутся живы. А теперь, если у кого-то возникли какие-либо вопросы, самое время их задать.
Я оглядел жителей, бездумно разглядывающих свои ноги, и уже собрался продолжить речь, как один сморщенный старик с красными слезящимися глазами на шатающихся ногах вышел вперед и поднял голову, посмотрев мне в глаза.
Страница
1 из 7
1 из 7